Действия с дробями (СИ) - Константин Воронин

- Послушайте, девушки милые, я у вас тут вроде предмета мебели? Долго вы собираетесь при мне обсуждать размер ягодиц?

- Подожди, налей нам лучше ещё шампусика. Когда, Сабля, мы тобой займёмся?- отмахнулась от меня Вика.

- Знаешь, я ведь послезавтра в экспедицию улетаю. Давай, я вернусь, и мы всё это проделаем. Тогда за время отпуска я успею к себе, к новой, привыкнуть. А уж в экспедицию слетаю в старом облике.

- Ладно, ты права,- и Вика подняла свой фужер,- пьём за новую внешность Маши Саблиной. Ура!

И они выпили. И поцеловались. Я поднялся с дивана:

- Что ж, пойду, пожалуй. Я здесь явно лишний.

Они с двух сторон вцепились в меня:

- Серёженька, любимый мой, муж мой единственный и ненаглядный, прости свою жёнушку, мы заболтались,- застонала Вика.

- Серёженька, любимый мой, муж мой единственный и ненаглядный, прости свою жёнушку, мы заболтались,- простонала Маша,- ой!.,- она засмеялась,- мне больше не наливать. Я, кажется, упилась в доску.

Я понимающе ей улыбнулся, но Вика оставалась серьёзной.

- Виченька, не смотри на меня так,- взмолилась Маша,- я просто за тобой слово в слово повторила, как попугай.

- Попугай, говоришь. Хм. Вот он - фатум без прикрас, как любит говорить Серёжка.

Маша ахнула: - Ты с ума сошла, Вика! Посмотри, кто - ты и кто - я. Давай-ка, вместе к зеркалу подойдём...

Вика вдруг махнула рукой: - Да уж, нельзя нам, Сабля, пить. Отдадим лучше должное яствам из "Виктори". А то грудки скоро разогревать придётся,- и схватила вилку с ножом. Шампанское они больше не пили.

За ужином Маша рассказывала, что родителей она лишилась, когда ей было три года. Маму звали Александрой, папу - Александром. Они оба служили в Разведке Космоса. Тогда ещё не было ни "Грудара" Корпорации; ни Дальраза Треста; ни Глубинной разведки Синдиката. Разведка Космоса, и ближнего, и дальнего, принадлежала правительству. Ушли Машины родители в экспедицию и пропали без вести где-то во Вселенной. Никаких сведений о них Маша больше не получала.

Воспитывали маленькую Машу две бабушки. Одна из них - донская казачка, научила Машу ездить верхом, владеть саблей, джигитовать. Лихая была бабушка. Другая обучала Машу языкам, этикету, музыке, прививала любовь к знаниям, развивала чувство вкуса.

Когда Маше исполнилось четырнадцать лет, обе бабушки, словно сговорившись, умерли, одна за другой. Машу определили в интернат, где её дразнили за маленький рост и худобу. Но уже в пятнадцать лет Маша сдала экзамены в университет. Пенсию за пропавших родителей ей платили не маленькую. И Маша целиком отдалась учёбе и спорту. Учась на биологическом факультете, она начала посещать занятия на истфаке. В итоге, в двадцать один год Маша имела два красных диплома, кучу медалей и званий по фехтованию на саблях и по рукопашному бою.

- Драться в интернате начала, очень уж обижали,- улыбнулась Маша.

За болтовнёй вечер пролетел незаметно. Вика и я уже пару раз пытались попрощаться. Но, как только мы говорили, что нам пора, глаза у Маши становились, как у побитой собаки. И мы оставались.

- А хотите, я вам старинную казачью песню спою? Меня моя бабушка научила.

Конечно, мы хотели. Маша сбегала в спальню за гитарой, уселась поудобнее в кресле и запела:

"Ой, то не вечер, да не вечер,

Мне малым-мало спалось.

Мне малым-мало спалось.

Ой, да во сне привиделось..."

Голос у неё был не писклявый, не то, что называется нежным голоском, а глубоким, мелодичным и бархатным. Совсем, как у Вики. Казалось удивительным, как такой голос помещается в маленьком, тщедушном теле. А Вика подхватила:

" И сорвали чёрну шапку

С моей буйной головы.

А есаул догадлив был..."

Маша выпучила удивлённо глаза, но песню допела.

- Ты откуда эту песню знаешь?

- У меня папа столько старинных песен знает...

- Ну, эту-то он вряд ли знает. Она не казачья:

"Мне другую ночь не спится,

Невесёлые дела:

То ли кошка, то ли птица,

То ли женщина была?

То она в огонь глядела,

То, забившись в уголок,

Горько плакала и пела

Или билась в потолок..."

Вика присоединилась:

" Но она не только пела,

Ясно помню: по ночам

Всё она в огонь глядела -

Жарко делалось очам..."

Она, когда пела эту песню, говорила: - Это песня про меня.

Я ей отвечал: - Нет уж, не мечтай, окно не распахну, никуда ты от меня не улетишь.

- Но я же буду горько плакать...

