Бездна - Роберт Силверберг

Отец Квиллан тоже много думал о Лике Вод.

— У меня есть новая теория относительно этого места, — однажды заявил он.

Священник провел все утро, медитируя рядом с Гхаркидом в той части судна, где находились рыболовные снасти. Лоулер, проходя мимо, удивленно уставился на них. Они оба, казалось, впали в транс. Их души, вероятно, пребывали на каком-то совершенно ином плане бытия.

— Я изменил свое мнение, — произнес святой отец. — Помните, о чем говорили мы раньше? Лик — это рай, и там обитает сам Господь, Первопричина всего сущего, истинный Творец, Тот, к Кому нам приходится обращать свои молитвы… Теперь я так не считаю.

— Ну и что же? — безразлично произнес Лоулер. — Значит, Лик Вод — это не Божий ваарг. Вам лучше знать…

— Да, да, не жилище Господа, но совершенно определенно он является местом обитания какого-то божества. Эта точка зрения абсолютно противоположна моему первоначальному мнению о сем острове и всему тому, что ранее составляло сущность моей веры в божественное начало. Я начинаю впадать в ересь, в величайшую ересь. На данном этапе своей жизни мне приходится стать политеистом, то есть язычником! Сие кажется абсурдным даже мне самому. И все же я говорю об этом совершенно искренне.

— Ничего не понимаю! — воскликнул пораженный Вальбен. — Какое-то божество. Бог… Какая разница?! Если вы способны поверить в одного Господа, значит, можете верить, и в какое угодно их количество, по крайней мере, так мне представляется. Вся сложность-то в том, чтобы суметь поверить хотя бы в одного. Например, я не способен даже на это.

Квиллан одарил его улыбкой любящего отца.

— Вы ведь ничего не понимаете, не правда ли? Классическая христианская традиция, берущая начало в иудаизме и, насколько мы можем судить, уходящая своими корнями в Древний Египет, считает, что Бог есть единая и неделимая сущность. Я никогда прежде не подвергал это сомнению. И даже никогда не помышлял о том, чтобы начать копаться в истоках моей веры… Мы, христиане, называем Его Троицей, но всегда помним о единстве Господа в Трех Лицах. Сие может показаться непонятным неверующему, но нам-то известно, что это значит. Никаких сомнений на сей счет просто быть не может: Бог — один, только один! Но вот за последние несколько дней, нет, даже несколько часов… — Священник замолчал. — Гм-м… Позвольте мне воспользоваться математической аналогией. Вы знакомы с теорией Геделя?

— Нет.

— Да, да… Я тоже, в общем-то, не очень… Но мне запомнилась ее примерная формулировка. Кажется, это происходило в двадцатом веке… Впрочем, неважно. Так вот, теорема Геделя утверждает, — и никто не сумел до сих пор опровергнуть ее — что существует некий фундаментальный предел рациональных возможностей математики. Мы можем доказывать все положения математической логики до определенной границы, дальше которой ни при каких обстоятельствах пройти не сможем. В конечном итоге всегда обнаруживается, что, пробравшись через многочисленные процедуры математических доказательств, попадаешь в область недоказуемых аксиом, то есть такого материала, который следует просто-напросто принимать на веру, если нам хочется хоть что-то понять в этой Вселенной. Таким образом мы достигаем пределов разума. Чтобы идти дальше — чтобы вообще продолжить сам процесс мышления, — нам приходится признавать правильность этих базовых аксиом, не имея возможности обосновать их истинность. Вы понимаете меня?

— Надеюсь, да.

— Хорошо. Моя же мысль заключается в том, что теорема Геделя проводит границу между богами и простыми смертными.

— Вот как? — только и смог произнести пораженный Лоулер.

— Да, да, именно так, — отрезал отец Квиллан. — Она определяет, скорее всего, край человеческого мышления. А боги обитают по ту сторону черты. Ведь они такие существа, для которых не существует пределов, устанавливаемых Геделем. Мы, люди, живем в мире, где реальность — в конечном итоге — распадается на иррациональные гипотезы или, по меньшей мере, на внерациональные предположения, так как это невозможно доказать. Боги же обитают в сфере абсолютного континуума, в котором реальность не только установлена и познаваема далеко за гранями нашего аксиоматического предела, но может быть изменена и перестроена по воле Божьей.

Впервые за все время их беседы Лоулер почувствовал проблеск интереса к ее теме.

— Гм-м… Галактика полна существ, чья математика не лучше нашей… Как же они вписываются в вашу схему?

— Давайте будем относить всех разумных обитателей миров, для которых справедливы ограничения теоремы Геделя, к кругу людей независимо от их внешнего вида. Тогда все создания, способные функционировать за пределами геделевской теории, будут именоваться богами. — Лоулер согласно кивнул головой.

— Продолжайте.

— Хорошо… А теперь позвольте мне познакомить вас с концепцией, которая пришла мне в голову сегодня утром, когда я сидел здесь и размышлял о Лике Вод. Признаю — это самая чудовищная ересь, но я был еретиком и раньше и как-нибудь переживу собственное порождение ума. Хотя, конечно, мне не приходилось впадать в ересь до такой степени. — Квиллан вновь блаженно улыбнулся. — Предположим, сами боги на каком-то определенном уровне достигают пределов Геделя, того предела, на котором их собственная способность мыслить — точнее, способность творить и перестраивать сотворенное — упирается в некое подобие барьера. Так же, как и у нас, но на качественно ином уровне, то есть они, в конце концов, приходят к чему-то, дальше чего не могут пойти.

— Конечный предел Вселенной, — заметил Лоулер.

— Нет! Всего лишь их конечный предел! Вполне возможно, над ними существуют более могучие и великие божества. Те боги, о которых мы сейчас ведем беседу, заключены в свою собственную ограниченную реальность, и так же, как и наша, их реальность включена в реальность более высокого уровня с недоступными им математическими законами. Это нечто воспринимается ими как божественная реальность, а населяющие ее являются для них богами. И эти высшие божества, то есть обитатели той высшей реальности, так же окружены со всех сторон стеной Геделя, за которой находятся еще более значительные и могущественные боги. И так далее, и так далее…

— До бесконечности?! — выдохнул изумленный Лоулер, с трудом преодолевая внезапно возникшее головокружение.

— Да.

— А разве в определение божественной сущности не входит понятие о бесконечности? Как бесконечное может быть меньше самой бесконечности?

— Одно бесконечное множество является частью другого, то есть содержит в себе бесчисленное количество подмножеств.