Путь к Софии - Стефан Дичев

Фонари не горели. Город освещало только далекое зарево, от которого крыши ближних домов казались темно-фиолетовыми. Он добежал до постоялого двора. Как он того и ожидал, ворота были заперты. Надежно заперлись люди. Он застучал рукояткой револьвера.

— Анани!.. Бай Анани! Отвори! Это я, Андреа...

Что-то зашевелилось — и там таились. Были начеку.

— Отворите, братья... Они поджигают город! Скорее!

— Андреа, это ты?

Изнутри раздался стук. Щелкнул засов. Отворилась калитка.

— Входи, быстро!

— Не могу! Идемте со мной! Идемте, — звал Андреа и старался сосчитать в темноте, сколько их там.

Кто-то сзади поднял фонарь. Только теперь Андреа увидел самого хозяина, его сыновей и еще пятерых его соседей, среди которых был и здоровяк Велин. Они собрались здесь, чтоб защищаться сообща. Жены их и дети находились, вероятно, в доме. Все они были вооружены — у кого ружье, у кого старинный пистолет. А у брата Велика был только топор.

— Смотрите! Видите! Это пожар. Они уже начали. И поглядите, на западе то же. Они поджигают нас со всех сторон. А вы заперлись!

— Что же можно сделать, Андреа? Сколько тут нас?

— Сколько вас? Восемь. Со мной — девять. Соберем еще столько же соседей — и к тюрьме. Освободим наших людей! Там их, должно быть, человек двести! После пойдем к складам, вооружимся.

— Ну да!

— Хватит! Димо! Беги к попу Христо, у него трое сыновей. Мастер Велин, Матеа! Ступайте за Герасимом, за Стойко! Стучитесь во все дома подряд... Мне нужны десять человек немедленно. Вы, братья Пано, Свитка, Михал...

Пока Андреа рассылал во все стороны парней, женщины вынесли фонари, бурки, шубы. А он сбросил с себя шинель, сорвал с головы феску. Скоро начали сходиться мужчины.

— Эй, глядите, сам дедушка поп! Поздненько для тебя, святой отец!

— Ничего, я еще вижу... Вижу и в темноте...

Пришел и Герасим. И еще десять человек. Еще двадцать. Каждый имел при себе какое-то оружие.

— Готовы?

— Эй, бабы, запритесь хорошенько, — крикнул Анани. Он все еще думал о своем доме.

Они выскочили на улицу. Разбежались. Застучали во все ворота, кричали:

— Выходите! Спасайте город...

Теперь уже по улицам двигалась людская лавина — яростная, приведенная в ужас, наводящая ужас. Горожане выбегали из ворот, присоединялись к ней, сливались с нею. Казалось, они ждали ее появления.

Ну тут навстречу с шумом вылетели всадники.

— Вот они, черкесы! Вот они, разбойники!

— Огонь!

Никто не ждал приказа. Стреляли на ходу. И те тоже стали стрелять. Стреляли, отступая.

— За мной! За мной! — кричал Андреа и бежал, задыхаясь.

Глава 32

Пламя напротив слепило Неду, крики внизу, во дворе, заглушали ее голос. А она, прижавшись головой к ржавой решетке, прикрывавшей окно ее темницы, смотрела, не различая лиц, и кричала, обезумев от ужаса:

— Отец! Отец!..

Невозможно. Нет. Это не укладывается в голове. Именно сейчас, когда близится конец их мукам. Когда османы сами уже вынуждены бежать. Она все пыталась отвести взгляд от той части двора, где зарево приближающегося пожара чудовищно удлиняло тяжело повисшие на деревьях трупы. Она только видела, что отца ее нет среди них, — это единственное, что давало ей силы звать и кричать. А у мечети казнь не приостанавливалась... Выводят, угоняют на задний двор... Там растет много деревьев... Ужас, ужас! Где она жила до этого дня? В каком мире она жила? Где-то в облаках, салоне консульства, в лживой атмосфере, где все выказывают признаки почтения, кланяются друг другу... А эти крики, брань — «свинья гяурская», «скотина», «паршивая собака», — побои... Этот Коч-баба, которого она уже знает по имени...

— Милый мой папа, — повторяла она с отчаянием и нежностью. — Как, бывало, мы ссорились, сердились друг на друга, и как упало у меня сердце, когда я увидела тебя в окошко, на тюремном дворе...

Он был в оковах. Железное кольцо вокруг шеи больше всего потрясло ее. Она могла представить себе его только сильным, гордым, он всегда возвышался над остальными. «Он искал меня глазами, — думала Неда, — улыбался мне, высоко поднимал голову, хотел приободрить меня. А сам с железным кольцом на шее... Потом я видела и твоего отца, Андреа. Жандарм его все время подталкивал, но он не так переменился, как мой отец... Тогда я поняла, что вы, Будиновы, из другого теста, не то что мы...»

Она все теснее прижималась похудевшим лицом к решетке. Уже горела вся Имаретская слобода. Временами ей казалось, что горят купола мечети, временами — что четко вырисовывающийся черный массив мечети то вздыбливается, то оседает набок, словно пытается уклониться от налетающей на нее стихии. Орудийные выстрелы не прекращались, к ним примешивался вой, глухие взрывы, ружейная пальба. У ворот Джани-бей орал на жандармов, чтобы они поскорее нагружали повозки и побыстрее вешали.

