История спасения - Елена Другая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Равиль тем временем перестал всхлипывать и глубоко задумался над словами своего друга.
— И все равно, ты ведь сдержал свое слово, мы все живы.
— Вам Бог помогал, не иначе, — согласился Стефан, удивив Равиля тем, что впервые в их беседах сам упомянул создателя.
— Без его вмешательства ничего в этом мире не делается, — живо продолжил Равиль.
— Ты это всерьез? — усмехнулся офицер. — Не будем дальше, пожалуй, развивать эту тему. Если бы он был, то не позволил бы твориться тому беспределу, который существует сейчас вокруг нас. А еще я хотел добавить следующее. Конечно, невыносимо жаль этого паренька, как и всех остальных людей, замученных при существующем режиме. Ты говоришь, что взялся помогать ему? Ну и чего же в результате добился? Ты отдал ему те бесценные несколько глотков воды, которые позволили бы тебе самому прожить на несколько часов дольше. А ему было уже не помочь, он умирал, даже глотать не мог, когда ты пытался его напоить.
— Стефан, но он смотрел мне в глаза, держал меня за руку, дал мне консервную банку и просил пить! Как бы я смог отвернуться от него?!
Равиль почти выкрикнул свою последнюю фразу, и в голосе его вновь закипели слезы.
— Я считаю, что нужно иметь мужество иногда и отвернуться, а не поить почти мертвого человека драгоценными каплями влаги, от которых зависит собственная жизнь. Нельзя помочь человеку, если дело совсем безнадежное.
Равиль опять горестно всхлипнул.
— Ну ничего, — Стефан, с ласковой улыбкой, прикоснулся к его плечу. — Я думаю, придет день и в твоей жизни появится друг, который в какой-то степени заменит тебе этого юношу, и тогда он тебя утешит, как я нашел утешение в твоих объятиях, когда судьба навсегда развела меня с любимым человеком.
Стефан говорил так проникновенно и уверенно, будто и в самом деле видел будущее Равиля, как тот, пережив весь этот ад, обзаведется семьей, обрастет друзьями, откроет собственное дело.
— Ты считаешь, что я выживу? — робко спросил у него юноша.
— Я в этом абсолютно уверен, — твердо ответил офицер. — Во-первых, ты уже выжил. Ну, а во-вторых, у меня есть определенный план по твоему спасению. Я сделаю все, чтобы ты и твоя сестра избежали «марша смерти», и даже примерно знаю как.
Равиль посмотрел на него с некоторым сомнением, однако промолчал. В любом случае, конечно же, хотелось верить в самое лучшее. Офицер дарил ему главное — надежду, и парень был ему безмерно благодарен за это.
После ужина, вечерних разговоров и ставшей традиционной игры в шахматы они ложились в постель и ласкались до умопомрачения, бесконечно прижимаясь, жарко целуясь, тела их переплетались, и они вновь и вновь пробовали слезы друг друга на вкус.
Днем Равиль ходил истомленный любовью, от счастья просто не чувствовал под собой ног. Он летал, словно на крыльях, и внутри у него царила сладкая невесомость, от которой замирало и падало куда-то вниз его сердце. Иногда Равиль просто подолгу сидел, замерев без движения, без книги в руках, погрузившись в свой сказочный мир любви. И жил ожиданием, когда придет он и снова наполнит его до краев, словно сосуд, пьянящий нектаром.
Стефан пригласил портного, который снял с Равиля мерки и сшил юноше гардероб — два домашних костюма, один полотняный, а другой из мягкой фланели; батистовую пижаму, брюки, несколько сорочек, шерстяное пальто и пару теплых и крепких ботинок. Стефан всегда обращал внимание на внешний вид своего друга и был готов разбиться в лепешку, лишь бы любимый парень был хорошо и добротно одет.
Теперь Равиль получил возможность гулять на улице. Делать это можно было в утренние часы и в будние дни, когда в городе почти не было немецких солдат и офицеров, за исключением патрульных. Юноша надевал пальто, кепочку, обматывал вокруг шеи шарф, связанный для него Эльзой, и отправлялся на прогулку. Ему было очень приятно находиться в этих новых и таких хороших вещах, надежно защищающих его от осеннего пронизывающего ветра.
В эти часы он почти забывал, что он узник концлагеря, если бы не две нашивки на его одежде. Одна свидетельствовала о расовой еврейской принадлежности, а на другой чернилами был написан его личный лагерный номер. Во внутреннем кармане он постоянно носил бумагу, заменяющую ему удостоверение личности, в которой говорилось, что он узник Биркенау и слуга офицера Краузе.
Конечно, он боялся столкнуться с немцами, поэтому выбирал для своих прогулок не центральные дороги, а обходные пути. Однако встречи с солдатами были неизбежны, но, к счастью, те не обращали на него ни малейшего внимания. Они достаточно убивали на службе, а в город приезжали в отгулы весело провести время или по неотложным делам. Поэтому Равиля никто не трогал.
Однажды все же его остановил патруль — два здоровых немца со злобной овчаркой на поводке. Надо сказать, что парень значительно струхнул, у него даже ноги подкосились от страха, и он почувствовал морозный холодок, словно смерть опять прикоснулась к его коже своими ледяными губами.
Но ничего страшного не случилось, солдаты просто проверили его документы, этим и обошлось. В городе вместе с офицерами жили множество узников в качестве прислуги, а эти патрульные слишком дорожили своим теплым местом в тылу, поэтому вовсе не жаждали разъярить какую-нибудь высокопоставленную шишку и оказаться на передовой восточного фронта.
Равиль любил проходить через парк, пинать ногами мерзлые листья, смотреть на хорошо одетых дамочек, укутанных в дорогие меха и выгуливающих своих маленьких декоративных собачек, или же на проходящих мимо пожилых нянь с колясками.
Он заходил в булочную и покупал там ржаной хлеб, полюбившийся