Это было в Праге - Георгий Брянцев

Обермейер залпом выпил стакан водки. Хмель быстро ударил в голову. Боль, страх, отчаяние, панические мысли — все притупилось в нем. Голос в репродукторе умолк. Но через несколько минут репродуктор снова ожил.

«Передаем ультиматум гитлеровским войскам… „Немецкая администрация перестала существовать. Большая часть ее представителей находится в плену у чешских вооруженных сил и Чешского национального совета. Немедленно прекратите бесцельное сопротивление и сдайтесь чешским вооруженным силам. С вами будут обращаться как с пленными, в соответствии с нормами международного права. В случае отказа будем считать вас бандитами, со всеми вытекающими отсюда последствиями…“».

— Какой позор! Какой позор! — стонал Обермейер. — Неужели капитуляция? Перед кем же? Перед этим сбродом? — он закрыл глаза. — До чего мы дошли! Чехи… Проклятые чехи, которых мы при желании могли уничтожить всех до одного… И эти чехи теперь требуют нашей капитуляции!..

Разрывы артиллерийских снарядов заставили Обермейера вздрогнуть. Над Прагой зарокотали бомбардировщики. Ухнули бомбы.

Обермейер и его помощник бросились во двор. В небе плыли пикирующие бомбовозы.

— Так их!.. Так! — хрипел опьяневший Обермейер. — Мы еще посмотрим, кто капитулирует. Сволочи! Камня на камне не оставим! К черту все… К черту…

Морганек с раннего утра мотался на своем автофургоне из одного конца Праги в другой. Его можно было увидеть и в Либне, и в Карлине, и в Бранике, и в Бубениче. Рядом с ним сидела Божена, а внутри фургона — Альфред Гофбауэр и трое партизан.

Группа «подбирала» предателей. В фургоне уже были заперты шесть арестованных. Морганек выполнял свой маршрут по списку, который передал ему Гофбауэр.

Когда ехали по Приколу, мотор вдруг чихнул несколько раз сряду, машина резко сбавила ход и остановилась. Морганек вылез из кабины.

— Что случилось? — тревожно спросила Божена.

Она не могла не понимать, как опасно сидеть в неподвижной машине посреди улицы сейчас, когда над городом повис сплошной гул пулеметных и автоматных очередей, винтовочных выстрелов, рвущихся ручных гранат.

Морганек сплюнул, почесал затылок и, прислонившись спиной к переднему крылу машины, стал насвистывать.

— Ты слышишь меня? — переспросила Божена, высовываясь из кабины. — Что случилось?

— Бензин кончился, — ответил Морганек и опять сплюнул. — Ты сиди, не вылезай из машины.

— Я тебе говорила, что домой надо ехать, — упрекнула Божена.

Правильно. Она предлагала, но он не согласился с ней, и его поддержал Гофбауэр. Привезти шесть или девять предателей — разница большая. Бог знает, что у них на уме, у этих недобранных трех подлецов, и что они еще могут выкинуть за этот день!

Морганек хотел объяснить все это Божене, но увидел легковой автомобиль с открытым тентом, несущийся по улице.

— Скажи, чтобы ребята вылезли с гранатами, только быстро! — крикнул он Божене.

Божена передала команду через оконце фургона.

Четыре человека преградили путь машине. Она резко затормозила.

— Кто вы? — спросил Морганек сидящих в ней.

Шофер и седок переглянулись.

— Нейн… Нихт… Нихт… — пробормотал седок.

— Не понимают, — заявил Гофбауэр и обратился к ним по-немецки: — Кто вы, куда едете? Предъявите ваши документы.

Один из немцев полез в карман, подал Гофбауэру бумажонку. В ней говорилось, что предьявитель гауптман Розенберг по поручению военного руководства Чешского национального совета следует в город Пльзень. На бумажке стояла подпись воинского начальника Праги генерала Кутлвашера.

— Обыскать! — распорядился Морганек. — Не знаем мы такого воинского начальника.

У задержанных изъяли три пистолета, автомат и пачку документов на разные фамилии, в том числе и на чешские.

Но больше всего обрадовали Морганека две канистры, до пробок наполненные бензином. Он тотчас же перелил бензин в пустой бак своего автофургона.

Пока все это совершалось, к машине сбежались чешские молодые парни с немецкими касками на головах, в зеленых немецких плащах, с трофейными винтовками в руках. На груди у каждого был прикреплен триколор.

Заявление немца Розенберга о том, что он еще вчера перешел на сторону Чешского национального совета, показалось крайне неубедительным.

Молодые парни из революционной гвардии предложили расстрелять немцев на месте, но Морганек не согласился.

