Простые смертные - Дэвид Митчелл

– Ну, это зависит… – Я немного подумал о подобной возможности. – Нет, пожалуй, все-таки нет. Простите, Холли, я понимаю, что мой вопрос прозвучит, словно я врач общей практики, но я все же спрошу: как долго у вас это продолжалось?

Она прикусила губу и потрясла головой.

– Да, в общем… это никогда и не прекращалось. Когда мне было лет шестнадцать-семнадцать, я больше всего страдала от того, что мне известно нечто такое, чего еще нет в действительности, и каждые несколько недель я в ужасе бежала домой, бросалась на постель, зарывалась в подушки и с головой накрывалась шерстяным одеялом. Я никогда и никому об этом не рассказывала, кроме моей двоюродной бабушки Айлиш. Да и что бы я сказала, например, родителям? Они бы просто решили, что мне хочется лишний раз обратить на себя внимание. Когда мне исполнилось восемнадцать, я стала уезжать из дома – летом собирала виноград в Бордо, а зимой работала на лыжном курорте в Альпах. По крайней мере, пока я находилась за границей, возникавшие у меня «уверенности» не были связаны с тем, что Брендан свалится с лестницы или Шэрон собьет автобус.

– Значит, ваш дар предвидения на большом расстоянии не работал?

– Обычно нет.

– А вы когда-нибудь предчувствовали собственное будущее?

– Нет, слава богу, нет!

Я колебался, но потом все же повторил свой первый вопрос:

– Так что все-таки случилось с вами тогда на острове Роттнест?

Холли потерла усталые глаза.

– Тогда это было нечто очень сильное. Иногда у меня возникают некие «уверенности», связанные с прошлым. И эти знания мною полностью завладевают, я вроде как становлюсь… О господи! Нет, я никак не могу избежать этой терминологии, сколь бы дурацкой она ни казалась! Я становлюсь как бы неким каналом для передачи информации, которая содержится в самой материи данного места.

Бармен сбивал коктейль в шейкере, и Холли как-то чересчур внимательно наблюдала за ним.

– Похоже, этот парень знает свое дело, – сказала она.

И снова я не сразу, но все же спросил:

– А вам что-нибудь известно о множественной личности?

– Да. На одном из последних курсов я даже написала об этом курсовую работу. Это явление в 1990-х годах получило другое название: диссоциативные расстройства личности. Но надо сказать, что даже по меркам клинической психиатрии это явление описано весьма туманно. – Холли коснулась пальцем своей сережки. – Это до некоторой степени может объяснить то, что случилось на Роттнесте, но как быть с моими «предвидениями»? С тем, что произошло со старым мистером Шарки? С тем, что случилось с Аоифе? Она тогда была совсем еще маленькая, а мы все вместе приехали к Шэрон на свадьбу и остановились в брайтонской гостинице; и вот Аоифе стало скучно, она удрала из номера и заблудилась. Мы просто с ног сбились, разыскивая ее, и тогда «предвидение», заговорив моими устами, заставило меня назвать номер той комнаты, в которую она забралась и случайно оказалась там заперта. Откуда я могла это узнать, Криспин? Как? Разве могла я все это придумать?

Группа азиатских бизнесменов, сидевшая неподалеку, вдруг разразилась громким смехом.

– А что, если ваша память меняет местами причину и следствие? – предположил я.

Холли озадаченно на меня посмотрела; потом задумчиво сделала несколько глотков вина, но вид у нее так и остался озадаченным.

– Возьмем кофейную чашку этой Ребекки как-ее-там. Обычно ваш мозг сперва видит, что чашка упала на пол, а потом сохраняет воспоминание об этом событии. Что, если некий, совершенно нейтральный, сдвиг вызывает в вашем мозгу обратное восприятие порядка этих действий? То есть воспоминание о разбившейся об пол чашке сохраняется первым, еще до того, как возникло воспоминание о чашке, стоявшей на краешке стола? Тогда вы будете абсолютно уверены в том, что «действие В» имело место раньше «действия А».

Холли смотрела на меня с таким выражением лица, словно я младенец, неспособный понять самые простые вещи.

– У вас не найдется монетки?

Я выудил монету в два фунта из той интернациональной груды мелочи, которая скопилась у меня в кошельке, и подал Холли. Она недолго подержала ее на левой ладони, затем средним пальцем правой руки коснулась какой-то точки у себя на лбу, и я тут же спросил:

– А это еще зачем?

– Сама не знаю, это просто помогает. В буддизме говорится о существовании третьего глаза в центре лба, но… помолчите-ка минутку. – Она закрыла глаза и наклонила голову набок – в точности как прислушивающаяся собака. На заднем плане слышались привычные звуки бара – негромкий разговор, звон кубиков льда в стаканах, Кейт Джаррет пела «My Wild Irish Rose». Все эти звуки становились громче, то тише.

