Тимандра Критская: меч Эроса - Елена Арсеньева

– Ты хочешь замужнюю женщину?! – изумленно выкрикнул один из гостей. – Ну, ты или смельчак, или безумец! Разве ты не знаешь, какое наказание полагается за прелюбодеяние?! Да и что умеют замужние жены? Только ноги раздвигать! С самой простенькой порной куда интересней!

Завязался спор. Некоторые гости – те, что попьяней, – поддержали Панталеона и начали, хохоча, обсуждать прелести мельком виденных на улицах или в храмах чужих жен, другие настаивали, что только благодаря диктерионам и свободным порнам можно давать выход неистовому мужскому темпераменту, иначе ни один эллин не будет знать, чьих детей он воспитывает, а женщинам будет постоянно грозить насилие.

Сделав вид, что ему понадобилось по нужде, Мильтеад вышел из пиршественной залы и окликнул своего раба, который служил ему с детства и был посвящен во все тайны хозяина.

– Немедленно позови Родоклею, – приказал он. – Немедленно, ты понял?

Раба словно ветром вынесло из дома, а Мильтеад неспешно направился в отхожее место.

Он едва успел закончить свои дела и выйти за ворота, как услышал приближающийся топот, а потом из темноты на свет привратных факелов явились две бегущие фигуры: раб Мильтеада тащил за собой дородную женщину, которая совсем запыхалась и еле удерживала то и дело съезжающий с головы парик.

– Господин, – с довольным видом склонился перед ним раб, и Мильтеад одобрительно похлопал его по плечу, а потом жестом отправил в дом.

– Господин, – пыхтя, поклонилась и Родоклея. – Что случи… что… что случилось?!

– Отдышись, – усмехнулся Мильтеад. – И поправь свой парик. Только побыстрей. У меня спешное и очень важное дело.

– Уж не вселился ли в тебя этим вечером Приап? – пристально взглянула на него Родоклея. – С чего это тебе так спешно понадобилась сводня в разгар пирушки, где полно аулетрид и танцовщиц, в любую минуту готовых возлечь с каждым из твоих гостей – порознь или со всеми вместе?

– Мне нужна твоя помощь, и, если все сладится, тебе не придется жаловаться на меня, – тихо сказал Мильтеад. – Но понимаешь, тут не совсем обычное дело… Мне этой ночью не нужна порна, мне нужна благочестивая супруга!

Большие голубые, некогда прекрасные, но до сих пор сохранившие яркость и выразительность глаза Родоклеи засверкали в свете факела, и Мильтеад понял что сводня с трудом сдерживает смех:

– Да ведь ты женат, господин мой!

– Перестань, у меня нет времени шутить, – буркнул Мильтеад. – Мне не нужна жена – мне нужна замужняя женщина! Вернее, не мне, а одному моему гостю, которому, видишь ли, приспичило почесать свой пеос только лишь в лоне приличной гражданки.

– Ишь чего он захотел! – буркнула Родоклея. – Приличную гражданку ему охота! Да где же ее взять?

– Ты имеешь в виду, что в Афинах не найти ни одной приличной женщины? – не удержался от смеха Мильтеад. – Я слышал, что в Коринфе есть замужние женщины, которые изредка – когда их мужья уезжают по своим торговым делам! – надевают белокурые парики и идут в порт, притворяясь шлюхами и находя себе на ночь молодого пылкого мужчину, а то и нескольких. И денег с них не берут, а еще и платят им за удовольствие…

– Ну так ведь это Коринф, – неодобрительно сказала Родоклея. – А мы в Афинах… И что это за новости, будто женщина должна еще и платить любовнику?!

– Ты меня неправильно поняла, – покачал головой Мильтеад. – Этот человек, конечно, заплатит госпоже, с которой проведет время. Да еще и я приплачу…

Он умолк столь многозначительно, что ушлая Родоклея мгновенно насторожилась:

– За что? Что она должна сделать?

Мильтеад объяснил, что. И назвал сумму, которую получат Родоклея и женщина.

Сводня с шумом выдохнула воздух, не скрывая изумления и восторга, однако для порядка еще немного поторговалась – без особенной, впрочем, настойчивости, ибо цифра и так была впечатляющей. Они быстро обсудили кое-какие мелочи, а потом Родоклея убежала, а Мильтеад поспешил вернуться к гостям.

Впрочем, его отсутствия, кажется, никто и не заметил, поэтому он без помех перекинулся словом с Фаллеем, сыном Леонтиска, – с тем самым своим приятелем, который так негодующе взирал на Панталеона, – и верный друг едва не подавился от смеха, узнав, что задумал Мильтеад.

Теперь осталось лишь подстеречь подходящее мгновение.

Долго ждать не пришлось. Панталеон вдруг воскликнул:

– У вас уже языки заплетаются восхвалять добродетель афинянок. Хоть убейте – не могу поверить, что они все таковы. Неужто вы хотите сказать, что среди ваших знакомых нет ни одной, которая не желала бы гульнуть на стороне и не обращалась бы для этого к сводне?

