Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции - Владимир Борисович Пастухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За каких-то несколько лет резко изменился социальный облик путинской номенклатуры. На смену тем, кто до сих пор конвертировал во власть те или иные конкурентные преимущества (деньги, связи, происхождение и т. д.), в политику потянулись те, чьим единственным преимуществом является отсутствие всяких преимуществ. Поскольку движение внутри партии власти пошло не только сверху вниз, но и снизу вверх, то и партия в целом стала более «народной», а значит, если верить Горькому, более приземленной, скучной и практичной.
Все новое – хорошо забытое старое. Деловитость и серость, возможно, скоро снова станут отличительными чертами российского функционера. Почти неизбежно будущее «полевение» партии власти, которой придется-таки обзавестись массовой идеологией. Возвращение партии власти во власть является своего рода восстановлением исторической справедливости. Этот шаг – логичное продолжение реставрационной политики Владимира Путина. Невозможно заниматься воссозданием СССР по всем фронтам и не пытаться возродить КПСС. Но в результате внутри единой до сих пор администрации неизбежно возникнут два стержня – «силовой» и «цивильный» (не путать с «либеральным»). Безусловно, этим двум стержням будет трудно ужиться в одной «политической берлоге». Столкновения «молодых волков» и «питерских» будет трудно избежать. Глобальный конфликт между ними – это лишь вопрос времени.
Через приоткрытую дверь, в первую очередь через «Единую Россию», в путинскую политику хлынул поток беспринципных и напористых карьеристов. В массе своей они искренние государственники, потому что, кроме как на государство, им рассчитывать не на кого. Их много, сзади и снизу их подпирают те, кто не протиснулся в первые ряды. Это по-настоящему массовое движение (в отличие от оппозиционного), новый железный поток. Эти люди уже сейчас готовы занять все существующие государственные должности. Но на хлебных местах как в центре, так и в провинции расселись силовики и бандиты. То, чего не удалось сделать демократическим путем, может случиться вследствие институализации клановой конкуренции. Борьба «партийцев» с «силовиками», возможно, приведет к тому, что наиболее массовидные и поверхностные проявления коррупции будут действительно пресечены. Их место вновь займут регулируемые чиновничьи (номенклатурные) привилегии. Будет происходить существенное перераспределение властных полномочий внутри путинской вертикали, многие ныне доминирующие кланы потеряют свое абсолютное влияние.
В принципе больше всех от этого выиграет Владимир Путин, под руками у которого оказываются два властных рычага вместо одного. Ведь ему остро нужен новый, дополнительный аппарат власти, на который он мог бы опереться в борьбе не только со своими врагами, но и со своими друзьями. Это, конечно, не спасет режим, но существенно продлит срок его эксплуатации.
Серый поворот удваивает власть Путина. Другое дело, что в этот поворот еще надо суметь вписаться так, чтобы не вылететь на обочину истории. Если Путин не сможет совладать с собственным окружением, то затеянная им «нелиберальная оптимизация» режима захлебнется и политическая кампания выродится в пропагандистскую. В этом случае новый курс Путина останется одним из неиспользованных черновиков истории.
Очерк 39
Ловушка неототалитаризма
Как бы ни был ужасен любой вооруженный конфликт сам по себе, большее политическое значение имеют те экономические, социальные и психологические последствия, которые он влечет за собой. Конфликт так или иначе прекратится (если не рассматривать пока гипотетический, но в принципе возможный вариант перерастания локального конфликта в мировой), а вот социально-политические изменения, которые он породил, изжить будет весьма трудно. Конфликт с Украиной содействовал превращению авторитарного режима в неототалитарный. Это и есть его главный итог. Надо со всей серьезностью подойти к оценке этой перемены и осознать, что она означает для будущего России. В конечном счете неототалитаризм в очередной раз загоняет Россию в исторический тупик. Из тупика нельзя выбраться, продолжая двигаться вперед, пусть окольными дорогами. Так или иначе, но впереди Россию ждет очередной «перерыв постепенности» исторического процесса. Ей теперь предстоит либо разбиться со всего маху о какую-нибудь геополитическую стенку (пусть читатели, которые предают геополитику анафеме, рассматривают упоминание о ней исключительно как метафору), либо «отыграть» историю назад при помощи революции.
О различиях между авторитаризмом и неототалитаризмом, как реальных, так и мнимых, можно писать бесконечно. Я изложу здесь мое субъективное и сугубо прикладное понимание проблемы, не претендующее на глубину и новизну и затрагивающее тему лишь в общих пределах. По моему мнению, неототалитаризм является злокачественной разновидностью авторитаризма, его перерождением, которое стало возможным в XX веке, когда, с одной стороны, миру явилась массовая личность, а с другой стороны, появились технологии управления массовым сознанием. Это возврат к «высокотехнологическому Средневековью», своего рода эволюционная редукция. Впрочем, так всегда случается с опухолями – социальные, видимо, не являются исключением.
Главным отличием неототалитаризма от авторитаризма является способ, при помощи которого массы исключаются из политического процесса. В случае авторитаризма он примитивен и очевиден: обыватель пассивен, политикой не интересуется, погружен в свои дела, отчасти запуган, отчасти доволен тем, что происходящее вокруг его мало касается. Авторитаризм по определению депрессивен и уныл. В случае неототалитаризма, напротив, массы приходят в активное, я бы сказал, в гиперактивное состояние. Возникает иллюзия псевдовключенности основной части населения в политику. Масса ощущает себя творцом и демиургом истории, на самом деле ничем таким не являясь. Люди не осознают, что они жертвы манипуляции, по сути, массового гипноза. Им кажется, что они сами приняли все решения, в то время как решения в готовом виде были трансплантированы в их головы. Вся техника манипуляции, какой бы разнообразной и креативной она ни казалась, в конечном счете основана на высвобождении архаичных социальных инстинктов, и прежде всего – на инстинкте самосохранения первобытного сообщества. Люди в минуту опасности сплачиваются вокруг вождя, как стая вокруг вожака. Поэтому поддержание ощущения постоянной внешней или внутренней угрозы является непременным condicio sine qua non для неототалитарного режима.
Псевдовключенность огромных масс людей в политику и будет тем главным проблемным наследием неототалитарного режима, с которым придется разбираться после того, как режим исчерпает себя – а он так или иначе исчерпает себя по той простой причине, что вечной войны не бывает, как и вечного мира. Победить весь мир невозможно, поэтому любое неототалитарное государство либо потерпит сокрушительное поражение в войне (как гитлеровская Германия), либо вынуждено будет войти в режим «мирного сосуществования» (как СССР) и тем самым снизить градус мобилизационной истерии. В последнем случае оно неизбежно упрется в какую-нибудь «перестройку», после чего трест лопнет от внутреннего напряжения. Но когда трест лопнет, в обществе останется множество его активных вкладчиков – точнее, держателей облигаций, мозги которых придется долго и упорно перепрограммировать, прежде чем они окажутся способными осознать реалии.
Проблема неототалитарного наследия, с которым теперь придется постоянно считаться, делая прогнозы относительно будущего России, и является главным историческим итогом «украинской эпопеи» Владимира Путина. Россия, никогда не имевшая гражданского общества, вновь получила взамен него эрзац, очередное постсоветское «псевдогражданское общество». Это делает дальнейший путь исторического развития России еще более извилистым. Мало того что гражданское общество придется строить с нуля, теперь потребуется долго и тщательно расчищать под него строительную площадку, избавляясь от идеологического и политического мусора. Когда исчезнет