Потом вывели еще несколько узников. Мечущийся свет пламени временами приоткрывал над ними покров темноты, но она тут же снова еще плотнее смыкалась. Неда с трудом могла отличить их фигуры от фигур жандармов. Отца не было среди них. Но тут же выгнали еще нескольких, и она снова вперила в них взгляд. Пламя напротив по-прежнему слепило ее. Тот высокий?! О боже! Он обернулся...

— Папа, папа!

Грохот выстрелов заглушал ее голос. Он снова обернулся... Этих тоже? Двинулись. Их выталкивают во двор мечети.

— Нет! Нет! — дико закричала она.

Заливавший ее желтый свет стал оранжевым, красным-красным, как свернувшаяся кровь. И все окутал мрак. Она постояла еще немного. В голове ее была зияющая пустота. «Невозможно! Нет, это не мой отец, добрый, всеми уважаемый в городе человек... Нет...» Она отпустила решетку и упала на нары.

Кто-то стучал в дверь. Она не шелохнулась. Чернота, застлавшая ей глаза, медленно разорвалась, растворилась... «Словно распахнулись двери, — подумала она. — Андреа, милый, дорогой! Люблю тебя, люблю тебя». Ей казалось, она поднимается по какой-то лестнице, ступенька за ступенькой, все выше.

Что-то разламывалось. Дверь с треском отворилась. Этот резкий звук вернул ей сознание. Она быстро утерла ладонью слезы и поднялась. Пусть будет конец, только пусть поскорее он наступит.

Вдруг ее охватил совсем другой страх, страх, который все время с той поры, как она очутилась здесь, заставлял ее быть настороже. Какая-то мужская фигура загородила светлый прямоугольник. Не Джани-бей, нет. И не англичанин. Капитан Амир. Зачем он тут? В руках у него какая-то одежда. Не от Маргарет ли он?

Он вглядывается в темноту помещения, местами освещенного коридорными фонарями, местами — отблесками пожарища. Обнаружив ее, он кричит, задыхаясь:

— Неда-ханым! Идемте! Не бойтесь, это я!

Она не шелохнется. Он снова говорит с нею по-французски. Вежливость Сен-Клера была ледяной. Для Джани-бея она была всего-навсего низшим существом, и он смотрел на нее с презрением. Но Амир почти всегда порывался сказать ей что-то человеческое. Несмотря на ненависть и отвращение ко всем к ним, она не могла не быть в душе ему благодарной. Не могла не отделить его от Джани-бея, от Коч-бабы и от остальных турок, которые бросали на нее жадные взгляды, ухмылялись и недвусмысленно выказывали ей свои отвратительные скотские желания. Порой в часы одиночества она даже представляла себе, как Амир поможет ей бежать отсюда... И как потом, поняв ее, он будет тронут ее огромной любовью к Андреа и проявит милосердие...

— Скорее! — говорит Амир, подойдя к ней. — Закутайтесь в это покрывало. Я отведу вас в английскую миссию.

Он ее уведет отсюда. Безумная надежда пронзила все ее существо. Неужто он ее действительно спасет? Она мгновенно унеслась в мир благородства... Кавалер де ла Брийон спасает леди Энн, переодетую пажем... Но нахлынувшая следом отрезвляющая волна охладила ее романтический пыл, повергла ее в страх. Турок говорит, что спасет ее! И перед ее глазами почему-то встала Сесиль. Неду била дрожь. Она колебалась, сознание ее словно раздвоилось. Нет, нет, это все же его упросила Маргарет... «Да, это Маргарет! Ей он не мог отказать», — убеждала она себя. Хотела этому верить. Верила. Она забыла даже о том, что происходит за стенами тюрьмы, на заднем дворе. Она думала только о себе.

— Вас прислал мой брат?

— Ваш брат... Только торопитесь. Вы понимаете? Накиньте покрывало! Вот так...

Вся дрожа, раздираемая доверием и страхом, окончательно теряя волю, она закуталась в покрывало и пошла следом за Амиром. «Боже мой! Что я делаю? Куда иду?» — думала она.

Но тут в дверях словно из-под земли выросла фигура Джани-бея. Амир испуганно отпрянул назад.

Неда не знала их языка и не могла понять, что они орут друг другу, но чувствовала, что речь идет о ней, слышала свое имя, Сен-Клера, разбирала отдельные знакомые слова — мурабе, динислям, гяурка... и брань... и упоминание о гареме. Вдруг откуда-то с лестницы послышался встревоженный голос. Кто-то спрашивал о чем-то. (Это Идрис спрашивал: «Так тебя ждать, бей-эфенди?») Глаза Джани-бея блестели. Он что-то сказал Амиру, сказал очень тихо, примирительно улыбаясь. (Он сказал: «Беги, скажи им, чтоб меня не ждали, пусть вешают всех подряд. Когда вернешься, бери ее, делай с нею что хочешь».) Но Амир решительно замотал головой — нет! Нет? Джани-бей вдруг схватил его и встряхнул, а потом вытолкнул за дверь. («Ты что, отказываешься выполнять приказ? Во время войны? Мой приказ? Да я тебя тут же прикончу!..») Джани-бей вытащил револьвер... Словно в каком-то кошмаре наблюдала она эту сцену, переводила взгляд с одного на другого. Она видела, в каком испуге ушел Амир. Затерялся где-то во мраке коридора и кричал что-то оттуда. («Чтоб ты не смел к ней прикасаться... она моя... моя!») Джани-бей сунул револьвер в кобуру, повернулся к ней. На лице его была презрительная, насмешливая гримаса. «Амир меня не обманывал, — думала она с болью. — Если бы только я поторопилась и пошла за ним на минуту раньше...»