Опыт моей жизни. Книга 2. Любовь в Нью-Йорке - И. Д.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Проколов круглый шар вакуума, зазвонил телефон. Я склонилась над ним, как умиравший, завидевший спасение.
– Алло! Привет. Женя? Как дела? Как же, я помню вас. Вы же обещали, что не позвоните мне больше. Все по-старому. Собраться?.. Сегодня?.. – медлила я с ответом, глядя на переворот кругом меня, на ждущие меня рукописи, учебники и словари, вздрогнувшие от возмущения и ненависти ко мне, которая сейчас снова бросит их и уйдет.
– Мы уже зарезервировали места в ресторане, будет еще мой друг со своей девушкой… – говорил в трубке голос.
– А потом вы будете упрекать меня, что потратили на меня пять часов! Да?
– Этого не повторится. Я обещаю. Ты запала мне в душу, я старался, но не смог забыть тебя.
Фу, какие примитивности-банальности. Уж не оттого ли я «запала ему в душу», что, единственная, отказала ему, ведь по его словам, ему никто не отказывает. Он этого просто переварить не может. О, глупое самолюбие мужчины!
– Женя, вы зря теряете время, – говорю я ему.
– Я готов. Я готов встречаться с тобой просто на дружеских основаниях, если ты не хочешь ничего большего.
– Точно?
– Я обещаю. Я же мужчина, в конце концов. То, что было, не повторится. Ну можно я заеду за тобой? И потом, хватит мне «выкать»!
Я старалась представить, как много я могла бы сделать за целый день и вечер, если бы я осталась дома, но вместо этого представляла тяжесть наступающих сумерек, себя, лежащую головой на столе, ничего не делающую, убеждающую себя встать, что-то сделать, в отчаянье спрашивающую: ну что же, что делать?!..
– Ну, хорошо, – сказалось как-то само по себе. – Если точно на дружеских основаниях… тогда приезжай.
* * *
Вот опять белая машина с роскошными сиденьями у моего подъезда: вот уж не думала, что когда-то опять в нее сяду, что опять увижу когда-либо Женю. Чувствую, что рада его видеть: благодарна ему за то, что вытащил меня сегодня. А чем черт не шутит? Надо дать себе шанс, а может, я и смогу полюбить его!
– Мы заедем сейчас поднять[12] ребят, а потом поедем в «Националь», – сказал Женя и воровски стрельнул глазами вокруг.
Я не возражала. Все что угодно и куда угодно, только бы прочь от себя и подальше от дома.
Дверь нам открыла девушка лет двадцати пяти, невысокого роста, в длинном махровом халате и с полотенцем, завернутым вокруг головы в высокую чалму. Похоже, она только вышла из душа, однако, несмотря на еще мокрые волосы, глаза ее уже были густо накрашены, и вокруг век уже лежал толстый слой перламутрово-голубых теней. Еще более кукольно и жирно были накрашены ее маленькие губки. Цвет помады – темно-вишневый. Они здесь в Америке, по-идиотски красят губы: сначала жирно обводят контур губ карандашом, а потом, вдобавок еще жирно наносят помаду. Губы получаются карикатурные. Наверно, у них здесь считается, что это красиво, когда столько краски на лице.
– Привет!
– Привет, это Фаина, познакомьтесь.
Фаина провела нас в аккуратно убранную уютную гостиную, где между тремя мягкими диванами лежал мягкий большой ковер и горевший телевизор наполнял комнату своими яркими веселыми красками. Глаза мои отдыхали в этой новой (отличающейся от моей квартиры) обстановке, однако тяжесть моей неразрешенной проблемы жизни сидела внутри меня.
– Садитесь, – сказала Фаина приветливо, – я буду готова через минуту.
– Садись, – сказал мне Женя и, повернувшись к Фаине, спросил: – А где Майкл?
– Он пошел к Бордам на минуту, сейчас придет – отвечала она уже из соседней комнаты, в которой, я видела в боковую дверь, вспыхнул свет.
– А-а-аа… – довольно улыбаясь, сказал Женя, – пошел за капиталом?
Потерев руки, он опустился на соседний диван. Мы уставились в экран телевизора. Девушка в переливающемся платье, обтягивающем ее худое стройное тело, выходила на сцену под звуки аплодисментов публики в зале. Каждый ее шаг то обнажал до самого высокого, почти неприличного места ее ногу, то тут же прятал ее в неуловимом движении. На руках и в ушах ее блестели огромные драгоценные ожерелья. Девушка, улыбаясь, начала говорить что-то, но в это время щелкнул замок во входной двери и, бесшумно ступая по ковру, вошел молодой мужчина небольшого роста.
– О, привет! – он подошел к Жене, пожал ему руку.
– Здравствуй, старик, – сказал Женя и лениво, не вставая со своего места, подал руку своему приятелю.
Наверно, у них свойские отношения, подумала я, заметив, что Майкл вовсе не обиделся из-за того, что Женя продолжал оставаться в своем положении, – развалившись на диване.
Мы познакомились. Улыбаясь, Майкл раскрыл небольшой сверток, который держал в руках и показал Жене.
Лицо и фигура Жени выразили одобрение: «Дава-ай!!» – Я закручу сейчас.
Майкл сел у столика и принялся аккуратненько выбивать табак из сигарет, а затем закручивал в папиросную бумагу что-то из маленького мешочка. Получались малюсенькие огрызки, напоминающие детские папироски. Не новинка, знаем, и эти курят.
Женя тем временем достал какой-то журнал.
– Вот, – обратился он ко мне – посмотри, нравится тебе домик?
– Что это? Каталог домов? Этот? Ничего.
– Ничего! – иронически передразнил он.
– Домик – фантазия! Надо будет прицениться, завтра позвоню им из офиса.
Майкл: со своего угла, не подымая головы и продолжая свое занятие:
– Опять дом? Ты бы уже что-нибудь другое купил. У человека два роскошных дома – один в Поконо, другой в Апстейте, он третий покупает!
Женя (самодовольно):
– Да. Я люблю. А что? Первый продам.
– Как продам? Ты в него столько труда, денег, времени вложил!
– Все окупится! Я его сейчас толкну раза в четыре дороже того, во что он мне обошелся.
– Я тебя не понимаю. Ты же строил его для себя! Ты себе не представляешь, – Майкл обратился ко мне, – он выписывал каких-то дизайнеров из Турции, чтоб они ему какой-то невероятный бассейн выстроили, именно, как он задумал, и чтоб ни у кого такого не было. Стены ему какой-то польский художник расписывал. А дерево? Полы?! Да что там говорить! И вдруг, продам!
– А надоел он мне уже!
– Ты же еще года в нем не живешь.
– Ну и что? Я этот еще лучше сделаю. Я построю фонтан в бассейне! Подсветки, иллюминации, все такое…
– А потом и этот продашь?
– И этот продам. И новый построю. Это же моя работа. Я все это с лихвой выручаю. Это своего рода творчество. – Женя снова уставился на фотографию дома,