Вот оно!

Мильтеад и его друг молниеносно переглянулись, и Фаллей вмешался в разговор:

– Чтобы узнать так это или нет, нужно спросить у какой-нибудь хорошей сводни.

– Да я и сам это понимаю, – с досадой ответил Панталеон. – Но вот беда – ни одной не знаю в Афинах! В Керамике ко мне лезли какие-то бабы, но они хотели подложить мне очередную шлюху. Мне нужна надежная сводня, которая сведет меня с приличной женщиной, лицо которой не напоминает старую палету мастера тахиографии, [32] как напоминает ее лицо порны!

– Почему бы тебе не обратиться к Родоклее? – усмехнулся Фаллей. – Это известная сваха и сводня. Я буду ей всегда благодарен – именно она помогла мне встретиться и с женой, и с любовницей. И я весьма доволен обеими! Подрастет сын – непременно направлю к Родоклее!

Кругом захохотали:

– А я своего уже направил!

– Да, Родоклея знает дело!

– И мне, и мне она помогла!

– Где она живет? Как к ней попасть? – жадно спросил Панталеон, и сотрапезники во всех подробностях описали ему жилище Роколеи, упомянув, что это в двух шагах отсюда, в укромном закоулке, а примета – огромная развесистая олива, в тени которой прячется дом.

Панталеон вскочил и ринулся было к выходу, однако его задержал раб, с поклоном подавший ему гиматий, пояс и хламиду. Мильтеад заметил, что первым делом Панталеон сунул руку в тяжело оттягивавший его пояс мешок с деньгами – именно оттуда он доставал табличку с долговой распиской. Лицо Панталеона приобрело довольное выражение, когда он убедился, что табличка на месте.

Мильтеад презрительно дернул уголком рта. Кем его считает этот рыжий наглец, одним из многочисленных учеников Автолика, [33] что ли?! Нет, он задумал кое-что похитрее… наверняка даже сам Одиссей позавидовал бы этой хитрости!

Афины, Диомейское предместье

– Непохоже, будто здесь кто-то жил, Родоклея! – недовольно сказал Панталеон, поднимаясь по ступеням невысокой террасы и пытаясь высмотреть хоть проблеск огонька меж закрытых ставен. – Куда ты меня ведешь?

– Некоторое время дом стоит пустой, ты угадал, – сказала сводня, и глиняный лампион в ее руке покачнулся, словно кивнул в подтверждение ее слов, так что Панталеон испугался своей страшно изломившейся и заплясавшей тени. – Хозяйка – вдова, она отпустила слуг и уехала к заболевшей матери, но велела мне присматривать за домом. Я открываю его, когда одной красивой госпоже приходит желание немного поразвлечься.

– И часто к ней приходит такое желание? – спросил Панталеон, чувствуя, как возбуждение овладевает его чреслами.

– Часто-то часто, да ведь удовлетворить его она может, только когда уезжает ее супруг, – рассудительно ответила Родоклея. – Ты можешь быть уверен, господин: моя Кора скромна, чиста и нежна, как истинная девушка. [34]

– А как ее зовут на самом деле? – ухмыльнулся Панталеон.

– Спроси ее, – предложила сводня. – Если она тебе скажет, значит, непременно пожелает встретиться с тобой и в другой раз.

– Еще надо, чтобы я этого захотел! – заносчиво проговорил Панталеон, и Рококлея покладисто кивнула:

– Конечно, господин!

Вслед за этим она дважды стукнула в ставню, и Панталеон увидел, что там мелькнул огонек, а затем приоткрылась дверь.

– Иди навстречу своему счастью, господин, – напутствовала Родоклея, подтолкнув гостя вперед, однако Панталеон не расслышал, как сводня ехидно хихикнула, едва прикрыв дверь за его спиной.

Комната была хорошо освещена лампионами, стоявшими по углам, и роскошь убранства поразила и обрадовала Панталеона. У шлюх комнаты куда проще и грязней!

Но еще больше поразило его роскошное одеяние хозяйки. Она была облачена в тончайший искристый шелк возбуждающего алого цвета. Такой шелк иногда привозят в Афины восточные торговцы, и он расходится по баснословной цене. Он настолько дорог, что самые богатые горожане берут его для своих жен на платки и покрывала, на отделку гиматиев, но ни разу Пантолеон не видел, чтобы женщина была одета в наряд из этого шелка. Да и наряда такого он не видел… Ткань не ниспадала складками, скрывая фигуру, а, напротив, обливала стан женщины, оставляя открытыми плечи, груди и руки и расходясь снизу плавной волной. Впрочем, плечи и верхнюю часть груди трудно было разглядеть под ворохом черных мелко вьющихся волос, которые благоухали столь сладостно и маняще, что у Панталеона голова пошла кругом.