Полное собрание сочинений. Том 2. 1895–1897 - Владимир Ленин (Ульянов)

Другое обстоятельство, которое необходимо иметь в виду при оценке практической народнической программы, состоит в следующем. Мы видели уже, что народники стараются как можно отвлеченнее формулировать свои пожелания, выставить их абстрактными, отвлеченными требованиями «чистой» науки, «чистой» справедливости, а не реальными нуждами реальных классов, имеющих определенные интересы. Кредит – эту насущную потребность каждого хозяина и хозяйчика в капиталистическом обществе – народник выставляет каким-то элементом в системе организации труда; союзы и соединения хозяев изображаются зачаточным выражением идеи кооперации вообще, идеи «кустарной эмансипации» и т. д., тогда как всякий знает, что все такие союзы преследуют на самом дело цели, ничего общего не имеющие с такими высокими материями, а просто связанные с размером дохода этих хозяйчиков, с укреплением их положения, увеличением их прибыли. Это превращение дюжинных буржуазных и мелкобуржуазных пожеланий в какие-то социальные панацеи лишь обессиливает эти пожелания, отнимает от них их жизненный нерв, гарантию их насущности и осуществимости. Насущные вопросы каждого хозяина, скупщика, торговца (кредит, союзы, техническая помощь) народник усиливается ставить как общие вопросы, возвышающиеся над отдельными интересами. Народник воображает, что он этим усиливает их значение, возвышает их, – а на самом деле он превращает этим живое дело, заинтересовывающее такие-то и такие-то группы населения, в филистерское пожелание, кабинетное умствование, бюрократическое «рассуждение о пользах». С этим непосредственно связывается и третье обстоятельство. Не понимая того, что такие практические мероприятия, как кредит и артель, технические пособия и т. п., выражают потребности развивающегося капитализма, народник не умеет выразить общих и основных потребностей такого развития, заменяя мелкими, случайно выхваченными, половинчатыми мероприятиями, которые, отдельно взятые, неспособны оказать никакого серьезного действия и осуждены неизбежно на неуспех. Если бы народник открыто и последовательно встал на точку зрения выразителя потребностей общественного развития по капиталистическому пути, то он сумел бы заметить общие условия, общие требования такого развития, он увидел бы, что все его маленькие прожекты и мероприятия при наличности этих общих условий (главное из них в интересующем нас случае – свобода промышленности) осуществились бы сами собой, т. е. деятельностью самих заинтересованных лиц, тогда как игнорирование этих общих условий и выставление одних практических мероприятий совершенно частного свойства не может не вести к толчению воды. Остановимся, для примера, на этом вопросе о свободе промышленности. С одной стороны, это настолько общий и основной вопрос из вопросов промышленной политики, что разбор его особенно уместен. С другой стороны, бытовые особенности Пермского края дают интересные подтверждения кардинальной важности этого вопроса. Как известно, главным явлением экономической жизни края является горнозаводская промышленность, которая сообщила ему совершенно особый отпечаток. С положением и интересами уральской горнопромышленности связаны и история колонизации и настоящее положение края. «Крестьяне вообще были населены на Урале с целью работать заводовладельцам», – читаем мы в письме обывателя Н.-Сергинского завода, Бабушкина, в «Трудах комиссии по иссл. куст, пр.» [227]. И эти бесхитростные слова очень верно выражают громадную роль заводовладельцев в жизни края, их значение как помещиков и заводчиков вместе, их привычку к безраздельному и неограниченному господству, к положению монополистов, основывающих свою промышленность на своем владельческом праве, а не на капитале и конкуренции. Монопольные начала горнозаводской промышленности Урала выразились в законе известной статьей 394-й т. VII свода законов (устав горный), – статьей, о которой так много говорилось и говорится в литературе об Урале. Закон этот, изданный в 1806 году, требует, во-1-х, разрешения горного начальства на открытие горными городами всяких фабрик, а, во-2-х, запрещает открытие в заводских округах «всех тех мануфактур и фабрик, которых все производство главнейше основывается на огненном действии, требующем угля и дров». Уральские горнозаводчики в 1861-м году особенно настаивали на том, чтобы такой закон внести в условия освобождения крестьян, и статья 11-я положения о горнозаводских мастеровых повторяет однородное запрещение [228]. Отчет правления кустарно-промышленного банка за 1895 год говорит, между прочим: «Чаще всего однако же поступают жалобы на запрещение чинами горного ведомства и владельцами посессионных заводов открывать огне-действующие заведения в черте подведомственных им районов и на всякого рода стеснения в производстве промыслов по обработке металлов» («Очерк», с. 223). Таким образом, Урал и по сю пору сохраняет незыблемые традиции «доброго старого времени», и отношение к мелкой крестьянской промышленности стоит здесь в полной гармонии с той «организацией труда», которая обеспечивала заводы прикрепленным к месту заводским рабочим населением. С полной рельефностью охарактеризованы эти традиции в следующем сообщении «Пермских Губернских Ведомостей» {88} № 183 за 1896 год, которое приводится в «Очерке» и справедливо называется «многозначительным». Вот оно: «М-во земледелия и государственных имуществ предложило уральским горнопромышленникам обсудить вопрос о возможности принятия горными заводами мер к развитию кустарных промыслов на Урале. Горнопромышленники уведомили мин-во, что развитие на Урале кустарной промышленности послужит во вред крупной промышленности, так как даже теперь, при слабом развитии кустарных промыслов на Урале, население его не может давать заводам необходимого числа рабочих [229]; когда же население найдет заработок дома, заводы рискуют остаться совсем без работы» («Очерк», с. 244). Это сообщение вызвало у составителей «Очерка» следующее восклицание: «Конечно, первое, необходимое условие всякого рода промышленности, крупной, средней ж мелкой, есть свобода промышленности… Во имя свободы промышленности все ее отрасли должны быть юридически равноправными… Металлоиздельные кустарные промыслы на Урале должны быть освобождены от всяких исключительных уз, созданных заводской регламентацией с целью ограничения естественного их развития» (ibid. Курсив наш). Читая эту прочувствованную и глубоко справедливую тираду в защиту «свободы промышленности», мы вспомнили известную басню о метафизике, который медлил вылезать из ямы, вопрошая, что такое веревка, брошенная ему, – «вервие простое»! {89} Вот и пермские народники по отношению к свободе промышленности, свободе развития капитализма, свободе конкуренции вопрошают пренебрежительно, что такое свобода промышленности – простое буржуазное требование! Они возносятся гораздо выше в своих пожеланиях; они хотят не свободы конкуренции (какое низменное, узкое, буржуазное пожелание!), а «организации труда»… Но стоит только этим маниловским мечтаниям столкнуться «лицом к лицу» с неподкрашенной и прозаической действительностью, – и от этой действительности пахнёт сразу такой «организацией труда», что народник забывает про «вред» и «опасность» капитализма, про «возможность иных путей для отечества» и взывает о «свободе промышленности».