- Плачь. Это единственный случай твоего плача, который я стоически выдержу.

Допели:

"И однажды поздно ночью

Растворил я ей окно.

Ну, раз она свободы хочет,

То добьётся всё равно

И - шагнула из окошка.

И - взмахнули два крыла.

То ли птица, то ли кошка,

То ли женщина была."

Вика взяла у Маши гитару.

- Давай дуэтом. Про "выучусь шить" знаешь?

- Ага-ага.

И они запели слитно:

"А хочешь, я выучусь шить?

А может и вышивать?

А хочешь, я выучусь жить..."

Я слушал их голоса, сплетавшиеся в один голос, и чувствовал, как к горлу подступает комок. Сказать, что они пели чудесно - ничего не сказать. Слабо сказано: волшебно. Две сирены, способные погубить любого путника (хоть саблей, хоть пулей, а то и просто ударом руки).

" И я скоро выучусь прясть,

Чесать и сматывать шерсть.

А детей у нас будет пять,

А, может быть, даже шесть..."

- Не пять, а ровно шесть,- прервав пение, сказала Вика,- шесть будет детей у нас,- и запела дальше.

Опаньки! А как же предсказание Ядвиги? Это что же, Вика решила шестерых родить?

Они допели песню, и я им поаплодировал. После чего, вынужден был сказать:

- Слушал бы вас до бесконечности. Но, господа капитаны, как полковник, я командую отход ко сну. Завтра общее построение и поспать всё же необходимо.

Стали прощаться. Маша сказала:

- А вы не сможете послезавтра прийти на космодром, проводить меня? Я ведь почти на год улетаю.

- Сможем. Но завтра ещё будем в "Виктори" обмывать ваши награды и погоны.

- Ребята, я так рада, что вы у меня есть!

На что Вика ответила:

- Не мы у тебя, а ты у нас есть.

- Это как понимать?

- Подрастёшь - поймёшь.

-У-у-у, противная!

- Как и ты.

И мы расстались до завтра.

Сразу после построения, мы потопали в "Виктори", зазвав с собой Лимонадного Джо. Все четверо были в парадной форме, при регалиях, хотя Джо и я всех наград не одевали, места не мундирах не было.

До вечера было ещё долго и свободных мест в баре хватало. Усадив девушек за столик, я и Джо пошли к барной стойке. Особо пировать не хотели, просто по чуть-чуть выпить. Пока Мишель готовил джин с тоником и три замысловатых безалкогольных коктейля, я услышал разговор двух грударовцев, сидевших у стойки.

- А Сабля-то, смотри, как переменилась...

- Стань капитаном с золотым ПЗК и ты переменишься.

-Я не про звание. Она стала не такой замкнутой. Веселее, добрее, что ли. Светится аж вся, не иначе, как влюбилась.

- Что ж, каждый имеет право...

В это же самое время Вика и Маша, в ожидании коктейлей, болтали о пустяках. За соседним столиком сидела высокая красивая девица в сопровождении вдрызг пьяного космолётчика. Непонятно, что его занесло в "десантный" бар, у космолётчиков был свой. Упившись, космолётчик задремал, а девица, будучи в подпитии, откровенно скучала. Услышав разговор Маши и Вики, она вмешалась:

- Муси-пуси, Виченька, Машенька... Лесбиянки, что ли?

- Девушка, вас никто не просит подслушивать чужие разговоры,- холодно заметила Вика.

- Ой-ой! Хочу и подслушиваю.

- Ладно. Тогда я вам в этом помогу...

Сидевший неподалёку десантник окликнул девицу и сказал ей:

- Ты что, с ума сошла? Это же Сабля с Ведьмой...

- Ха-ха-ха, ведьма с саблей! Ой, что это с моими ушами?

- Так вам будет удобнее подслушивать,- всё так же холодно сказала Вика.

Уши у девицы вылезли из белокурых волос и стали размером... ну, не как у слона, но Чебурашка бы позавидовал.

- Что ты со мной сделала, сука,- заорала ушастая, трогая пальцами свои "лопухи".

- А за суку ответишь,- жёстко отчеканила Вика, сузив зелёные глаза.

- Виченька, не надо, пожалей её, дуру. Давай я ей лучше по рылу настучу,- испуганно сказала Маша.

- Поздняк метаться, процесс пошёл. Счёт оплачен и закрыт,- отрезала Вика.

Пьяный космолётчик открыл глаза и икнул:

- Бабуля, а где Ирма?

- Какая я тебе бабуля? Я Ирма и есть,- вскипела девица.

- Ох, в жизни противней старухи не видел. Пойди, старая, приведи мне Ирму,- с трудом выговаривал слова "космик".

Ирма, не обращая больше на него внимания, кинулась к огромному зеркалу на стене бара. Зеркало показало старуху, всю в бородавках, с огромным крючковатым носом, свисавшим ниже верхней губы. Из жидких, седых, свалявшихся прядей волос торчали здоровенные уши. А метаморфозы продолжались: спину стало скрючивать, начали выпадать зубы...