Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата? - Юрий Емельянов

Вслед за ними и Кэбин указал, что «механизация» в сельском хозяйстве «проходила без учета наших условий, а также нужд главного направления хозяйства республики — животноводства. Так, например, сенокошение механизировано средствами МТС только на 11 %; далеко не обеспечивается средствами механизации силосование кормов; не механизированы заготовки и внесение в почву органических удобрений; механизация трудоемких процессов в животноводстве продвигается медленнее, чем было бы нужно. Министерство сельского хозяйства СССР и Министерство тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР исходили до сих пор из того, что во всех районах страны могут использоваться одинаковые машины. А наш Советский Союз — страна большая, и в различных местах условия весьма разнообразны». Кэбин подчеркивал: «Нам неотложно нужны в большом количестве такие тракторы, как «ДТ-24», «ДТ-14»… При этом машины должны быть приспособлены к нашим условиям — небольшим массивам с переувлажненными почвами, засоренными камнями. Машины и орудия должны быть поэтому прочными, малогабаритными, легкими… Надо улучшить качество и прочность выпускаемых машин».

В то же время в выступлениях прибалтийских руководителей на съездах КПСС обязательно присутствовала и порция самокритических замечаний. Так, в своем выступлении на XIX съезде партии Калнберзин заявлял, что руководители некоторых министерств Латвии, а также «главков, трестов, партийные и советские органы, довольствуясь часто высокими средними показателями, не всегда обеспечивают ритмичную работу каждого предприятия, каждой отрасли промышленности. В результате этого многие предприятия не выполняют своих производственных планов. Отдельные руководители министерств, ведомств и предприятий нарушают государственную дисциплину и не обеспечивают выполнения плана по видам изделий в установленной номенклатуре и ассортименте, не выполняют плановых заданий по повышению производительности труда и снижению себестоимости». Калнберзин признавал: «У нас еще недостаточно используются внутренние ресурсы и возможности для еще большего роста промышленности Советской Латвии».

На XX съезде КПСС Калнберзин признавал, что до декабря 1955 года «Центральный Комитет Компартии Латвии и Совет Министров Латвийской ССР мало занимались организацией сельского хозяйства без глубокого изучения особенностей отдельных районов и колхозов нашей республики». Аналогичные самокритичные замечания содержались и в выступлениях Снечкуса и Кэбина на XIX и XX съездах КПСС.

Руководители компартий прибалтийских республик обращали внимание на идейно-политическую борьбу, которая не прекращалась в их республиках и после вооруженного разгрома бандформирований. Так, в своем выступлении на XIX съезде КПСС Снечкус говорил: «Буржуазные националисты, разоблаченные как враги народа, не выступают теперь открыто. Они и их явные и тайные приспешники пытаются обманным путем протаскивать свои взгляды, маскировать их, чтобы можно было отравлять ядом шовинизма отсталые элементы. Это делается главным образом путем искажения феодальных времен, путем идеализации так называемого буржуазно-национального движения конца XIX и начала XX веков. Само это движение фальшиво изображается как надклассовое, а его деятели — как прогрессивные борцы за дело народа. При этом замалчивается зарождающееся революционное и рабочее движение, его роль и значение в деле освобождения литовского народа, влияние революционного движения в России, руководящая роль русского рабочего класса, партии большевиков».

Из дальнейших слов Снечкуса следовало, что такие взгляды распространены среди членов партии. Он говорил: «На отчетно-партийных собраниях, на съезде Компартии Литвы взгляды буржуазно-националистического толка, протаскиваемые отдельными работниками, встретили суровое единодушное осуждение».

В своем выступлении на XIX съезде КПСС Кэбин, признавая, что «руководство ЦК и Совета Министров довольно длительное время допускало существенные недостатки и ошибки в работе», указал, что «они выражались в отсутствии должной борьбы с проявлениями буржуазного национализма». (Лишь в выступлении Калнберзина на XIX съезде не говорилось о наличии в Латвии «проявлений буржуазного национализма».)

На XX съезде КПСС Снечкус вновь говорил, что в Литве «еще есть люди, которые не освободились… от пережитков буржуазного национализма». «Ослабление идеологической работы, — отмечал Снечкус, — может создать условия для проявления чуждых взглядов. Задача партийной организации республики — вести непримиримую борьбу с проявлениями буржуазного национализма».

