Дом Цепей (litres) - Стивен Эриксон

Коня убийца оставил в мире Тени, у Котильона. Для предстоящего задания скрытность будет важнее скорости. К тому же Рараку всегда была безжалостна к лошадям. Большинство источников наверняка давно отравили, чтобы затруднить продвижение армии адъюнкта. Впрочем, Калам знал несколько секретных родников, которые без необходимости никто не тронет.

Сама эта земля, подумал Калам, оказалась в осаде — и враг ещё не подступил. Ша’ик туго закуталась в Вихрь, и в этом убийца видел немалую толику страха. Если, конечно, Ша’ик не решила осознанно играть против всех ожиданий. Может, она просто хочет заманить Тавор в ловушку, в Рараку, где сила её несравненна, где её воины знают каждый камень, а враги — нет.

Но есть в армии Тавор по меньшей мере один человек, который знает Рараку. И лучше бы ему выйти и сказать об этом, когда настанет время.

Опустилась ночь, над головой замерцали звёзды. Калам ускорил шаг. И хотя воздух резко охладился, он продолжал потеть под весом тяжёлого мешка с провизией и питьевой водой. Взобравшись на очередной холм, убийца заметил под изломанным силуэтом гор отблески огней в осадном лагере. На скальной стене никакого света не было.

Калам продолжил путь.

До лагеря он добрался лишь поутру. Шатры, повозки, обложенные камнями очаги раскинулись неровным полукругом у закопчённой дымом скальной стены крепости. Всюду громоздились кучи мусора, выгребные ямы переполнились так, что в жарком воздухе стояла невыносимая вонь. Спускаясь по крутой тропе, Калам оценивал положение. Осаждавших он насчитал около пяти сотен, притом многие, судя по форме, оказались бывшими малазанскими солдатами местного происхождения. Штурмов уже какое-то время не предпринимали. Наскоро сооружённые осадные башни стояли в стороне и ждали своего часа.

Дозорные заметили Калама, но никто его не окликнул, да и вообще не проявил никакого интереса к человеку, который подошёл к границе лагеря. Просто ещё один боец явился, чтобы убивать малазанцев. Еду принёс с собой, так что для других не станет обузой, а потому — милости просим, заходи.

Как и предполагал торговец из Г’данисбана, терпение нападавших подошло к концу. Они вовсю готовились к последнему штурму, который состоится если не сегодня, то завтра. За лесами давно никто не следил, и верёвки высохли, а дерево потрескалось. Работники начали их чинить, но без особой спешки — неторопливо шевелились в изматывающей жаре. В лагере царил разлад, и даже возбуждение перед боем не могло его скрыть.

Огонь здесь угас. Они готовятся к штурму только затем, чтобы покончить со всем этим и разойтись по домам.

Убийца приметил маленькую группу солдат в центре полукруга, откуда, видимо, исходили приказы. Его внимание привлёк один человек в форме малазанского лейтенанта, который стоял, уперев руки в бока, и распекал полдюжины сапёров.

Работники лениво направились к башням за миг до того, как подошёл Калам.

Лейтенант заметил его. Под кромкой железного шлема сузились тёмные глаза. На самом шлеме осталась кокарда. Ашокский полк.

Они несколько лет стояли в Генабарисе. А потом их перевели обратно… в Эрлитан, кажется. Худ бы побрал этих ублюдков, я бы тоже поверил в их преданность.

— Явился посмотреть, как последним глотки перережут? — с жестокой ухмылкой спростил лейтенант. — Хорошо. Ты, судя по виду, человек собранный и опытный, и — видит Беру — мне таких очень не хватает среди этого сброда. Как зовут?

— Ульфас, — отозвался Калам.

— Звучит по-баргастски.

Убийца пожал плечами и положил на землю мешок.

— Не ты первый так подумал.

— Обращаться ко мне следует «сэр». Если, конечно, хочешь поучаствовать в этом бою.

— Не ты первый так подумал… сэр.

— Я — капитан Ирриз.

Капитан… в форме лейтенанта. Тебя, значит, не ценили в полку, да?

— Когда начнётся штурм, сэр?

— Рвёшься в бой? Хорошо. Завтра на рассвете. Их там осталась всего горстка. Много времени не займёт, как только прорвёмся внутрь через балкон.

Калам поднял глаза на крепость. «Балконом» оказался узкий уступ, за которым открывалась дверь — уже плеч взрослого мужчины.

— Им и горстки хватит… — пробормотал он и добавил: — …сэр.

Ирриз нахмурился:

— Только пришёл и тут же стал записным экспертом?

— Прости, сэр. Просто заметил.

— Что ж, к нам только что присоединилась чародейка. Говорит, будто сможет пробить дыру на месте двери. Большую дыру. А вот, кстати, и она.

К ним подошла молодая женщина — стройная и бледная. Малазанка. В десяти шагах она приостановилась, замерла, впилась в Калама взглядом светлых карих глаз.

— Когда ты рядом со мной — держи этот клинок в ножнах, — процедила чародейка. — Ирриз, прикажи ублюдку отойти от нас подальше.

— Синн? Что с ним не так?

— Не так? Наверное, ничего. Но один из его ножей — отатараловый.

От алчности, которая блеснула во взгляде капитана, у Калама холодок пробежал по коже.

— Вот как. И где же ты его нашёл, Ульфас?

— Забрал у виканца, которого убил. В «Собачьей цепи».

Наступила гробовая тишина. Все повернулись к Каламу, словно впервые его увидели.

На лице Ирриза отразилось сомнение.

— Ты был там?

— Ну да. Что с того?

Всюду руки взметнулись в священных знамениях, многие шептали молитвы. Каламу вдруг стало совсем не по себе. О, боги, они ведь произносят благословения… но не мне. Благословляют «Собачью цепь». Что же там произошло, чтобы так всё изменилось?

— Почему же ты не отправился к Ша’ик? — веско спросил Ирриз. — Почему Корболо позволил тебе уйти?

— Потому, — вклинилась Синн, — что Корболо Дом — идиот, а Камист Релой — ещё хуже. Я лично удивляюсь только, как он не потерял половину своей армии после Гибели. Какой же настоящий солдат снесёт то, что там случилось? Ульфас, верно? Ты дезертировал из Корболовых «Живодёров», да?

Калам просто пожал плечами:

— Я пошёл искать более честный бой.

Женщина визгливо расхохоталась и выписала в пыли шутливый пируэт.

— И пришёл сюда? Ох, дурак! Это же уморительно! Кричать хочется, как смешно!

Сумасшедшая.

— Ничего смешного в убийствах не вижу, — проворчал Калам. — Но вот странно, что ты здесь — рвёшься побивать своих сородичей-малазанцев?

Лицо её потемнело.

— У меня свои причины, Ульфас. Ирриз, я хочу поговорить с тобой наедине. Идём.

Лицо Калама не дрогнуло, когда капитан поморщился от повелительного тона чародейки. Затем Ирриз кивнул: