Поцелуй перед смертью - Айра Левин

— Да на тебе лица нет! Серый, как…

— Всё в порядке. Это — это здесь, — он коснулся своего бока там, где у него — она знала — был шрам от ранения, полученного на войне. — Ломит иногда.

— Боже, я подумала, у тебя сердечный приступ или что-то ещё, — прошептала она.

— Нет. Всё нормально. — Он всматривался в неё, пытаясь вздохнуть поглубже, руками судорожно ухватившись себе за колени. Господи, что можно сделать? Сука! Она планировала тоже, планировала женить его на себе!

Он видел, как тает тревога на её лице, сменяясь румянцем смущения. Она вырвала листок из своего ежедневника, что-то нацарапала на нём и передала ему.

Пилюли не подействовали.

Ну ты и врать! Чёртова врунья! Он скомкал листок и с такой силой сдавил комок в руке, что ногти впились в ладонь. Думай! Думай! Нависшая над ним угроза была столь велика, что он даже не сразу смог её оценить. Эллен получит письмо — когда? В три часа? В четыре? И позвонит Дороти: "Что это значит? К чему ты это пишешь?" — "Пишу что?" — И тогда Эллен зачитает посланье, а Дороти узнает его… Потом она заявится к нему? Что он ей объяснит? Или она поймёт правду — выложит всю их историю Эллен — позвонит отцу. Если она сохранила пилюли — если она не выбросила их — вот вам и улика! Покушение на убийство! Она понесёт их в аптеку, на анализ? Теперь бессмысленно прогнозировать её действия. Она — неизвестная величина. Он тешил себя мыслью, что предскажет мельчайший из её чёртовых ходов, но теперь…

Он чувствовал, что она смотрит на него и ждёт его реакции на слова, написанные ей. Он вырвал листок из своей тетради, снял колпачок с ручки. Плечом попытался заслонить свою ладонь, чтобы не было видно, как она дрожит. Он не мог писать. Ему пришлось карябать свой ответ печатными буквами, с такой силой налегая на ручку, что перо порой раздирало бумагу. Попробуй скрести им потише!

О'кей. Мы попытались, теперь всё. Поженимся, как и планировали.

Он вручил ей листок. Прочитав то, что он написал, она повернулась к нему; её лицо было безмятежно и радостно, как ясный день. Он выдавил ответную улыбку, моля бога, чтоб она не заметила, каких усилий это стоило ему.

Ещё оставалось в запасе время. Люди строчат предсмертные записки, а потом, бывает, и замешкаются, накладывают на себя руки не сразу. Он посмотрел на свои часы: 9:20. Самое раннее, Эллен получит письмо — в три часа. Пять часов и сорок минут. Теперь уже не до планирования будущей акции шаг за шагом. Действовать придётся быстро и решительно. Никаких больше штучек, рассчитанных на то, что сейчас он добьётся от неё этого, а после — уже того. Никакого яда. Какими ещё способами убивают себя люди? Через пять часов и сорок минут она должна быть мертва.

10

В десять часов они покинули, рука в руке, учебный корпус — кристально ясный воздух звенел от криков студентов, коротающих перемену на улице. Мимо протопали три девицы в униформе капитанов групп поддержки; одна колотила деревянною ложкой по железной сковороде, две другие тащили плакат, извещающий о начале собрания бейсбольных болельщиков.

— Как твой бок, всё ещё болит? — спросила Дороти, озабоченная его мрачной миной.

— Немного, — ответил он.

— Часто это случается?

— Нет. Не переживай. — Он глянул на свои часы. — Замуж за инвалида ты не выйдешь.

Они сошли с дорожки на газон. — Когда пойдём? — Она сжала его руку.

— Днём. Около четырёх.

— Может, стоит пораньше?

— Зачем?

— Как, на это ж время уйдёт, а они, наверно, закрываются около пяти или около.

— Много времени это не займёт. Надо лишь всего-то заполнить бланк заявления на свидетельство, а потом на этом же этаже нам его и выдадут.

— Я бы лучше взяла с собой документ, что мне уже есть восемнадцать.

— Верно.

Она повернулась к нему, неожиданно серьёзная, покрасневшая от стыда. И врунья-то неважная, подумал он. — Ты сильно расстроился, что пилюли не подействовали? — спросила она обеспокоенно.

— Да нет, не сильно.

— Ты ведь преувеличивал, да? Насчёт того, как всё будет дальше?

— Конечно. Всё у нас будет нормально. Просто я хотел, чтоб ты попробовала. Для твоей же пользы.

Она покраснела ещё сильнее. Он отвернулся, раздосадованный её бесхитростностью. Когда он взглянул на неё снова, все её угрызения уже были забыты, радостное нетерпение переполняло её, она улыбалась, охватив руками себя за локти. — Я больше не могу сидеть сегодня на занятиях. Я их пропущу.