— Этого мы захватим с собой, — он указал на Розенберга, — а вы гоните машину на Бартоломеевскую. Она пригодится товарищам из совета.

Пленного Розенберга втолкнули в фургон и двинулись дальше.

Вскоре остановились у двухэтажного очень старого дома с обвалившейся наружной штукатуркой. Сверили номер по списку. Правильно.

По тротуарам и прямо по улице бежал народ. На рукавах у многих пестрели яркие трехцветные ленты.

— Куда, товарищи? — приветливо крикнул Морганек.

— К радиостанции!

— На Жижков!

— Заварилась каша, — с удовольствием проговорил Морганек. — Пошли!

Поднялись на второй этаж. В длинный прямой коридор выходило не меньше двадцати дверей.

Впереди шел Морганек, за ним Божена, Гофбауэр и один из партизан. Двое остались охранять машину.

Нашли нужную дверь. Морганек толкнул ее ногой.

Квартира из двух комнат была похожа на разоренное гнездо. Все было перевернуто вверх дном. Мужчина, стоя на коленях, силился закрыть битком набитый чемодан. Увидев вооруженных людей, он спросил довольно грубо:

— Это что за наскок?

— Прошу прошения, — любезно сказал Морганек. — Не вы ли будете пан Гегер?

И отметил про себя: «Смотри ты, какая важная птица».

— Да, я Гегер, — ответил мужчина, вынул платок и старательно вытер руки. — А зачем я вам понадобился?

— У нас есть желание пригласить вас к себе для небольшой, но значительной беседы.

— Я не совсем понимаю вас, — заметил Гегер, с опаской поглядывая то на одного, то на другого.

— А я боюсь, что если буду говорить точнее, то вы и вовсе меня не поймете, — заявил Морганек.

На Гегере были новые бриджи и кожаная куртка с застежкой «молния», и Морганек вспомнил с болью в сердце, что капитан Глушанин ходит оборванный, как самый последний бедняк.

Гегер изобразил кислую мину на лице.

— Я могу поговорить с вами и здесь, в этой квартире.

— Это нас не устраивает.

— А меня не устраивает ваше предложение.

По лицу Гофбауэра можно было видеть, что в нем нарастает глухое раздражение. Морганек выказывал полную невозмутимость.

— Нам некогда, собирайтесь! — сказал он сухо.

Предатель заметно побледнел.

— Странное предложение, — пробормотал он. — А кто вы такие?

— Бойцы революционной гвардии.

— Ах, вот оно что! — насильственно улыбнулся Гегер. — В таком случае я познакомлю вас с моим мандатом. Возможно, эта бумага будет иметь цену в ваших глазах, коль скоро ее не имеет живой человек.

И он предъявил мандат «депутата Временного национального собрания Чехословакии».

Морганек и Гофбауэр по очереди прочли мандат и тихонько кашлянули. Морганек передал мандат Божене, и она спрятала его в маленький чемоданчик, который держала в руке.

— Перед вашими мандатами мы не намерены преклоняться, — сказал Морганек. И попросил Божену: — Иди в машину. Мы придем следом за тобой.

Божена ушла.

Гегер стоял, широко расставив сильные ноги, и изо всех сил старался сохранить достоинство.

— Меч портит ножны, говорит старая пословица, а предатель портит одежду, — скачал Морганек. — Быстро переоденьтесь. Нам эта ваша одежда не нравится, господин депутат.

Гегер вытаращил глаза.

— Точнее, депутат-предатель, — поправился Морганек.

Всю спесь с Гегера как рукой сняло. Он попросил отвернуться и стал расстегивать свою кожаную куртку.

Когда шли по коридору, Гегер старался шагать медленно и независимо; изо всех дверей по коридору высунулись жильцы и провожали его молчаливыми взглядами.

Морганек дал команду партизану.

— Толкни его легонько, а то он спит на ходу.

Гегер ускорил шаг.

— И комары кусают до поры, а потом им приходит время подыхать, — раздался в дверях женский голос.

Следующий арест не обошелся без приключения.

Предатель Роутчан жил, как и Гегер, на втором этаже и занимал прекрасную просторную комнату.

Патриоты увидели средних лет мужчину. Держа в карманах руки, он поддерживал ими свои штаны. Роутчан переодевался. У него было плоское прыщеватое лицо, с первого взгляда внушающее отвращение.

— Приведите себя в порядок, пан Роутчан, — проговорил Морганек. — Вы нам нужны.

— А я вовсе не пан Роутчан, — ответил хозяин, пристегивая подтяжки к брюкам и надевая пиджак.