Блеск клинка - Лоуренс Шуновер

На следующий день Жак Кер был допущен в мастерскую, так как в это время отжиг не проводился. Клемент и Амброз удивлялись, что крестьянин заказывает доспехи, но скоро им стало ясно, что Жак Кер не крестьянин и заказывает не обычные доспехи.

Услышав, что новый клиент собирается отправиться в путешествие на Восток, Абдул прошептал что-то на ухо мастеру. Хью рассмеялся и кивнул головой, и обрадованный слуга начал какие-то сложные приготовления, которые подмастерьям редко случалось видеть. Он отрезал несколько кусков железной проволоки и поместил их вместе с деревянными стружками в небольшой сосуд из огнеупорной глины для закалки.

Через час они превратились в сталь. Он сформовал переднюю и заднюю части кирасы, оставив небольшие утолщения в двух местах, которые он затем расплющил и с помощью легкого молота навернул на тонкий стержень, так что образовались две изящные петли. Пока детали были еще небольшими и толстыми, задолго до того как их форма приблизилась к форме тела клиента и была готова к примерке, он взял куски проволоки, разогрел их до белого каления и вковал их в железо, так что две оболочки, образующие кирасу, были покрыты паутиной из твердой стальной проволоки, погруженной в мягкое железо. При дальнейшей ковке оболочки становились тоньше, а узор из стальной проволоки расплющивался и переливался как мокрый шелк кардинальской мантии. Эти детали выглядели прекрасно даже до полировки и были исключительно прочными даже до закалки. Жак Кер понял, что он попал в хорошие руки.

Тем временем Хью разогрел до белого каления небольшой кусок метеоритного железа и начал ковать его самым тяжелым из своих молотов. Оно вело себя как очень тугоплавкий металл, с трудом поддаваясь нагреву, но будучи разогретым, продолжало ярко светиться столь долго, что за это время обычное железо давно бы остыло. Хотя оно медленно менялось под ударами молота, оно все же постепенно принимало форму чаши. Хью потратил лучшую часть дня на эту работу, и суставы его одеревенели от длительного напряжения. Наконец, шапка была подогнана, готова к полировке и отжигу. Хью даже сомневался, нужно ли ее вообще отжигать. Его самый твердый напильник почти не брал ее. Он считал, что ее нужно еще немного закалить, но решил поспать перед этим важным делом. Прежде чем пожелать гостю спокойной ночи, он по привычке завернул шапочку в несколько слоев воловьей шкуры; Хью тщательно оберегал гладкие поверхности, чтобы Пьер или подмастерья не поцарапали их при уборке мастерской.

В этот вечер все рано легли спать, так как очень устали. Жак Кер спал в кровати Пьера, последним покинувшего мастерскую после уборки, а Пьер после ужина забрался в огромную кровать Хью и Марии.

Никто не знал, как это случилось, но ночью Хью почувствовал запах дыма. Он мгновенно проснулся и бросился в мастерскую. Там загорелась поленница дров, уложенная слишком близко от горна. Опасности пожара не было, поскольку дрова были сложены на каменном уступе, который фактически был частью горна. Но поленница представляла собой дневную норму топлива, а цена дров возрастала с каждым годом. Хью громко выругался и столкнул горящие поленья в горн с помощью длинного металлического прута, чтобы не обжечь руки. В этот момент он заметил, что небольшой сундучок из огнеупорной глины, находившийся рядом с поленницей, тоже оказался в огне. Впрочем в этом не было ничего страшного. Он начал работать мехами, чтобы ускорить горение и сделать огонь безопасным, а потом вернуться в постель. В этот момент в дверях появилась Мария и упрекнула его, что он работает так поздно.

— О, женщина! Я не работаю, я просто пытаюсь сжечь эти дрова, чтобы отправиться спать будучи спокойным, что дом не сгорит. Один из парней сложил дрова слишком близко к горну и они загорелись. Я высеку их. Всех! Даже Пьера. Они потом неделю не смогут сидеть!

— Успокойся, Хью. Ты же говорил, что никогда горн не бывал таким горячим, как сегодня, когда ты делал глупую маленькую шапку для этого человека. Может быть, огонь еще не погас. Мальчики осторожны. Возможно дрова были не так уж близко.

Пламя начало приобретать более спокойный характер и по мере его успокоения начал успокаиваться и Хью.

— Ну хорошо, тогда я, пожалуй, высеку их так, чтобы они не могли сидеть три дня. Но я настаиваю, что дрова лежали слишком близко, даже хотя горн и был горячеват, как ты говоришь.

Позади Марии показалась фигурка Пьера. Очутившись один в большой кровати и слыша возбужденный голос приемного отца, он направился в мастерскую, чтобы узнать, что случилось. Ему тоже показалось, что пахнет дымом.

— Ах! — воскликнул он, глядя в огонь.

— Ну, ладно, парень, посмотри, что ты наделал. Запас дров на целый день сгорел. Ты укладывал поленницу, не так ли?

— Я помогал, — ответил Пьер. — Но посмотрите на сундучок.

— Черт с ним! Он не сгорит. Я разозлился из-за дров.

— Но маленький шлем! Я уложил его в сундучок для безопасности. Он лежал на самом краю полки и мог упасть. Я думал, что в сундучке он будет целее.

— Ты положил шлем… в сундук?

— Да, отец.

— Вместе с кожей? Он был завернут в кожу.

— Конечно, отец. Я не разворачивал его. Я знал, что он особенный. Я видел, что ты делал его целый день.

Хью задумался. В оправдание мальчику следовало признать, что он довольно неосторожно положил изделие на полку. Шапочка могла упасть. Во всяком случае, теперь ничего не поделаешь.

— А было ли дерево в сундучке, Пьер?

— Я видел несколько старых угольков.

— А свежие стружки?

— Нет, только кусочки древесного угля.

Хью застонал.

Как подействует эта дьявольская смесь древесного угля и воловьих шкур на метеоритное железо, не смогли бы предсказать и более опытные металлурги, чем Хью. К тому же Хью был очень утомлен. Теперь из сундучка исходило ужасное зловоние, а из-под крышки показались язычки зеленого пламени.

— Ну, ладно, что случилось, то случилось, — вздохнул Хью. — Может быть, шлем развалится. Я даже не представляю, как долго его нужно греть со всей этой кожей.

— А ты знаешь, сколько его нужно было греть, если бы кожи там не было? — лукаво спросила Мария.

Несчастный Хью сказал правду:

— О, черт возьми, нет! Конечно, нет. Слишком много неизвестных.

— Я думаю, нам лучше вернуться в постель, мой дорогой, раз ты не знаешь, что делаешь. Отдохни немного, дорогой Хью, возможно утром шлем будет твердым.

Хью не понравились слова жены, что он не знает, что делает. Но поскольку это была очевидная истина, он оставил шлем в сундучке, а сундучок в огне догорающего горна и отправился в кровать, зябко ступая по холодному каменному полу.