— Правильно. Я тоже. Мы пропустим их вместе.

— Что ты имеешь в виду?

— Провести день вместе. А потом пойдём в Муниципалитет.

— Милый, я не могу. Весь день не могу. Мне ещё надо вернуться в общагу, собрать вещи, переодеться… Ты, что, ничего с собой не берёшь?

— Я уже оставил чемодан в отеле, когда резервировал номер.

— А! Но тебе же надо переодеться? Я хочу, чтоб ты надел синий костюм.

Он улыбнулся. — Так точно, мэм. И всё-таки вы сможете уделить мне немного вашего драгоценного времени. До ланча.

— И что мы будем делать? — Они брели неторопливо по лужайке.

— Не знаю, — отвечал он. — Может, просто погуляем. Спустимся к реке.

— В такой обуви? — Она подняла ногу, демонстрируя мягкую кожаную туфлю. — У меня будет плоскостопие. В них же никакой жесткости нет.

— Ладно, — согласился он, — обойдёмся без реки.

— У меня есть идея, — она указала на корпус факультета Изящных Искусств впереди на их пути. — Пойдём в фонотеку в Изящных Искусствах и послушаем пластинки.

— Не знаю, сегодня такой хороший день, чтобы провести его… — он замолчал, увидев, что улыбка померкла на её лице.

Она смотрела уже мимо и дальше корпуса Изящных Искусств — на пронзающую небо иглу передающей вышки радиостанции КБРИ. — Последний раз когда я была в здании Муниципалитета, я как раз ходила к тому врачу, — сказала она с горечью.

— Ну, теперь-то всё будет по-другому, — заметил он. И вдруг остановился.

— Что такое?

— Дорри, ты права. Зачем нам ждать до четырёх часов? Идём сейчас!

— Распишемся прямо сейчас?

— Да, сразу, как ты соберёшь вещи, переоденешься, сделаешь, что тебе нужно. Послушай, сейчас ты идёшь в общагу и собираешься. Что скажешь?

— Конечно, да! Да! О, сейчас же!

— Я тебе позвоню и скажу, где встречаемся.

— Да. Да. — Она потянулась к нему и горячо поцеловала в щёку. — Я так тебя люблю, — прошептала она.

В ответ он усмехнулся.

Она немедленно устремилась прочь, к себе в общежитие, шагая с такой скоростью, на какую только была способна. Напоследок, с сияющей улыбкой быстро оглянулась на него через плечо.

Он проводил её взглядом. Потом повернулся к передающей вышке, установленной на крыше Муниципалитета Блю-Ривер, самого высокого здания в городе — поднявшегося на четырнадцать этажей над уровнем тротуарных плит.

11

Он зашёл в корпус Изящных Искусств, где под пролётом главной лестницы была втиснута телефонная будка. Позвонив в справочную, узнал номер телефона Брачного Бюро.

— Брачное Бюро.

— Алло. Я хотел бы знать, как вы сегодня работаете.

— У нас открыто до двенадцати, потом с часу до полшестого.

— С двенадцати до часу — перерыв?

— Именно так.

— Спасибо. — Он повесил трубку, бросил ещё монетку в прорезь и набрал номер общежития. Телефонистка попыталась дозвониться до комнаты Дороти, но ответа не получила. Он положил трубку на рычаг, ломая голову над тем, что же могло задержать Дороти. Ведь такую развила прыть, что пора бы ей уже и придти к себе.

Мелочи у него больше не было; чтобы разменять долларовую бумажку, пришлось зайти в ближайшую закусочную в кампусе. Довольно сердитым взглядом он одарил там девицу, оккупировавшую телефонную будку. Когда болтушка наконец решила все свои вопросы, он зашёл в пропитавшуюся запахом её духов будку и плотно закрыл дверь. В этот раз Дороти оказалась на месте.

— Да?

— Привет. Где ты пропадала? Я звонил тебе минуты две назад.

— Я ещё кое-куда заскочила по дороге. Мне надо было купить перчатки, — сообщила она запыхавшись, совершенно счастливым голосом.

— А-а. Слушай, сейчас — двадцать пять минут одиннадцатого. Ты успеешь — к двенадцати?

— Ну-у, я не знаю. Я хотела принять душ…

— К двенадцати пятнадцати?

— Хорошо.

— Слушай, ты ведь не собираешься отмечаться в журнале, что уезжаешь на уикенд?

— Это положено делать. Ты же знаешь правила.

— Если ты будешь отмечаться, тебе придётся указать место, куда ты собираешься, так?

— Да.

— Ну и?

— Я напишу отель «Нью-Вашингтон». Если воспитательница спросит, я ей всё объясню.

— Послушай, ты можешь сделать запись попозже, сегодня днём. Так и так нам ещё придётся вернуться. Из-за трейлера. Нам нужно будет узнать насчёт него.