Наконец Холли вернула мне монету и сказала:

– Переверните ее. Там должен быть «орел».

Я перевернул монету.

– Да, «орел». – Ну и что? Возможность пятьдесят на пятьдесят.

– Теперь снова будет «орел», – сказала Холли, сосредотачиваясь.

Я подбросил монету.

– Да, «орел». – Один к четырем.

– На этот раз будет «решка», – сказала Холли. Ее палец так и оставался прижатым ко лбу.

Я подбросил монету: выпала «решка».

– Три раза из трех возможных. Неплохо.

– Теперь снова будет «решка».

Я подбросил монету: выпала «решка».

– Теперь снова «орел», – сказала Холли.

Я подбросил: «орел».

– Как вы это делаете?

– Давайте рассмотрим последовательность «орел», «орел», «орел», «решка»… и снова «решка», – сказала Холли, – но… вставать на колени? Криспин, зачем вы встали на колени?

– Вы же видите, что я сижу, а вовсе не стою на коленях!

– Ладно, забудьте. Итак, три раза «орел», два раза «решка» – в таком порядке.

И я снова подбросил монету: «орел». И снова «орел». Как она это делает? Я потер монету о рубашку, точно поцарапанный диск, потом подбросил ее: «орел», как она и говорила!

– Здорово, – сказал я, но мне было не по себе.

Холли почему-то слегка рассердило мое замечание.

– Теперь два раза будет «решка».

Я подбросил монетку: «решка». Девять из девяти. На десятом подбрасывании я не сумел поймать монету, и она куда-то укатилась. Я стал ее искать и, когда наконец вытащил из-под стула, сразу увидел, что там снова «решка». И в эту самую секунду я понял, что сейчас действительно стою на коленях. У Холли был такой вид, словно кто-то сумел разгадать простейшую из имеющихся у нее загадок.

– Ну, это же очевидно. Просто монетка укатилась.

Когда я снова сел на место, то заговорил не сразу – я как-то не совсем доверял себе.

– Погрешность 1024 к 1 по десятибалльной шкале, если вас это интересует, – сказала Холли. – Мы можем увеличить ее до 4096 к 1, если сделаем еще два подбрасывания, хотите?

– Нет необходимости. – Голос мой звучал крайне напряженно. Я смотрел на Холли Сайкс: кто она такая? – А насчет этого стояния на коленях… Как вы…

– Возможно, ваш мозг тоже ошибочно принимает воспоминания за предсказания. – Холли Сайкс совсем не была похожа на волшебницу, у которой только что идеально получились сложные трюки; она скорее выглядела как усталая работница, которой надо подзаработать еще несколько фунтов. – Боже мой, зря я это затеяла. Вы так смотрите на меня, будто…

– Как я на вас смотрю?

– Послушайте, Криспин, давайте просто забудем все это, хорошо? Мне сейчас необходимо хоть немного поспать.

Больше мы почти не разговаривали и сразу прошли в вестибюль к лифтам. Двое стоявших там терракотовых воинов были обо мне явно не слишком высокого мнения, если судить по выражению их лиц.

– У вас миллионы истинно верующих последователей, которые отдать готовы год жизни, лишь бы увидеть то, что вы мне продемонстрировали, – сказал я Холли. – Но почему вы оказали такую честь именно мне – ведь вы прекрасно знаете, какой я циничный ублюдок?

Холли посмотрела на меня так, словно я сделал ей больно.

– Я надеялась, что вы сможете мне поверить.

– Поверить во что? В ваших «радиолюдей»? В то, что было на Роттнесте? В то…

– Помните тот вечер в Хей-он-Уай, когда мы с вами в шатре подписывали книги? Мы с вами сидели буквально в двух метрах друг от друга, и у меня вдруг возникла на ваш счет некая «уверенность». Очень странная и очень сильная.

Дверцы лифта закрылись. Лифт – это челюсти, пожирающие удачу, вспомнил я из тех времен, когда Зои флиртовала с фэн-шуй.

– На мой счет?

– Да, на ваш счет. Причем это видение было действительно весьма странным. И потом никогда не менялось.

– И что же вы увидели? Да говорите же, ради бога!

Она нервно сглотнула.

– Паука, спираль и какого-то одноглазого человека.

Я ждал разъяснений. Но их не последовало.

– И что это значит?

Холли выглядела загнанной в угол.

– Понятия не имею.

– Но ведь впоследствии вам становится понятным значение ваших видений, не так ли?

– Обычно да. И обычно довольно скоро. Но это нечто такое… что, видимо, готовится на медленном огне.