На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров

В посольстве США с пристальным интересом изучали Жукова и его первые шаги в Чили. Американский посол Клод Боуэрс, автор мемуарной книги «Миссия в Чили, 1939–1953 гг.», написал о русском коллеге и его супруге не без симпатии: «Он был высоким и подтянутым, с приятным лицом, естественными и скромными манерами. По-английски говорил с едва заметным иностранным акцентом. Откровенно признал своё незнание политической панорамы в Чили, а количество кандидатов в президенты вызвало у него улыбку… Жена Жукова, сердечная и милая, говорила по-английски, который изучила в Университете им. Ломоносова и которым вполне владела. Её манеры были трогательными. Она поинтересовалась у моей дочери, как должны осуществляться приглашения на приёмы – при помощи специальных карточек или путём публикации извещений в газетах, и мы предупредили её, что использование последнего метода привело бы к самому настоящему нашествию. Весьма по-женски она спросила и о том, как можно получить «Ladies’ Home Journal»[114]…

По мнению Боуэрса, личность Жукова была настолько обаятельна, что многие в дипкорпусе принимал его за декоративного «псевдопосла», служившего своего рода прикрытием для одного из второстепенных сотрудников посольства. Для Боуэрса «главным человеком» в посольстве был, скорее всего, атташе по связям с общественностью, «приземистый тип со зловещим взглядом искоса, являвшийся активным членом ЧК». Вот кто на самом деле обладал реальными властными полномочиями! Это он, – по информации американца, – бесконтрольно направлял свои доклады в Москву и шпионил за послом: «Всякий раз, когда я говорил с Жуковым на приёмах, этот прилипчивый человечек с настороженными и чуткими ушами ухитрялся оказываться рядом». Но у Боуэрса был и другой кандидат на роль «теневого посла»: «Некоторые наблюдатели были убеждены, что настоящим послом, назначенным для шпионства за своим шефом, был его шофёр, потому что кто лучше, чем он, мог секретно информировать Москву о визитах посла, куда они делались и сколько длились?»[115].

Первые месяцы в Сантьяго были благоприятны для работы посольства. В стране шла предвыборная кампания, в которой больше шансов было у Габриэля Гонсалеса Виделы, деятеля радикальной партии, масона, гибкого и динамичного политика. Долгие годы Видела поддерживал «полезные связи» с коммунистами и социалистами, массовыми в тогдашних чилийских условиях партиями, что и помогло ему в конечном счёте победить в избирательной гонке кандидатов правого спектра, не сумевших выступить общим фронтом. Все в Чили знали: без поддержки коммунистов Видела никогда бы не пришёл к власти.

Церемония вступления вновь избранного президента в должность прошла в Почётном салоне Национального конгресса. Посол Жуков присутствовал на этом «празднике демократии». Результаты выборов были многообещающими для левых сил. В новое правительство вошли три коммуниста.

В ноябре 1946 года президент Видела побывал – в первый и последний раз – в советском посольстве на приёме в честь годовщины Октябрьской революции. Посол Боуэрс, являвшийся дуайеном дипкорпуса, тоже посетил «роскошное», по его словам, представительство СССР в «элегантном районе», что он не преминул отметить в мемуарах. Во время приёма его особенно поразило разделение гостей на «категории». Гости «ограниченной важности» толпились в общем зале и принимались дипломатами среднего звена, а избранных – президента Виделу, бывшего президента Алессандри, чилийских командующих и самого Боуэрса – провели через анфиладу помещений и коридоров «с охраной» в своего рода «спецзал», где и был накрыт пиршественный стол. «Причина столь уникального разделения была очевидной, – сделал глубокомысленный вывод американский посол. – Коммунистическая демократия считала непозволительным, чтобы глава государства находился в общей толпе гостей, хотя это было обычным делом на приёмах в других посольствах».

Началась обычная дипломатическая жизнь. Жуков и дипломаты наносили протокольные визиты, заводили полезные связи, постепенно определялись с реальными перспективами работы в Чили. В редкие дни отдыха персонал посольства знакомился со «страной безумно красивых контрастных пейзажей», как сказал в одном из интервью атташе Чернышёв. Несколько раз совершали коллективные выезды в портовый город Вальпараисо, побывали на пляжах Картахены и Виньи-дель-Мар, вкусили блюда из марисков – неприглядных, но вполне съедобных существ, добытых в океанских глубинах.

Мужская половина посольства не обошла вниманием чилийскую виноградную водку – писко. Потребление этого напитка в силу его дешевизны почти не сказывалось на скудноватых семейных бюджетах, и поэтому у него появились в посольстве надёжные друзья, которые были в состоянии отличить «по насыщенному этиловому букету» «RRR» от «Control» и «Bella Vista» от «Conquistador». Не разочаровали посольский люд и столичные универмаги, особенно «Гат и Чавес». В нём-то и приоделись советские дипломаты, чтобы внешне «соответствовать» занимаемому положению. Предприимчивый комендант З. решил сэкономить, вычитав в газете, что «иностранец распродаёт практически не ношеную одежду в связи с отъездом». Два костюма, несколько рубашек и галстуков купил З., но в посольстве его проступок был замечен. Коменданта подвергли в коллективе суровой критике. Претензий к провинившемуся было много, но главная, что вещи распродавал американец, и З. скомпрометировал посольство, гоняясь «за американскими обносками».

Побывали на ипподроме Сантьяго, немало подивившись азарту любителей скачек – и тех, кто восседал на сиденьях для богатых, и тех, кто исступлённо болел за «своих» скакунов на рабоче-крестьянских скамейках. Имена у скаковых лошадей были самые разные – от Бонапарта до Мистраль, что казалось вполне допустимым: хотели назвать любимцев погромче и покрасивее. Однако участие в одном из забегов жеребца по кличке «Жуков» экскурсанты встретили настороженно: «Не провокация ли это против посла? Почему именно Жуков, а не Черчилль или, скажем, Боуэрс?»

На эту тему поспешил высказаться орган КПЧ «Сигло». Безымянный автор заметки обозвал владельца скакуна – некоего Эрнесто Хаймовича – непроходимым глупцом и пособником олигархов: «Эти нападки являются всего лишь жалкой реакцией фашистов на ту любовь, которую демонстрируют чилийцы великому советскому народу и его представителям». Через много лет бывший генсек КПЧ Луис Корвалан упомянет в своих мемуарах, что честь Жукова в столь бескомпромиссной форме защитил он. И как позднее выяснилось, никакого «фашистского заговора» против посла не было, наоборот – Эрнесто Хаймович всегда голосовал за КПЧ, жертвовал деньги на её нужды и искренне симпатизировал России, потому и назвал своего любимца-скакуна именем Жукова…

Персонажей, пытавшихся втереться в доверие к советским дипломатам, было немало. Случались визитёры, которые убедительно рассказывали о прежних «контактах» с советской разведкой. Воронин, исполнявший консульские обязанности, «бывших разведчиков» терпеливо выслушивал, а потом составлял отчёт о беседе. Обязательная процедура. В Москве каждого должны проверить по учётам и высказать мнение о целесообразности дальнейшей работы с тем или иным визитёром. Воронин не переставал удивляться запутанности некоторых судеб. Чем больше было запутанности, тем неизбежнее возникали сомнения о личности собеседника.

Первым в посольство явился Захар Лазаревич Рафалович. Именно так он представился и даже вручил визитку:

«Рафалович заявил, что хотел бы вернуться в СССР. И тут же задал вопрос: можно ли