Том 9. Три страны света - Николай Некрасов

Не скоро унял он кровь, которая ручьем текла из его глубокой раны в правом боку. Два дни собирался он с силами, на третий медленно стал подаваться к тому месту, где Промышленники покинули свои байдары.

Ночь и сильная усталость застигли его на скале, с которой увидал он байдару. Он знал, что дикари долго не отваживаются появляться в тех местах, где потерпели поражение, и заключил, что в байдарах находятся русские. Тогда он стал кричать…

Таковы были подробности, которые передал Лука своим товарищам.

Так как теперь уже нечего было опасаться близкого присутствия неприятеля, то промышленники разложили огонь в удобном месте и расположились отдохнуть. А наутро они решились отправиться в острожек, чтоб запастись порохом и пулями, проведать камчадалку и осведомиться, не был ли там кто из товарищей их.

На пороге одинокой юрты сидели две женщины. Одна была молода и хороша. Большие продолговатые глаза, черные и блестящие, широкий небольшой нос и алые выпуклые губы придавали ее лицу выражение чрезвычайно оригинальное и привлекательное. Другая женщина была стара и чудовищно безобразна…

Глубокая грусть помрачала красивые черты молодой женщины. Она молчала и плакала, не слушая старухи, которая говорила без умолку, причем уродливые губы ее вместе с беззубыми челюстями ходили и шипели, будто испорченный инструмент. Наконец, рассерженная невниманием слушательницы, старуха закричала над самым ее ухом:

— Кениля! Кениля!

Молодая женщина вздрогнула и повернулась к ней.

Старуха часто и крикливо забормотала на камчадальском языке.

Молодая отрицательно качала головой и опять повесила ее.

Наконец она вскочила, запела не совсем чисто, но приятным голосом унылую русскую песню и побежала. С последним словом песни она была уже у крутого берега небольшой реки, которая била ключом и с шумом прыгала через камни.

Кениля стала на самый край берега и нагнулась с решительным намерением кинуться в воду, и вот она уже шатнулась вперед, как вдруг ее удержала сильная рука старухи, которая, запыхавшись, подоспела в ту минуту.

Старуха укорительно качала головой и бормотала камчадальские выговоры. Молодая женщина старалась вырваться.

— Еще день! еще день! — сказала она по-русски. — Каждый день ты мне говоришь — еще день. Я жду, жду, а он меня ждет.

И она с отчаянием рванулась, но старуха оттащила ее и увлекла к юрте.

Они сидели снова на пороге юрты. Старуха дремала. Кениля смотрела вдаль; вдруг у реки показались три человека. Кениля выпрямилась, посмотрела вперед и, радостно вскрикнув, как серна, пустилась к ним.

— А, Кениля! Кениля! — весело кричал Никита, шедший впереди. — Вот и мы! Ну, что, жива?

Кениля не отвечала. Диким взором смотрела она на Луку и Тараса, которые немного отстали. Вся жизнь ее перешла в зрение… Наконец она кинулась к Тарасу, потом отскочила, как будто обваренная кипятком, и закричала:

— А Степан? Степан?

— А нет Степана, — отвечал Тарас.

— Где он?

— А кто его знает!

— Убили?

— А может, и убили.

— Убили, убили! — закричала отчаянно Кениля и побежала к Никите.

— Где Степан? Ты видел Степана?

— Не видал, красавица ты моя, — печально отвечал Никита.

— Он жив?

— Не знаю.

Кениля обратилась к Луке:

— Жив Степан?

— Жив, не бойся.

— Жив! — радостно закричала Кениля. — Он придет?

— Придет, придет.

— Скоро?

— Сегодня к вечеру, — отвечал чувствительный Лука.

— Жив! Жив! Придет! — весело повторяла Кениля и прыгала и смеялась.

Так они приблизились к юрте.

Никита подкрался к спящей старухе и над самым ее ухом закричал:

— Акхалалалай!

Старуха вскочила, дико осмотрелась и с неистовым криком ужаса побежала прочь.

Отбежав к реке, она остановилась на высоком ее берегу и начала посылать проклятия промышленникам, кривляться и сжимать кулаки. Потом она побежала дальше, но скоро опять остановилась с дикими ругательствами. И так она останавливалась, грозила и кричала, пока, наконец, безобразная и страшная фигура ее, покрытая звериными лохмотьями, не скрылась из глаз промышленников.

— Так она осталась жива? — воскликнул Никита. — Вот чудо!

— Не на мое вышло? — заметил Тарас, не без ужаса узнавший в отвратительной старухе чудовище, напугавшее их в ущельи горы. — Не на мое вышло? Я говорил, что она не просто шаманка… вот теперь смейтесь! Ну, не сиди в ней бес, как бы осталась она жива?

