Мой адрес — Советский Союз! Дилогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Скорее всего, второй удар был лишним, соперник и без того, думаю, вряд ли поднялся бы в течение 10 положенных секунд. Но что поделаешь, инстинкт – он сработал быстрее мысли о том, что дело сделано.

– Аут!

Казаков доволен, я тоже, чего нельзя было сказать о моём пытавшемся сесть сопернике и его грустно смотревшим в ринг тренере. Ещё минуту спустя, когда Валера более‑менее пришёл в себя, рефери под аплодисменты‑свист‑крики зрителей поднял вверх мою руку. Смотрю в объектив нацеленной на меня кинокамеры, потом неожиданно для себя подмигиваю оператору, глядящему на меня сквозь окуляр.

Возле ринга меня встречает режиссёр Андрей Кочур.

– Неплохой бокс, мы не ошиблись, что сняли бой на плёнку, – говорит он, улыбаясь. – Надеюсь, финальная встреча будет не менее интересной.

В финале меня ждёт… Конечно же, Чернышёв. Тот по очкам одолел Васюшкина. Бой получился непростой, только благодаря активно проведённой концовке оренбуржец сумел добиться победы. Всё‑таки круг претендентов на медали в эти годы достаточно узок, и неудивительно, что боксёры то и дело встречаются с уже знакомыми соперниками.

Пока же осмотр у врача турнира, который даёт заключение, что можно обойтись без поездки в травматологию.

– Старайтесь не улыбаться и вообще пореже открывать рот, – советует он, покрывая губу мазью и стягивая её лейкопластырем. – И особенно лицо в финале под удары не подставляйте,

Следуя его рекомендациям, я улыбаюсь только про себя, чтобы не потревожить губу. Легко сказать – не подставляйте… Боюсь, уже в первом раунде трещина откроется, и моя майка украсится каплями крови. Впрочем, что на красной, что на синей это не должно быть так заметно. Главное, чтобы разбитая губа не доставляла дискомфорта на ринге и уж тем более не привела к остановке боя досрочно.

На выходе из спорткомплекса меня поджидал Антипов.

– Классно ты его! – широко улыбнулся он, пожимая мне руку, и тут же нахмурился. –Эх, губу‑то тебе разбили…

– Ерунда, – отмахнулся я. – Главное – поменьше рот открывать и не улыбаться, может, к финалу подживёт.

Так что почти двое суток я воздерживался от улыбок и почти не открывал рта, разве что для приёма пищи или воды, да и то ровно настолько, чтобы пролезла ложка или край стакана. Говорил с Казаковым как чревовещатель, почти не размыкая губ. Уж лучше бы Иняткин мне зуб выбил, и то неудобств было бы меньше. С Полиной говорил так же, она сначала даже и не поняла, что это я звоню. Пожалела меня, и попросила беречь губу, мол, как же мы будем целоваться? Мне большого труда стоило не улыбнуться.

Но перед боем так или иначе приходится разогревать мышцы нижней челюсти, делая соответствующие движения, что я и проделал с большим опасением, предварительно покрыв губу выданной доктором мазью, которая не только заживляла, но и делала кожу более эластичной. Вроде ничего не лопнуло, кровь не потекла… Ну и ладненько, надеюсь, в бою как‑нибудь губа продержится. Хотя бы один раунд.

– В красном углу ринга боксёр, представляющий…

Это про меня. Ну да, действующий чемпион СССР, и у меня уже есть в Казани свои поклонники. В частности, киевский кинодокументалист Андрей Кочур, который, стоя рядом с кинокамерой, за которой уже занял своё место оператор, улыбнулся и ободряюще мне кивнул. Ну и Сергей Антипов, тот вновь отметился на трибуне поддерживающим меня криком, и я снова махнул ему рукой, даже чуть раздвинув губы в улыбке.

Сегодня наш финал снова судит Дан Позняк. В прошлый раз он мне понравился своим судейством, посмотрим, что будет сегодня.

Владимир Чернышёв демонстрирует уверенность в своих силах, подглядывает на меня без пиетета. Всячески делает вид, что прошлогоднее поражение – не более чем случайность. А может, это я уже себе додумываю, всё‑таки чемпионами СССР, пройдя не такой уж и простой путь к финалу, на дурочку не становятся.

