«Сварщик» с Юноны (СИ) - Трунов Сергей

«Что, Сергей Юрьевич?»

«Консультация Твоя нужна. Мне не хватает сведений для принятия решения. Вот скажи: что важнее окажется в глазах Императора: шкуры морского зверя или золото? Учти, что основной покупатель пушнины, Европа, для России скорее всего окажется недосягаемым из-за происков Наполеона».

«Так ты сам и ответил: золото оно всегда и везде золото. Те же шкуры всё-равно в конечном итоге на золото же и меняется. А что это ты про золото заговорил?» — насторожился камергер.

«Видишь ли, Николай Петрович, тут, неподалеку обширнейшие золотые россыпи. Богатейшие! Через сорок лет, если ничего не изменится, американцы захватят сие земли исключительно из-за сего самого презренного металла. А мы с Тобой могли бы наложить руку России на это богатство прямо сейчас. Причём, чтобы не быть голословными пред царем, сходим туда и наберем самородков для показа. А Григорий Иванович заодно наснимает светописей в подтверждение. Как ты полагаешь, такой подарок склонит чашу весов в глазах Александра I в пользу присоединения земель этих к России? К тому же здесь есть и ещё один аргумент в пользу данного предприятия».

«Знаешь, Сергей Юрьевич, очень занимательные вещи ты говоришь. — сдвинул брови Резанов, — И весьма пользительные для блага державы, насколько понимаю интересы Империи. Золото — шутка ли! Но как далеко рудник? Многое ведь упирается в трудности добычи. Золотых промыслов и в России довольно, только добраться до оных порою весьма, весьма затруднительно…»

«Карта побережья есть?» — оживился Я. И когда командор покопавшись в рундуке, заменявшем на судне сейф, разложил на столе требуемое, я потер руки и ткнул пальцем:

«На дне сей речки, которая впадает в океан. Километрах в пятнадцати от побережья, то бишь верстах в десяти примерно. А отсюда верстах где-то в ста — ста пятидесяти», — прикинул я.

«А какой аргумент ещё?» — ввернул заинтригованный камергер.

«Скоро войскам Наполеона в Европе кормиться станет сложно. А здесь, в Америке у Франции между Испанскими владениями и Русскими есть Канада. И отсюда пойдут караваны судов с провиантом. Так вот стоит перехватить их — на войне как на войне! Сами французы так говорят — и Наполеон сам сдуется. Кстати, если опять-таки ничего не изменится, то в 1812 Бонапарт вероломно нападёт на Россию и Михайла Илларионович Кутузов именно так его, супостата, и одолеет. Погонит по дорогам, которые сами лягушатники и разорят. Те от бескормицы и околеют почитай все кряду».

«Да-а, страшные вещи ты вещаешь, Сергей Юрьевич… — помрачнел Резанов. — Но ведь заложить и построить корабли тоже времени стоит. Да и людей, инструменты доставить… Хотя бухты здесь отменнейшие!»

«А золото на что?! Тем же американцам заплатим — они за золото чёрта достанут! А уж кораблей на своих верфях нам наклепают! Потом можно их корабелов и к себе переманить, но не будем пока загадывать. Так что предлагаю не медля и отправиться».

«„Юнона“ и „Авось“ ещё под погрузкой продовольствия, ты, Сергей Юрьевич, не забыл? — командор поднял ладонь, упреждая мои возражения, — а груженые скорее всего в речку не войдут».

«Почему?» — не понял я, сухопутный гость.

«Осадка большая», — и, видя мое непонимание добавил, — «глубоко сидят».

«Ах ты ж», — хлопнул я в досаде себя и заодно Резанова по лбу, — «Тогда… — я задумался, — тогда надо небольшой кораблик прикупить. На нём и сгонять. Хватит на это денег?»

«Пожалуй это выход, — пожевал губами командор, — Только времени в обрез, некогда искать».

«Но и руки опускать не стоит. А тем более упускать золото из рук. Давай-ка Вашбродь Фернандо спроси, тестя своего, может ещё кого припомнишь, ты ж тут среди бар крутился».

После нашего разговора камергер отправился на очередное свидание с Кончитой. Ну, конечно же по моему совету иновременца взял с собой Лангсдорфа, а тот без светописца теперь уже нигде не появлялся. Оно и к лучшему.