— Уж подлинно, разве бес отвязал старуху! — заметил Никита. — Я так прикрутил ее, что, кажись, отвязаться сама она не могла.

— А уж я-то как старался! — заметил Тарас.

— Кениля! — крикнул Никита.

Но Кенили не было. Она ушла в юрту. Через минуту она выскочила оттуда, и красота ее получила новый блеск: роскошные волосы Кенили были расчесаны и вились по плечам; сверх русского красного сарафана на плечи ее накинута была новая пестрая кухлянка, в которой цвета были подобраны наподобие радуги. Бледные щеки Кенили были слегка нарумянены, а большие глаза ярко блистали простодушной радостью. Промышленники, долго не видавшие женщин, так были поражены миловидностью дикарки, что вскрикнули в один голос:

— Вот так красавица!

— Для дружка принарядилась, — печально сказал Никита.

Кениля прыгала и весело пела русскую песню.

— А что, братцы? Надо нам отдохнуть да и пообчиниться, — заметил Лука.

Промышленники ушли в юрту. Они спали, обедали, чинили свою обувь, а Кениля все сидела на пороге юрты и смотрела вдаль.

Жалко стало Никите морочить бедную девку.

— Не сиди, не жди напрасно! — сказал он ей. — Не придет твой Степан!

Побледнело лицо дикарки.

— Не придет? — повторила она, остановив беспокойный взгляд на лице Никиты. — Умер?

— Умер, не умер, — отвечал Никита, — а бог знает, где он! Ты вот послушай: все мы попали в одну беду…

— Беду? — пугливо повторила дикарка.

— Да. Окружили нас проклятые изменники, схватили, разделили между собой, словно баранов, и очутились мы в плену.

— В плену? — вскричала Кениля.

— А ты слушай. Я ушел, и Тарас ушел, и Лука ушел, — и вот мы, видишь, теперь на воле. А где Степан — бог весть! Может, тоже ушел и придет сюда, а может…

Никита остановился. Черные глаза дикарки впились в него.

— Убит?

— Как знать! Вишь, ты какая: не идет, так уж и убит.

— Убит! Убит! — повторила она отчаянно.

— Говорят тебе, неизвестно! Ты погоди…

— Ждать! — воскликнула она. — Я ждала! Я долго ждала! Ты вот погляди!

Она схватила руку Никиты и подвела его к стене, где нарезаны были небольшие черточки.

— Ты вот погляди: я день ждала, два ждала, — говорила Кениля, считая пальцем свои черточки, — три ждала, четыре ждала.

Досчитав до десяти, она остановилась и с изумлением смотрела на свои руки с растопыренными пальцами, будто спрашивая: где взять?..

— Начинай снова, — сказал Никита.

Дикарка догадливо сложила пальцы и продолжала, считая черточки:

— Опять день ждала, опять два ждала, опять три ждала… А потом уж и счет потеряла, — заключила она, досчитав и еще раз до десяти, — а его все нет, все нет! Я ходила каждый день на гору, и там его нет…

— Так не ты ли отвязала старуху? — спросил Никита.

— Да, — отвечала Кениля, — она уж была почти мертвая и хрипела, как я пришла… Я довела ее домой, накормила, и она все жила со мной и все каждый день говорила: «Погоди еще день, вот завтра придет…» Я и ждала… И каждый день я думала, что уж завтра не буду ждать, а сама пойду к нему… И уж теперь я и пойду…

И она хотела итти…

— Куда ж ты пойдешь? — спросил Никита, удерживая ее.

— Уж коли он не идет, так меня к себе ждет. Не приду еще — рассердится! Не хочу его сердить, боюсь его сердить! Он и так долго ждет, а будь жив, не заставил бы меня столько ждать.

Никита ничего не понимал, но голос дикарки раздирал его душу. Не зная, чем утешить ее, он сказал:

— Погоди еще: может, он завтра придет.

— Завтра! Завтра!.. Завтра я уж сама у него буду, — вскрикнула дикарка и побежала…

С минуту Никита бессмысленно следил за ней. Дикарка бежала к реке.

— Братцы! — закричал Никита своим товарищам, пораженный страшной догадкой. — Утопится! Утопится!

И он побежал за ней, но, еще не добежав до реки, услышал внезапный шум волн… Достигнув в три прыжка высоты берега, Никита взглянул вниз и увидел лицо камчадалки, ее черные волосы, расплывшиеся по волнам, и часть сарафана, вздувавшегося на воде. Потом все исчезло.

Никита кинулся в воду.

— Вот будет беда, как и Никита утонет! — заметил Тарас, подоспевший в ту минуту с Лукой к берегу.

— Ну, не утонет! — возразил Лука. — Река неширокая… А вот ты хорошо плаваешь — помог бы…