Мы начали без раскачки. Да и чего изучать друг друга, всего несколько месяцев назад бились. В драку не лезли, работали пока больше на средней и дальней дистанциях. По истечении двух третей раунда я услышал команду от Казакова и, как мы и договаривались, сменил стойку на правостороннюю. Это дало мне некоторое преимущество в последнюю минуту, в течение которой я провёл хорошую атаку через руку Чернышёва с попаданием в нос. Тут же пошла юшка, но не очень сильно, и рефери не стал останавливать бой. Но в перерыве всё же подошёл в угол, чтобы, как я догадался, поинтересоваться состоянием моего соперника. Туда же подошёл и врач турнира. О чём‑то переговорили, Позняк кивнул и вернулся в свой нейтральный угол, дожидаясь, когда закончится перерыв.

Второй раунд начался с попадания перчатки Чернышёва в мою многострадальную губу. По подбородку потекла тёплая струйка. Твою ж мать! Ну почему не в конце боя?! Ещё и майку отстирывать замучаешься… Хотя вроде дома был пятновыводитель. Не знаю, отстирает он кровь или нет, но сейчас думать нужно о другом. О сопернике, который явно взбодрился, увидев кровь на моём лице, пусть даже и у самого нос припух и, я уверен, при удачном моём попадании снова откроется кровотечение.

Но пока оно открылось у меня, и мой противник имел повод для оптимизма. Что и выразилось в его атакующих действиях и направленных в мою голову ударах. Дабы избежать новых попаданий, пришлось побегать, поуклоняться, понырять… Так и прошёл второй раунд в сплошной беготне одного за другим, вызвав на трибунах гул недовольства.

В этом перерыве Позняк и врач уже направились в мой угол. Эскулап смоченной в перекиси водорода ваткой прижёг рану – я от боли невольно зашипел – осмотрел её и покачал головой.

– Глубокое рассечение, швы в любом случае придётся накладывать, и я даже не знаю, разрешить ли продолжать вам бой, – задумчиво заключил он.

– Разрешите, товарищ врач, – скорчил я страдальчески‑просительную гримасу.

– Финал всё‑таки, обидно из‑за какого‑то рассечения упускать шанс выиграть «золото», – поддержал меня Лукич.

– Что будем делать, Виктор Петрович? – спросил у врача Позняк.

– Даже не знаю, – вздохнул тот. – А если рассечение усугубится?

– Больше швов наложат, да и всё, – самоуверенно заявил я. – Всего раунд! Я буду беречь лицо!

Врач вновь вздохнул:

– Шут с вами, бейтесь дальше. Но если ситуация выйдет из‑под контроля, Дан Иванович – сразу останавливайте бой.

– Договорились, Виктор Петрович.

Выйдет из‑под контроля – это, значит, рассечение, как сказал врач, усугубится. А если я буду прятать лицо за перчатками и бегать от соперника, забыв об атаке, то победы мне не видать, как своих ушей. И как поступить? Ну уж нет, либо пан – либо пропал. Если у боксёров есть свой бог, то попрошу его уберечь мою несчастную губу, а сам буду работать в ринге так, как считаю нужным.

– По‑кров‑ский! По‑кров‑ский!

Это Антипов всё никак не угомонится. Но вообще‑то молодец, приятно чувствовать поддержку, да ещё и соседей заводит, те вон тоже меня начали поддерживать.

Чернышёв явно не ожидал, что я попру на него с первых секунд раунда. Он‑то однозначно надеялся, что я продолжу избегать драки, как это было во втором раунде после рассечения. Извини, Володя, я немного тебя удивлю, хотя и сам не знаю, чем закончится моя афера.

Удивить удалось в первые секунд десять‑пятнадцать, после чего Чернышёв принял правила игры и стал полноправным участником этой рубки. Внешние факторы для меня перестали существовать, только я и мой соперник. Наверное, для Чернышёва тоже. Я слышал только свои и его выдохи при ударах, которые вскоре слились в одно сплошное тяжёлое дыхание. Впрочем, я‑то дышал ещё нормально, дыхалка моя меня пока не подводила, а вот оппонент явно «наелся»: пот с него тёк ручьём, грудь тяжело вздымалась, перчатки били не так точно и мощно, как ещё минуту назад.

– Брейк!

Позняк оттеснил назад повисшего на мне в клинче Чернышёва. Тот с налитыми кровью глазами снова начал на меня падать, рефери вновь его оттеснил.

– Брейк, говорю. Вот так… Бокс!

Ба‑бах! Это моя левая перчатка полетела через переднюю правую руку соперника и сочно вошла в нижнюю челюсть. Чернышёв рухнул как подкошенный, не подавая признаков жизни.