Тигриные глаза - Ширли Конран

Над столом все еще летали оскорбления, когда президент объявил о втором и решающем голосовании.

Не проявивший патриотизма в прошлый раз, британский судья теперь отдал свой голос за соотечественницу — Плам Рассел.

Немец тихо напомнил всем, что бьеннале этого года посвящен женщине в живописи. Никто не обратил на это никакого внимания. Тогда, припомнив ее превосходное чувство цвета, он решил в конце концов проголосовать за Плам, зная, что точно так же поступит его коллега из Англии.

Француз с испанцем упорствовали в своем первоначальном выборе: француз был за индийца, испанец — за Саула Абрахама Якоба.

При окончательном голосовании Плам получила три голоса, Саул Абрахам Якоб — два, индийский абстракционист и итальянка — по одному.

Нет ничего необычного в том, что фаворит после первого круга оказывается вышибленным во втором. И вот, несмотря на возмущенный вопль французского судьи: «Почему опять англичане?», вскоре после полуночи было решено присудить «Премию-2000» Венецианского бьеннале 1992 года английской участнице Плам Рассел.

Плам проснулась оттого, что ее тряс Бриз. Голос у него был хриплый и дрожащий:

— Ты победила! — Он сам этого никак не ожидал. Это было все равно, что выиграть в лотерею. Вы, естественно, не станете участвовать в ней, если у вас не будет шансов выиграть, но в глубине души, как бы вы ни надеялись, вы знаете: шансы столь невелики, что выигрыш практически невозможен. И тем не менее…

— Что? — Плам с трудом приходила в себя после глубокого сна, не совсем понимая, где она находится и почему Бриз так сильно трясет ее за плечо.

— Дорогая, ты победила!

Плам рывком села в кровати. Она в Венеции, сейчас раннее субботнее утро, и она только что стала победительницей бьеннале… Нет, Бриз не стал бы так шутить. Она бы убила его за это…

.Бриз видел растерянность в ее взгляде и затряс головой.

— Нет! Это не шутка! — Он нежно поцеловал ее в кончик носа. — Я так горжусь тобой, дорогая!

— Откуда ты знаешь?

— Об этом знают все. А через час новость станет известна журналистам и фоторепортерам, так что приготовься к их атакам. Официально о твоей победе объявят сегодня вечером.

Плам не слышала в себе ни радостных трелей колокольчиков, которые, как ей казалось, должны были зазвучать в душе, ни лихорадочного подъема, который должен быть ответом на это известие. Она была просто удивлена, и у нее кружилась голова. И тут же она почувствовала тошноту и бросилась в ванную.

Закутавшись в пеньюар с оборками до пола, она вернулась и сказала:

— Все в порядке. Бриз. Я просто не могла поверить. Все оказалось слишком неожиданным. — Она улыбалась, но никак не могла унять дрожь и чувствовала себя обессилевшей и постаревшей лет на сто.

— Тебе станет лучше, если ты немного поешь. — Бриз посмотрел на нее с нежной гордостью и показал на роскошно сервированный столик с завтраком у окна, в центре которого стояло серебряное ведерко с шампанским.

Плам съела несколько поджаренных тостов и выпила немного молока, прислушиваясь к пению птиц за окном. В душе у нее тоже поднималось радостное ликование. Она чувствовала себя такой же невесомой, как эти птицы, и способной взмыть в воздух и парить вместе с ними над Венецией с ее островами, розовыми дворцами и висячими мостиками…

— Внимательно следи за тем, что говоришь прессе, — предупредил Бриз, — помни, что твои слова разойдутся по всему миру. Определись сейчас, что ты хочешь сказать, и не давай увести себя в сторону. И не говори ни о какой политике, особенно с итальянской прессой. Я, конечно, буду записывать все сказанное тобой, но они обязательно что-нибудь придумают.

— Я собираюсь поблагодарить мою маму за то, что она дала мне шанс, и тебя, конечно…

— Нет, обо мне лучше не вспоминать. Нам не нужна история Свенгали. К тому же это сделает более весомой твою благодарность матери.

— Бриз…

— Да?

— Почему я стала победительницей? Расскажи мне правду.

— Я не знаю, честное слово, — признался Бриз. — Потом я выясню. А сейчас тебе надо просто свыкнуться с мыслью, что ты победила. — Он отодвинул свой стул и, имитируя судью на ринге, поднял вверх руку Плам. — Дамы и господа, представляю вам лауреата «Премии-2000»..

Плам вывернулась и, пораженная, уставилась на него.

— Бриз, разве мне присудили не «Золотого льва»? Бриз рассмеялся.

— Нет, дорогая, «Премию».

— Но ведь ее дают художникам до тридцати пяти лет!

— Совершенно верно.

— Но мне тридцать семь!

Они молча уставились друг на друга.

— О боже! — вырвалось у Бриза. Он тяжело опустился на стул и, швырнув на стол скомканную салфетку, смотрел в бескрайнее синее небо за окном. — Как это случилось? Почему они не обратили внимания на возраст? Почему я сам упустил это, черт побери?

— Мне было тридцать пять, когда меня выдвинули для участия, — задумчиво проговорила Плам, начиная постепенно понимать, что произошло. — Но это было больше года тому назад, в начале мая 91-го, как раз накануне моего тридцатишестилетия.

— А тридцать семь тебе исполнилось две недели назад, двадцать четвертого мая. Черт!

Плам видела, что Бриз напряженно пытается сообразить, как ей сохранить за собой приз.

— Бесполезно, Бриз. Это главное условие. Они дисквалифицируют меня, как только узнают! В глазах у Бриза мелькнула решимость — Но пока они не знают этого!

Плам быстро поняла, что он имеет в виду, и затрясла головой:

— Нет!

— А почему нет? Мы не будем ничего скрывать. Мы просто не будем акцентировать на этом внимание, хорошо? А потом ты станешь известной всему миру, и, может быть, даже твоя слава увеличится, когда они дисквалифицируют тебя.

— Нет! Мало того, что это нечестно, но я просто не смогу скрыть это. Каждый увидит по моему лицу, что тут что-то не так.

— Это не играет роли, когда никто не знает, что именно не так. — Бриз поймал ее руку. — Плам… если я для тебя хоть что-то значил… если ты хоть в чем-то чувствуешь себя обязанной мне… прошу тебя, послушай меня.

— Нет!

— Я не прошу тебя лгать, я только прошу подождать объявлять правду, — уговаривал Бриз. — И ты, безусловно, имеешь на это право, ведь я правильно указал твою дату рождения в анкете. Они просто не удосужились заглянуть в нее. Да это и неудивительно, ты выглядишь значительно моложе своих лет.

— Тупые идиоты!

— Итак, давай сделаем ставку на это и хоть что-то извлечем из сложившейся неразберихи.

Она заколебалась. Ей приходилось думать не только о себе. Премия во многом была заработана Бризом, который стремился к ней долгие десять лет. Она понимала, что с точки зрения бизнесмена от искусства для линии поведения, предложенной Бризом, были все основания.