Однако ни слова о проблемах национализма в Латвии и Эстонии не было тогда сказано ни Калнберзиным, ни Кэбиным. Правда, на XXI съезде Кэбин сказал: «Нет необходимости скрывать тот факт, что среди населения нашей республики еще имеются и отсталые и отдельные националистически настроенные люди, которые иногда верят враждебной пропаганде, направленной против самого дорогого для нас — дружбы народов. В борьбе с враждебными идеями, их влиянием наша пропаганда должна иметь наступательный, воинствующий характер, а у нас, в нашей партийной пропаганде, зачастую этого, к сожалению, не хватает».

На XXI съезде вновь осудил проявления национализма в своей республике Снечкус. Он говорил: «Сама советская действительность является лучшей контрпропагандой против всяких измышлений клеветников. Это, однако, не означает, что партийная организация Литвы может в какой-то степени ослабить борьбу против пережитков идеологии и практики буржуазного национализма. Коммунистическая партия Литвы зорко стоит на страже. Она давала и дает решительный отпор любым проявлениям буржуазной идеологии, буржуазного национализма и ревизионизма. Эта борьба партийной организации находит полную поддержку широких слоев интеллигенции республики, всего литовского народа. Новой яркой демонстрацией сплоченности литовской интеллигенции вокруг Коммунистической партии явился III съезд советских писателей нашей республики, прошедший под знаком борьбы за тесную связь литературы с жизнью народа, под знаком борьбы против пережитков буржуазной идеологии. Нам необходимо еще больше повысить бдительность в идеологической работе, бороться против любых проявлений примиренческого отношения к буржуазной идеологии, воспитывать трудящихся в духе ленинских идей пролетарского интернационализма, дружбы народов и советского патриотизма».

На XXI съезде КПСС Калнберзин ограничился лишь заявлением о том, что «семилетний план, его успешное осуществление нанесут сильнейший удар по буржуазной идеологии, по клеветникам, начиная от империалистов и кончая их подпевалами, буржуазными националистами и ревизионистами всех мастей».

Из выступлений трех руководителей компартий прибалтийских республик на трех съездах КПСС с 1952 по 1959 год могло создаться впечатление, что «проявления национализма» в наибольшей степени имелись в Литве и в наименьшей — в Латвии. Также могло создаться впечатление, будто националистические настроения имеют место главным образом среди творческой интеллигенции. В то же время руководители прибалтийских республик заверяли руководство СССР в том, что они успешно ведут борьбу с этими националистическими настроениями.

Летом того же 1959 года, когда Калнберзин, Кэбин и Снечкус заверяли делегатов съезда КПСС об успешной борьбе с национализмом в своих республиках, состоялось заседание Президиума ЦК КПСС, материалы которого стали известны лишь в 2003 году. На заседании был заслушан доклад члена Президиума ЦК КПСС H.A. Мухитдинова об итогах его инспекционной поездке в Латвию. Мухитдинов, в частности, говорил о том, что в Латвии принято постановление не принимать на работу лиц, не владеющих латышским языком. Выслушав это, Н.С. Хрущев с иронией заметил: «Ульманис, он умер, он может в гробу спокойно лежать, его дело в Латвии продолжается».

«К сожалению, — констатировал Хрущев, — это не только в Латвии. Говорят, в Литве есть целые польские районы, где живут поляки, но у руководства только литовцы, русских никуда не выдвигают, только милиционерами… У т. Снечкуса не лучше дело, чем у латышей. И в Эстонии не лучше дело, чем у латышей».

Однако Хрущев не хотел обращать серьезного внимания на эти проблемы. Он считал, что «все будет перемелено, и все будет на месте, но надо правду сказать и поднять народ на борьбу против этого». Но тут же оговорился: «Не стоит калечить людей, а главное, опозорим себя, что в Латвии допустили такое положение. Не надо искусственно преподносить врагам подарок, чтобы они говорили о каком-то кризисе в национальной политике».

Решено было ограничиться сменой высшего руководителя Латвии. Ян Эдуардович Калнберзин, который с 1957 года был кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС, был освобожден с поста первого секретаря КП Латвии, который он занимал с 1940 года, и назначен председателем Президиума Верховного Совета Латвийской ССР. Его место занял секретарь ЦК Компартии Латвии по агитации и пропаганде (с 1941 года) Арвид Янович Пельше.