Камергер преподнёс Кончите две своих фотографии с подписями, как я советовал, которые вставил в заказанные у корабельного плотника деревянные рамки как для картин. Мне понравилось та, на которой он сидел за столом с бумагами. Ну что: нормальный серьёзный дядька. Однако невесте почему-то приглянулась совсем другая. Она смеялась до слез, тыкала пальчиком и прижимала к груди тот снимок, самый первый, где командор дурачился, со зверской рожей, на зарядке. Вот и пойми этих женщин!

Светоснимки произвели фурор в доме коменданта форта. У домочадцев и гостей горели глаза, новоиспеченный светописатель пританцовывал от желания всё и вся запечетлеть и я ловя удачный момент пригласил всех сниматься на новомодные светокартинки.

«Ты что, зашипел мне в ухо камергер», — неприлично как-то…

«Так, вашбродь, угомонись! Ты принёс им новомодную европейскую вещицу, они ж тебе ещё и благодарны останутся!» — Резанов отошел вглубь нашего общего тела, а я принялся руководить расстановкой людей, животных и предметов в живописные композиции, благо глаз на подобных фотосессиях в 21-м веке набил. Лангсдорф снимал без передышки и только время от времени машинально утирал пот с лица порядком помятым платком. Снимали вновь до полного израсходования запаса взятых с корабля светочувствительных пластин.

Резанову более других пришлась по вкусу светописная картинка, где Кончита гарцевала верхом на породистой тонконогой кобылице. И я саркастически заметил: «Вашбродь, вот так и тебе она со временем на шею сядет да погонять наладится». На что Резанов только легкомысленно отмахнулся: мол, ну что будет, то будет.

На этом свидании при традиционной беседе с отцом Кончиты, я вскользь упомянул о нужде русской экспедиции. И Хосе Дарио Аргуэльо с живостью откликнулся. Подозвал Фернандо, который теперь также следовал неотступно за командором, кратко переговорил с ним и тот отвел к еще одному дальнему родственнику.

То ли дядя, то ли брат, то ли племянник — и я и камергер запутались во всех этих родственных связях. С другой стороны я позавидовал как они друг друга поддерживают и крепко связаны, почти как евреи.

Так вот этот самый родственник в своё время по протекции тестя камергера, к тому моменту коменданта крепости, купил неплохой участок земли под поместье здесь неподалеку. И за последние годы хорошенько обогатился. А вот теперь решил уйти на покой, вернуться в метрополию, продавал поместье. Сбывал сейчас и судно, батель.

На этом судне, по речушке, впадающей в океан, в бухту как раз этот самый родственник со своего поместья сплавлял продукцию, которую потом грузили на океанские корабли для отправки в Европу или здесь, на побережье Америки, продавали.

Если на русский манер переводить, батель — небольшой ботик. Как объяснил капитан «Юноны» это судно каботажного плавания, полупалубное. То есть до половины корпуса была палуба, дальше нет, как в обычной лодке. В бухте суденышко сейчас и стояло. Владелец торопился уступить нам обременительное теперь имущество, поэтому немедля отправил своего торгового представителя.

Кораблик нам понравился. Но командор решил призвать специалистов и вот тут я с ним солидарен. Последние тоже прибыли с осмотра весьма довольные. Хотя и не очень-то понимали Зачем такое суденышко в их переходе. В свои помыслы мы с Резановым их пока не посвящали.

Из докладной записки:

«Командору Калифорнийской экспедиции Русско-Американской компании, его светлости графу Резанову Н. П. лейтенанта Русского Императорского флота Хвостова Н. А., Мичмана Русского Императорского флота Данилова Г. И.

Осмотренная батель в полной исправности. Содержалось бережно. Доски менялись вовремя. А паруса таки вовсе новые. Ходовые испытания в бухте Сан-Франциско показали приличную ходкость и превосходную управляемость.

Из недостатков: однако данное судно имеет прямое парусное вооружение и хорошо идёт по ветру, а под углом к ветру идти невозможно. Это объясняется видимо тем обстоятельством, что использовалась батель для плавание по реке, которая перпендикулярно береговой линии. Господствующие ветра в прибрежной зоне пассаты: днём дует с берега на океан, ночью с океана на берег. И для плавания вдоль побережья сия батель пригодна мало».