Ветер удачи - Павел Молитвин

— Разве я похож на толпу?

— Ты похож на упрямого, твердолобого зануду! — процедила сквозь зубы молодая женщина. — Я ушла с пиршества, дабы побыть одной, и не нуждаюсь в чьем-либо обществе. Неужели это так трудно понять?

— Телохранитель — это не общество. Это тень у ног, сторожевой пес, меч в ножнах госпожи, которая должна уже была к этому привыкнуть и смириться с этим, — как можно равнодушнее произнес Сабаар.

— Слушай, человек! Хотя ты родился далеко от Города Тысячи Храмов, до сих пор у меня не было причин обвинять тебя в скудоумии и тупости! Так не разочаровывай же меня и впредь! — На скулах Ильяс заиграли желваки, и Сабаар понял, что она едва сдерживается, чтобы не заорать и не затопать ногами. — Это мой дом! В нем и не может быть подсылов Кешо! И он — погляди сам! — и без того набит охранниками, от вида которых меня уже с души воротит!

Она махнула рукой, указывая вдоль галереи, где у дверей и окон темнели неподвижные фигуры Газахларовых воинов.

— Ступай в пиршественный зал, Сабаар, не испытывай моего терпения. Пора бы уже тебе понять, что если кому и угрожает опасность, то никак не мне. После того как я родила Хутама, именно он, а вовсе не я, будет притягивать к себе все молнии и громы. Он и Таанрет — единственный человек, способный посадить моего сына на императорский престол.

Слова ее, разумеется, не убедили телохранителя, и все же он, поклонившись форани, отвернулся от нее и двинулся по галерее к центральной части особняка. Ильяс была не права, недооценивая собственную персону. Похитив ее, Кешо мог многого добиться от желтоглазого, невзирая ни на что искренне любившего свою жену, но в настоящий момент ей и правда ничего вроде бы не угрожало. Зато при упоминании имени Таанрета Сабаар внезапно почувствовал, как волосы у него на голове шевельнулись, точно от слабого ветерка, а внутри тенькнул приглушенный сигнал тревоги. Будь он и впрямь сторожевым псом, шерсть у него встала бы дыбом, уши прижались к голове, а клыкастая пасть оскалилась. Однако, будучи всего лишь человеком, телохранитель ощутил приближение опасности не столь отчетливо. Беспокойно оглянулся по сторонам, передернул плечами, проверил, легко ли вынимается меч из ножен, и прибавил шагу.

Интуиция редко обманывала воина из племени сехаба, чья звериная почти чуткость не шла ни в какое сравнение с внутренней слепотой и глухотой толстокожих уроженцев столицы, но жизнь в Городе Тысячи Храмов успела уже сказаться и на нем. Перенятая у горожан привычка рассуждать сыграла с ним на этот раз скверную шутку. Вместо того чтобы завопить что есть мочи: «К оружию! На помощь желтоглазому! Спасайте Таанрета!» — он лишь ускорил шаг и передвинул ножны с широким длинным кинжалом на живот. Да и не мог он, больше всего боявшийся прослыть дикарем, поступить иначе. Ибо, пожив в Мванааке, понял, что обитатели столицы здорово отличаются от его соплеменников. Неизмеримо больше, чем совершить ошибку или подлость, осудить невинного или проявить излишнюю жестокость, больше даже, чем быть обкраденными или убитыми, они боятся попасть в неловкое или же смешное положение. А как раз в таком положении он бы и оказался, без видимых причин заорав, что Таанрету грозит опасность. В доме его тестя, в окружении собственных преданных воинов, на пиру…

Впрочем, на пиру-то как раз на желтоглазого и напали в прошлое его гостевание в «Мраморном логове». Быть может, это-то воспоминание и встревожило Сабаара, заставив заподозрить невесть что, услышать грозовые раскаты, в то время как на небе не было ни единого облачка?

Сбежав по центральной лестнице на первый этаж, он устремился направо, к пиршественному залу, около дверей которого по-прежнему стояли два хорошо знакомых ему воина: Хамдан и Вартак. Из-за дверей, ведущих в зал, доносились звуки люмчи, дибулы, фиолы, дуделок и тамтамов. «Значит, тревога была напрасной! Хвала Алой Матери! — мысленно воскликнул Сабаар и тут же привычно поправился: — Алой Матери, Великому Духу, Тахмаангу, Нгуре и Мбо Мбелек!» Не стоит обделять вниманием Богов приютившей тебя земли.

— Охрана пирующих не самое веселое занятие на свете, не так ли? — лучезарно улыбаясь, проговорил он, чувствуя, как начинают расслабляться мышцы лица, и предвкушая грядущее веселье. Раз уж Ильяс не нуждается в его услугах, то почему бы ему не выпить кубок-другой пальмового вина? Среди разносящих блюда служанок и рабынь он, перед тем как Ильяс покинула зал, успел заметить Юмаи, и, ежели девчонка еще помнит его, возвращение в «Мраморное логово» можно будет считать не такой уж великой глупостью, как это представлялось ему прежде.

— Ты оставил Ильяс одну? — спросил Хамдан с непонятной интонацией в голосе.

Улыбку, появившуюся на лице Вартака, иначе как мертвенной назвать было нельзя, и Сабаар вновь почувствовал запах близкой опасности, страха и боли. «Беги! — шепнул ему внутренний, никогда не подводивший его голос. — Беги через черный ход во фруктовые сады, ибо беда уже вошла в этот дом, опалив своим дыханием лица вчерашних друзей…»

— Ильяс послала меня оберегать желтоглазого, — промолвил Сабаар, и тут сквозь перезвон струн, завывание гуделок и перестук тамтамов до него донеслись гневные крики и звон оружия.

«Не ходи!» — беззвучно шевельнулись губы Хамдана, но Сабаар уже шагнул вперед. Толкнул правую створку двери, сознавая, что делает непоправимую глупость, не совершить которую, однако, не может. Если даже хозяева, коим ты поклялся служить, не отличаются умом и сами навлекли на себя беду, негоже отступаться от них в ненастье, коли не сделал это в дни процветания…

Удар последовал мгновенно. Услышав свист опускающейся дубинки, Сабаар вскинул руку, защищая голову, уходя в то же время от удара гибким поворотом тела. Отпрыгнув, упал на колено, вскочил на ноги. Краешком глаза заметил движение слева, скользнул вперед, сделал пируэт между двумя дальними противниками, саданул одного из них локтем под дых, выхватил меч.

Четверо детин, охранявших двери зала изнутри, не собирались убивать каждого входящего. Всерьез — мечами, ножами, кинжалами — дрались люди, скакавшие между пиршественных столов. Там, в глубине зала, лилась кровь, стонали раненые, хрипели умирающие, а эта четверка должна была просто оглушать дубинами всех тех, кто, по мнению Хамдана и Вартака, мог примкнуть к защитникам Таанрета.

Сабаар не колеблясь ткнул острием меча в живот лезущего на него дуром молодца. Убедился, что, хотя клинок вроде бы не встретил сопротивления, выпад достиг цели и парень согнулся пополам. Перерубил опускавшуюся ему на голову дубину и, продолжая движение, рассек бедро следующего нападавшего — сверху вниз, по всей длине.