Арфист на ветру (Мастер загадок - 3) - Патриция Маккиллип

Они снова тронулись. Небо почернело, взошла луна и разбрызгала по лесу свой молочный свет, и они ехали, освещенные этим светом, пока луна не поднялась так высоко, что тени путников не спрятались под брюхом коней. Моргон вдруг понял, что чернота перед его глазами расплывается и становится всеохватывающей, - он придержал поводья, и Рэдерле остановилась рядом с ним.

Где-то неподалеку журчала вода. Моргон, на лице которого осела пыль, сказал:

- Помню, я перебирался через реку, когда шел на юг с Равнины Ветров. Она должна быть неподалеку. - Он направил свою лошадь прочь с дороги. - Здесь можно разбить лагерь.

Река оказалась совсем рядом: плоская серебряная полоска в лунном свете. Рэдерле присела у дерева, в то время как Моргон расседлал и напоил лошадей, отнес на полянку, заросшую папоротником, их вьюки и одеяла и опустился на землю возле Рэдерле, уронив голову на руки.

- Я тоже непривычен к долгой езде верхом, - признался он.

Рэдерле сняла шляпу и тяжело привалилась к нему.

- Пахарская лошадка, - пробормотала она и тут же уснула.

Моргон обнял её. Некоторое время он бодрствовал и прислушивался, но слышал лишь затаенные шорохи охотящегося зверья да всплески совиных крыльев. Глаза его сомкнулись, как только взошла луна.

Разбудили Моргона и Рэдерле полыхание летнего солнца и нудный тележный скрип. К тому времени, когда они слегка подкрепились, умылись и выехали на дорогу, там уже было полно тележек, едущих верхом торговцев с тюками, земледельцев, которые гнали скотину или везли плоды своего труда из дальних усадеб в Кэйтнард, мужчин и женщин со свитами и вьючными лошадьми, по неведомым причинам решившихся на долгое, через весь Обитаемый Мир, путешествие в Лунголд. Моргон и Рэдерле пустили своих коней медленным мерным шагом, который позволил бы совершить им путешествие за томительные и однообразные шесть недель. Двигаясь в пестрой гуще, в которой смешивались стада свиней и представители высшей знати, они не привлекали к себе внимания и не возбуждали подозрений. Когда кто-то из торговцев от нечего делать пытался завязать разговор, Моргон отвечал так сварливо, что тут же отбивал у них охоту продолжать. Один из купцов было рассердился и сжал рукой кнутовище, затем, взглянув на латаные-перелатаные сапоги Моргона, на его запыленное, покрытое бисеринками пота лицо, рассмеялся, дружелюбно кивнул Рэдерле и поскакал прочь. Рэдерле ехала, храня молчание, низко наклонив голову и собрав поводья в остром кулачке. Моргон, размышляя, о чем она сейчас думает, потянулся и легонько дотронулся до её руки. Она посмотрела на него сквозь пелену пыли и усталости.

- Ты сама этого хотела, - тихо сказал он. Рэдерле молча выдержала его взгляд, потом вздохнула, и кулачок её, сжимающий поводья, расслабился.

- Моргон, ты знаешь девяносто девять проклятий, которые наложила колдунья Мадир на вора, который стащил одну из её свиней?

- Нет.

- Я научу тебя. Не то как бы у тебя за шесть недель не иссякла брань.

- Рэдерле...

- Не уговаривай меня вести себя разумно.

- Я и не уговаривал!

- А глазами?

Он провел рукой по волосам.

- Временами ты настолько неразумна, что напоминаешь меня самого. Научи меня девяноста девяти проклятиям. Нужно же о чем-то думать, пока глотаешь дорожную пыль до самого Лунголда.

Она не отвечала, лицо её скрывала тень широкополой шляпы.

- Прости, - сказала она наконец. - Этот тип напугал меня. Он мог тебя ударить. Я понимаю теперь, что со мной куда опаснее путешествовать, но я как-то даже не подумала об этом... И все-таки, Моргон, я не могу... Не могу...

- Ну да. Ты бежишь от своей тени. Может быть, ты и преуспеешь больше, чем я...

Она отвернулась. Моргон взглянул вперед. Лучи солнца горели на железных ободьях винных бочонков, которыми были полны телеги, едущие перед ними. Чтобы избавиться от знойного марева, он прикрыл глаза ладонями и сказал в багровую темноту:

- Рэдерле... Это ерунда. Дело не во мне. Если есть способ быть с тобой вдвоем, не навлекая на тебя опасности, я найду его. Ты рядом, ты жива. Я могу дотронуться до тебя, я могу тебя любить. Даже дети, которые дали мне имя, даже они мертвы. Если бы ты решила ждать меня в Ануйне, хотел бы я понять, чего стоило тебе такое ожидание - чего бы оно стоило для каждого из нас. Но ты со мной, и ты отвлекаешь меня от мыслей о безнадежном будущем - сюда, в настоящее, к тебе, - и я получаю какое-то странное удовольствие даже от того, что глотаю дорожную пыль. - Он посмотрел на свою спутницу. - Научи меня девяноста девяти проклятиям.

- Я не могу. - Он едва расслышал её голос. - Я из-за тебя забыла, что значит проклинать.

Позднее, однако, он уговорил её, чтобы хоть как-то развеять скуку очередного дня их трудного пути, и Рэдерле обучила его шестидесяти четырем проклятиям ещё до того, как опустились сумерки. То был подробный и доскональный перечень, которым крыли свинокрада от волос на голове до ногтей на ногах, что в конечном счете и превратило его самого в борова. Затем они покинули дорогу и спустились к реке, которая протекала всего в пятидесяти саженях. Поблизости не было ни трактиров, ни деревень, ни путников, размещающихся на ночлег на обочинах дороги. Однако близость их скрашивала ночь далеким смехом, едва слышной музыкой, запахом костров и жареного мяса. Моргон прошелся вверх по реке, наловил руками рыбы, почистил её, начинил диким луком и принес в их крохотный лагерь. Рэдерле к этому времени уже выкупалась, разожгла костерок и устроилась возле огня, расчесывая мокрые волосы. Увидев её в круге золотого света, войдя в него и наблюдая, как она улыбается, опуская гребень, он почувствовал, как в горле его теснятся девяносто девять проклятий - и зачем только он согласился взять её с собой? Она поняла это по его лицу, и взгляд её изменился, стал теплым и нежным. Моргон опустился на колени, устроившись на земле рядом с ней, положил к её ногам, точно подношение, рыбу, завернутую в листья. Рэдерле провела пальцами по его скулам, по губам, тронула прикрытые глаза.

- Прости меня, - прошептал Моргон.

- За что? Разве ты не был прав? Что это ты принес мне?.. - Она с любопытством приподняла лист. - Рыба!

Моргон снова молча выругался. Рэдерле взяла его лицо в ладони и целовала его снова и снова, пока он не позабыл начисто обо всей пыли и усталости прошедшего дня, и в его воспоминаниях осталась лишь сияющая серебром раскаленной пыли полоса дороги.

Позднее, после того как они поужинали и улеглись у огня, она обучила его оставшимся проклятиям. Моргон и Рэдерле почти полностью превратили того легендарного вора в кабана - разве что за исключением ушей, глазных зубов и лодыжек, которых касались лишь последние три проклятия.