- - Бояринов Максим

Джамаль вышел из головной машины, расцеловался с шейхом аула, после чего крепко обнял своего заместителя. Пока он отдавал дань гостеприимству встречающих, из второго вездехода прямо на камни выбросили двух человек. Оба были связаны по ногам и надежно скованы наручниками. Один, тот, что поплотнее, был еще и избит. …

- Легка ли была твоя дорога, Джамаль? - спросил пакистанец лет сорока, в неуместном среди окружающих пейзажей, американском армейском камуфляже и с огромной деревянной кобурой на бедре, в которой лежал автоматический пистолет Стечкина. Его владелец несколько лет воевал в Чечне против русских и проникся многими привычками братьев по вере…

- Трудна, но я знал, что меня ждет мой брат Аяз!

- Куда их? - Аяз кивнул на валяющихся на дороге людей.

- Этого, - Джамаль пнул носком ботинка инженера Журавлева, - в зиндан. У тебя же найдется хорошая, глубокая яма для нашего дорого гостя?

- У нас их хватит для всех кафиров! - горделиво стукнул себя в грудь Аяз. - А второго?

- Второго на цепь в подвал. Пусть посидит, как пес, пока я совершу приличествующее омовение, - ответил Джамаль, с искренним презрением глядя на скорчившегося Аскинса.

Не прошло и десяти минут, как один пленник почувствовал на шее холодное прикосновение ошейника, а второй оказался на дне глубокого каменного мешка. Прибывшие воины разошлись по домам где их ждал достойный прием. Ведь каждый курд готов отдать последнюю лепешку тому, кто борется за Курдистан! Ну а Джамаль с наслаждением смыл пыль долгого пути и утолил первую жажду заботливо поднесенной чашей воды из горного родника. Аяз сидел рядом, не торопя с рассказом.

Впрочем, названный брат не заставил себя ждать.

- Мой путь был долог, брат, - сказал Джамаль. - И он еще совсем не окончен.

- Самолет? - уточнил Аяз.

- Что? - дернулся Джамаль, смеживший было усталые глаза.

- Ты вчера был на Украине, а сегодня уже здесь, - Аяз обвел рукой вокруг себя, словно демонстрируя развешанные по стенам ковры, которые могли стать гордостью любого музея.

- У нас много друзей, - скривился террорист. - Готовых на все, даже повеситься, лишь бы мы пообещали им еще что-нибудь...

“Братья” обменялись понимающими ухмылками.

Внезапно зазвонил телефон. Аппарат правительственной связи, украшенный гербом Советского Союза, некогда стоял в главном кабинете города Грозный. Теперь же он расположился на небольшом столике красного дерева с резными ножками, столь же чужеродном среди гор, как и американский урбанистический камуфляж. Но Джамаль любил подобные раритеты, а подключенная к телефону оптоволоконная линия через цепь ретрансляторов выходила в мобильную сеть из небольшой лавочки на дамасском базаре, что придавало аппарату закрытой связи особый шик.

- Да, Хасан, здравствуй. Слушаю тебя.

По мере того как далекий Хасан сбивчиво излагал обстоятельства нападения на вверенный ему завод, лицо Джамаля неуловимо менялось. Аяз, хорошо знавший своего названного брата, по возбужденному подрагиванию ноздрей и прищуру, понял, что тот получил какие-то неутешительные вести.

Впрочем, для Джамаля всякий неприятный сюрприз всегда оказывался дополнительной возможностью доказать себе и окружающим, что он в состоянии справиться с любой, самой сложной и непредсказуемой ситуацией. Так было и сейчас. Внимательно выслушав насмерть перепуганного собеседника, Джамаль задал несколько уточняющих вопросов и, помолчав несколько секунд, приказал:

- Никакой милиции. Выяснить без шума, кто это был, и не более. Привести все в порядок и блокировать возможных свидетелей. Главное - ни слова американцам! Кто ослушается - казнить на месте.

Трубка легла на держатели. Аяз пристально посмотрел на Джамаля.

- След беды осенил твое лицо, брат!

Тот, просидев немного в полном молчании, улыбнулся краешками губ.

- Это всего лишь тень. Она не страшна. - И тут же, без перехода, продолжил. - У нас еще есть время. Покажи, как устроены гости…

Первый “гость”, тот, что совсем недавно был нагловатым умником, нашел приют в одной из пяти ям, расположенных в роще неподалеку от дома. Охранник, молодой парнишка со старой немецкий винтовкой, поднял решетку. Джамаль заглянул внутрь. Вниз посыпались хвоя и мелкие камешки.

