"Я" - Константин Щемелинин

В случае с творчеством культурных и научно-технических работников их национальность в деле признания их заслуг перед человечеством тоже играет роль, но гораздо меньшую, чем в случае с ответственными лицами — это связано с тем, что результаты труда творческих людей — картины, музыкальные произведения, научные труды, а также оригинальные инженерные решения и изобретения — вненациональны, поэтому для признания или же непризнания заслуг таких людей перед человечеством, во-первых, хватает нескольких веков после их смерти, а во-вторых, национальность играет роль только в самый первый момент утверждения и признания их работ.

Надеюсь теперь тебе стал понятнее мир людей и то, как люди оценивают друг друга, а посему я продолжаю свое повествование дальше.

Я постиг человека во всей его полноте, и теперь я знаю, почему ни один человек не может сделать то же самое; а также знаю, почему я не могу объяснить все это людям. Я знаю все о человеке, все во всеобъемлющем значении этого слова!

И вот однажды он — человек — моя главная половина, попросил меня — почти бога (а может быть, приказал?) найти для себя тихое место где-нибудь в начале нашей эры, чтобы можно было спокойно пожить, порыбачить, а главное, собраться с мыслями и понять, что же с нами произошло и что нам теперь надо делать дальше.

Конечно же, невзирая на возникшую между нами пропасть, я обеспечил ему такое место, организовал палатку, еду и рыболовные принадлежности и перенес его туда. Он жил там, ловил рыбу и думал.

Я видел все его мысли, а он мог видеть лишь небольшую часть моих мыслей. Это происходило не потому, что я не показывал или же прятал от него свои мысли и чувства — нет, совсем нет, просто я — гигантский разум по сравнению с ним и, естественно, он просто физически не мог охватить меня всего целиком.

А потом к нему подошел человек. Это был охотник, одетый в какие-то рваные вонючие лохмотья: он не мылся уже много месяцев, в руках у него были лук, копье и стрелы, а за поясом находился нож. И нож его, и наконечники стрел и копий у него были металлические, а не каменные или же костяные — то был человек железного века, и он очень удивился, увидев на берегу реки странную палатку и одетого в необычную и диковинную одежду рыболова, но не испугался, так как они были один на один. Житель тех далеких времен вел себя мирно, не проявляя агрессивных намерений; он остановился неподалеку, поднял вверх правую руку раскрытой ладонью вверх и что-то прокричал.

Далее, читатель, я буду рассказывать, подразумевая под словом "я" и себя, и этого моего человека-родоначальника вместе, как единое целое; к тому же, когда он говорил или думал "я", то под этим понятием он подразумевал и меня, и себя как одного сверхчеловека. Так будет правильнее: хоть он и я — разные, но все-таки мы пока еще одно целое, мы с ним, как две стороны одной медали, как война и мир, — вроде бы различные, но одного без другого не бывает. Мы еще действуем как одно разумное существо, и это будет продолжаться до тех пор, пока нам не придет время расстаться — в свое время мой рассказ подойдет к этому.

Так вот, продолжая свое прерванное повествование, я должен повторить, что языковая проблема существует не для меня. За долю мгновения я могу выучить незнакомый мне язык, используя для обучения мозг собеседника со всеми его знаниями, поэтому-то я легко понял, что охотник спросил меня:

— Кто ты и что ты здесь делаешь?!

— Я — бог и вовсе не обязан отчитываться перед тобой в своих поступках! — воскликнул я.

— Если ты бог, то я, наверное, должен встать перед тобой на колени и молиться тебе? — засмеялся он, и в смехе его я уловил нотки сдерживаемой агрессии: конечно же, он не поверил мне и, задавая этот провокационный вопрос, явно вел дело к стычке.

"Он или безудержный храбрец или же дурак, — подумал я, — потому что он делает вид, что не боится неизвестности, хотя на самом деле боится ее. Охотник прекрасно понимает, что странная одежда и непонятные предметы, которые использует этот рыболов, могут быть опасными для него, и он не может знать, откуда именно исходит эта опасность. Ты по-крупному рискуешь, мой незадачливый собеседник, и интересно бы знать, отдаешь ли ты себе в этом отчет или нет. Я заглянул в его мозг, и понял, что имею дело с храбрецом, который уже оценил меру угрожающей опасности и пришел к выводу, что в любом случае в столкновении один на один он имеет реальные шансы на победу, к тому же, у него был амулет, обладающий значительной чудодейственной силой, на помощь которой он надеялся, когда ему надо было разрушать козни злых духов. Мой собеседник был удачлив в бою, и в своем племени обладал достаточной властью и влиянием. Он полагал, что успеет метнуть копье, до того как этот странный рыболов сможет предпринять что-либо враждебное — наколдовать ли, или же воспользоваться одним из своих необычных предметов. Прочитав эти его мысли, я присмотрелся к копью повнимательнее и обнаружил, что как раз его-то охотник держит в правой руке, а дротики — в левой, и что точно метнуть его на десяток шагов такому опытному воину не составит труда. Но он все равно боялся меня, а так агрессивно вести себя его заставили мои слова о боге, ведь мой собеседник был очень религиозным человеком и уж, конечно, верил в своих истинных богов, но никак не в меня. «Что ж, раз ты такой, то из уважения к тебе я не буду с тобой ссориться», — решил я и сказал:

— К чему все эти глупости? Я сам могу поклониться тебе! — изогнулся в поклоне.

Мне очень понравилась ситуация: бог кланяется человеку! Я веселился от души и поэтому выпрямился и заулыбался. Мой собеседник назвал свое имя и добавил серьезным голосом:

— Я назвал себя, так скажи мне кто ты и не богохульствуй!

Хоть охотник мне и угрожал, но он видел мою покорность и все меньше опасался меня, поэтому, по моему мнению, в ближайшее время явных враждебных действий проявлять не будет. Я распрямил плечи, решительно посмотрел собеседнику в глаза и ответил:

— Да бог я — просто бог! Отпуск у меня, устал я от божественной работы — вот и отдыхаю себе, рыбку ловлю.

— Не зли меня! Бог не такой, как ты, — нахмурился он.

— А какой? Ты его видел? — спросил я в свою очередь.

— Сам я не видел, но люди видели и все рассказали.

Он уже почти не боялся меня — я видел это в его душе, но все равно опасался какого-нибудь неожиданного подвоха.

— Давай не будем спорить, — предложил я, — а лучше поедим; ну а там видно будет.

— Но я не знаю, кто ты и как тебя называть, — засомневался он, — Хотя от предложения не откажусь.

— У меня нет имени: то имя, которое я носил в прошлом, после своего рождения, осталось в прошлом, а имя, которое я буду носить в будущем, пока еще не для меня, ибо я не знаю, дойду ли я до своего будущего, поэтому сейчас, в настоящем, у меня нет имени — можешь называть меня как хочешь — мне все равно.

Мой собеседник гордо вскинул голову — настоящий орел! — и с угрозой сказал:

— Хорошо, раз ты не хочешь говорить свое имя — не говори!

— Не надо ссориться, — успокаивающими тоном произнес я, а потом представился ему первым пришедшим на ум вымышленным именем. Теперь ты принимаешь мое приглашение?

— Я уже сказал — да!

Охотник боялся, что я могу угостить его каким-нибудь колдовским напитком, после чего завладеть его душой, поэтому, прежде чем сесть к столу, он прочитал молитву и потрогал свой амулет. Человек считал, что ему, конечно, безопаснее всего было бы уйти и не есть здесь ничего, а рассказать обо всем воинам своего племени и вернуться уже вместе со всеми, желательно взяв с собой шамана, но любопытство победило холодный расчет; тем более, что мой гость всем своим нутром чувствовал, что второй встречи не будет, и что когда он придет вместе с воинами своего племени, то на этом месте уже не увидит никого и ничего, — и он был прав.

Вместе с языком, который я выучил, используя память своего собеседника, я узнал также и обычаи этого народа, именно поэтому во время трапезы я вел себя точно так, как было принято среди них, и чего совершенно не ожидал от меня мой гость. Мы ели, сидя на медвежьей шкуре, прямо посреди поляны. Охотник насытился, и я почувствовал, что он собирается снова и снова спрашивать меня о том, кто же я на самом деле — любопытство сильнее страха! Он же был мне мало интересен, поэтому я не спрашивал его о том, что он здесь делает один, хотя этот вопрос с моей стороны и был бы естественным — его же гложет интерес ко мне, и он скоро будет спрашивать меня обо всем.

Здесь, в это местности, в то время в основном пили вино, поэтому я достал несколько кувшинов (ибо бутылок они тогда еще не знали), два кубка, и мы начали пить. Вино ему понравилось — это естественно, ведь я выбрал именно то вино, вкус которого он любил. Много мы не пили — так, слегка, чтобы только качнулась голова, и не больше. Раньше, до трапезы, от моего собеседника воняло потом и грязью, а теперь прибавились еще и алкогольные запахи: изо рта и от рубашки, на которую он нечаянно пролил часть содержимого кубка. Аромат был — хоть стой, хоть падай; стоять не хотелось — хотелось упасть. Но что поделаешь, — пригласил гостя — вот и нюхай его!