Хо - Raptor

На душе становилось всё легче и спокойнее. Но вместе с этим облегчением, девушка ощутила появление какого-то нового дискомфорта. Поначалу его природа была неясна. Нечто вроде отдалённой тревоги, сопровождаемой постепенно усиливающейся тяжестью в голове. Но затем это необъяснимое и неприятное давление, проступая всё заметнее и отчётливее, превратилось в обычную головную боль. Несильную, но гнетущую, блуждающую внутри черепа, и точно разыскивающую выход из своего заточения. С каждой последующей минутой, Ольге всё больше и больше хотелось прилечь, и в душе она радовалась, что голова у неё заболела когда их хлопоты уже близились к завершению.

Больше всего ей хотелось сейчас только одного — спокойно отдохнуть в тишине, полежать хоть немного. Заметив, как сменилось настроение Ольги, и то, что она начала время от времени тереть пальцами кожу на лбу и висках, Лида осведомилась, не болит ли у той голова. Подруга не стала скрывать, и призналась, что действительно болит. На это, Лидия предложила ей пойти и прилечь незамедлительно, но Оля отказалась, ответив, что будет отдыхать после того, как они всё закончат, тем более что до завершения процесса приготовления ужина времени осталось совсем немного. Лида больше не стала к ней приставать, и всё оставшееся время они молчали, пока наконец-то их суп не был сварен.

Оставив его на плите, девушки отправились отдыхать в свои каюты. Пока они добирались до каютных дверей, отставшая от Ольги Лида теперь разговаривала с Настей, хотя диалог этот был, разумеется, односторонним. Фактически, Лидия разговаривала сама с собой. Сама же смеялась над своими шутками, что-то спрашивала у Анастасии, и сама же отвечала на свои вопросы. Ей только хотелось с кем-то пообщаться. То, что Настя ничего ей не отвечала, и, судя по её виду, возможно даже вообще её не слышала, общительную Лидию нисколько не смущало.

Дойдя до пятьдесят третьей каюты, они свернули в неё, и закрыли за собой дверь. Оставшись в коридоре одна, Оля удовлетворённо отметила, что Лида не бросила Настю, и, забрав её к себе, дала возможность ей, Ольге, немного побыв наедине с собой, прийти в норму, спокойно отдохнув. Про себя поблагодарив подругу за это, она вошла в дверь под номером 54.

Каюта встретила её приятной тишиной. Даже будучи наедине со своей головной болью, сейчас Вершинина почему-то почувствовала себя увереннее, посчитав что справится с недомоганием без использования медицинских препаратов. Вздохнув, она легла на свою койку и закрыла глаза, окунувшись в долгожданную тишину. Господи, как бы было хорошо, если бы голова не болела…

Taede capitis dolores habere.

Что? Какие-то вспышки памяти заставили Ольгу открыть глаза. И всё-таки что-то действительно таилось на борту этого корабля. События, не нашедшие объяснения до сих пор, выстраивались в цепочку: Сам факт существования «Эвридики», включая её мистическую историю; вчерашние галлюцинации в люксе; более чем странное поведение Анастасии; знакомый «внутренний голос», время от времени звучащий в её голове, советующий и направляющий, дающий подсказки; обнаружение необычных таблеток, и парадоксальный по своей реалистичности иллюзорный сон, в котором она общалась с человеком, которого не видела уже много лет. И вот сейчас, в дополнение ко всему, наводящая на размышления паника Вовки Геранина, до смерти испугавшегося обычной мусорной кучи.

Подозрительно много незаурядных и нетипичных событий произошло за последние два дня. Слишком много, чтобы можно было продолжать так легко списывать их на случайные совпадения и рядовые стечения обстоятельств. Но ведь если поддаться на провокации подобных сомнений, и поверить в потусторонние силы, стоящие за всем этим, то можно окончательно сорваться в мистическую пропасть, оторвавшись от здравой реальности.

И как сорванному ветром осеннему листочку, которому не суждено уже никогда вернуться на родную ветку, ей также невозможно будет вновь найти контакт с реальным миром. Засосав её разум бездонной топью, запредельное влияние не отпустит её никогда, сводя с ума, опутывая паранойей и суевериями. Ольга знала это, и пыталась не поддаваться мыслям наталкивающим её на то, чего она не могла объяснить. Да и не хотела объяснять, в силу тех же причин. Нужно относиться ко всему спокойнее и рациональнее, — считала она. Но это с каждым разом удавалось всё сложнее и сложнее.

Чаши весов её духовной определённости всё отчётливее колебались между уверенностью и сомнениями. Эти колебания явно указывали на факт, что именно сомнения всё больше и основательнее набирают вес, уже откровенно стремясь преодолеть грань равновесия. Конечно же, это не могло не волновать Ольгу.

Неподвижно лёжа на койке, она пыталась отделаться от неприятных раздумий, осаждающих разум против её воли. Мысли спутывались, перетекали одна в другую, завязывались узлами. Нужно слушать тишину. Нужно просто слушать тишину… Забавно. Как её можно слушать? На то она и тишина, чтобы быть беззвучной. Хотя, с другой стороны, тишина, окружающая человека, не бывает абсолютной. Обычное нахождение в тихой обстановке отнюдь не значит, что мы полностью изолированы от звуков. Наше ухо постоянно воспринимает мельчайшие звуковые колебания, которые в большинстве своём остаются неразличимыми для примитивного человеческого слуха, но фиксируются на подсознательном уровне. Мы можем различать только относительно громкие звуки, от гудения мухи — до рёва реактивного самолёта. Всё что тише — скрыто от нас, обычно заглушаемое более громкими акустическими шумами, или же неразличимое даже при отсутствии таковых. Гусеница ползёт по травинке, летучая мышь издаёт писк, бабочка взмахивает крылышками, кошка мурлычет в дальнем уголке комнаты, часы тикают… Нас всегда окружают звуки. Даже тогда, когда нам кажется, что их вообще нет. Наши слуховые мембраны постоянно напряжены, принимая поток звучаний, несущихся вразнобой: глухих и звонких, скрипучих и мелодичных, грубых и нежных — всяких.

Человек, если он от рождения не глухой, не может жить, не ощущая звуков. Именно потому потерявшим слух людям приходится так тяжело. Гораздо тяжелее, чем лишившимся зрения. Известна такая пытка, когда человека сажали в абсолютно глухую изолированную камеру, в которую не поступали даже мельчайшие звуки, и держали его там несколько дней, после чего он сходил с ума. Вот что значит настоящая тишина! Настоящую тишину невозможно слушать. А эту, мнимую — можно. И Ольга вслушивалась в неё, пытаясь разобрать природу шумов, доносящихся из глубины корабля.

Их было не так уж много, и большинство из них попадали в разряд знакомых. Например, тихие всплески волн за бортом, чуть заметное монотонное гудение лампы в коридоре, приглушённый голос Лиды в соседней каюте. Остальные звуки неясного характера: поскрипывания, постукивания и позвякивания, время от времени доносившиеся с разных сторон судна, также никакого интереса не представляли, являясь самыми что ни на есть заурядными и обычными. Даже от скуки было неинтересно представлять, что же такое там может сейчас скрипеть, стучать и звенеть. Бессмысленнее занятие придумать невозможно… Вместе с этими расплывчатыми размышлениями, Ольгой постепенно овладевала дремота. Головная боль потихоньку оставляла её в покое.