Внизу завозился грязный червяк, похожий на человека разве что протяжным стоном. В свое время террорист провел в такой же яме несколько месяцев и знал, что оттуда, со дна, на фоне светлого неба виден только черный силуэт.

- Что с ним делать дальше? - осторожно поинтересовался хозяин, заглянув в яму через плечо Джамаля.

- Пусть пока останется здесь. Он подготовил взрывное устройство, но пока нужен мне живым, на всякий случай. Как только, если на то будет воля Аллаха, случится все положенное, сразу же отвезите подальше и уничтожьте тело. Сожгите, а лучше растворите так, чтобы останки невозможно было опознать даже с помощью генетического анализа.

- Все будет сделано, - кивнул Аяз.

Хозяин и гость покинули “тюремную” рощу. Пройдя через двор, они спустились в огромный каменный подвал с гулкими сводами и остановились около лежащего на земле Аскинкса. Шею плененного резидента стискивал железный ошейник от которого шла короткая цепь, вмурованная в стену.

В избитом человеке, с заплывшим от ударов лицом, трудно было узнать опытного разведчика, управляющего агентурой ЦРУ в одной из крупнейших стран Европы. Похитить старого шпиона оказалось совсем несложно. Люди Джамаля спрятались в сторожке охраняемой стоянки, где он оставлял на ночь машину и взяли, чисто и без свидетелей когда Аскинс собирался выехать на работу ...

Американец молча, с бессильной ненавистью глянул снизу вверх на своих врагов. Джамаль невольно улыбнулся. Сколько раз он видел такие же взгляды… Сытые, благополучные люди Запада всегда были так предсказуемы, так одинаковы в своих реакциях. За редкими исключениями даже сильнейшие и умнейшие из них в глубине души не верили, что с ними может случиться нечто по-настоящему скверное. Узникам всегда казалось, что происходящее - скверная шутка, случайность или просто дурной сон. Вот-вот кошмар закончится, и откуда-то появятся доблестные спасители, как это всегда бывает в фильмах. Появятся, спасут, и все плохое закончится. Им казалось, что принадлежность к иной “высшей” культуре, гражданство сильных держав, долгие годы спокойной и безмятежной жизни дают неизменную защиту от превратностей судьбы.

Но Джамалю было очень хорошо известно, что это не так. Каждый из живущих - лишь песчинка в руке Аллаха, не властная над собой, но покорная Его воле. И совсем скоро эту нехитрую истину поймет спесивый американец, который наверняка считает, что ничья рука не тронет его из почтения к трем латинским буквам "C.I.A." и страха возмездия.

- Аяз, брат мой, я хочу узнать у этого человека его тайны, но его языком пока владеет шайтан. У тебя найдутся огонь и железные прутья? - медленно, врастяжку проговорил Джамаль. По английски и очень тщательно, чтобы американец понял каждое слово. - И нож, хороший острый нож, а лучше бритва.

- Найдется, - усмехнулся Аяз. - И это, и многое другое. Он расскажет все что знает и сможет вспомнить …

* * *

Константин Журавлев дождался, когда небо расчертит опущенная на место решетка и отполз к дальней стене, где не так сильно ощущалась вонь от нечистот. Здесь, внизу, было холодно, словно на леднике. Чтобы хоть немного согреться, он зарылся в кучу прошлогодних листьев.

Работа была несложной, все необходимые материалы и оборудование ему предоставили в течение трех часов. Пока бомбу заливали в бетон, Константин собрал простую и надежную схему, с которой мог управиться и ребенок. О том что произошло сразу же после доклада о готовности бомбы, он помнил смутно. Его ударили чем-то тяжелым сзади, после чего он очнулся связанный, с мешком на голове и кляпом во рту, трясясь в кузове какой-то машины.

Сколько продолжалась поездка, инженер не мог сказать - несколько раз ему, не развязывая рук и не открывая глаз, совали в рот куски твердого, как камень сухаря и выводили справить нужду. Потом был долгий перелет. И снова тряска в машине. Оказавшись в яме - голый, обессиленный, голодный - Константин почти потерял способность рационально мыслить, которой так гордился всю свою прошлую жизнь. Теперь инженер был уверен лишь в одном - таймер его судьбы отсчитывает последние часы, и на спасение нет никакой надежды.