Неистовый Донован - Картер Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ловите, — крикнул он и бросил мне пистолет.
Я поймал его: «смит-и-вессон» 32-го калибра.
— Взамен я возьму себе «вальтер», — пояснил он.
Я бросил ему свой «вальтер», а пистолет 32-го калибра засунул в свою кобуру. И не попросил на сей раз у него объяснений.
Хикс взял мой пистолет за дуло и тщательно обтер рукоятку носовым платком.
— Теперь следов не осталось, верно, старина?
Я недоуменно посмотрел на него.
— Виноват, — извинился он. — Задал чертовски глупый вопрос! С долговязым проблем нет. Он застрелил напарника из своего пистолета, так?
— Так, — подтвердил я.
— Вы прикончили тощего из своего «вальтера», — продолжал объяснять Хикс. — Поэтому «вальтер» становится пистолетом толстяка, правильно?
— А кто же застрелил Меддена? — спросил я.
— Долговязый, — ответил он. — Потому что из пистолета, который я вам только что передал, никто вообще не стрелял. Таким образом…
— Ты вложишь «вальтер» в руку толстяка и выстрелишь еще раз, — терпеливо развил я его мысль. — Таким образом, останутся отпечатки его пальцев на рукоятке и следы пороха на ладони его руки.
— Вот именно, мистер паршивый Холмс, — прорычал он, — А что вы собираетесь делать с этой птахой?
— Она едет с нами, — ответил я, — назад, в гостиницу, и останется там на ночь. Кстати, она находилась с нами весь сегодняшний вечер. А завтра утром она вместе с нами полетит в Лондон.
— Вы считаете, старина, что это мудрое решение? — с сомнением спросил Хикс. — Мне в любом случае надо сделать еще один выстрел из «вальтера». Не проще ли всадить эту паршивую пулю прямо ей в голову?
— Возможно, у Меддена была какая-то подлинная информация о планах де Плесси, а может быть, и не было, — поделился я с ним своими соображениями. — Теперь мы не узнаем ни того ни другого. Но не исключено, что он делился секретами со своей сестрой.
— Вы, старина, захотели опять нырнуть в джунгли на некоторое время, — сочувственно отозвался Хикс. — Как я уже говорил раньше, эта разнеженная жизнь превращает ваши мозги в разжиженное кипящее месиво. Продолжайте в том же духе, и закончите тем, что начнете распускать нюни каждый раз, даже когда кто-нибудь станет сквернословить при вас. Или поступать гадко.
— Например, делать пис-пис? — холодно спросил я.
— Или того хуже. — Неожиданно он ухмыльнулся. — Но должен вам отдать должное — вы все-таки получаете взамен отличных девчонок!
Глава 6
В Нью-Йорке было жарко и влажно. В Лондоне — тепло и влажно, моросил небольшой дождичек. В десять вечера в столице еще не поздно ходить по гостям, подумал я, особенно в районе Найтсбриджа. Поэтому я нажал кнопку звонка рядом с фамилией Делато и стал ждать.
— Алло? — послышался в домофоне тоненький голосок.
— Это Пол Донован, — сообщил я. — Друг Франсин. Я звонил вам вчера из Нью-Йорка.
— О да! — отозвался голосок. — Входите.
Зажужжал зуммер, и я толкнул входную дверь. Квартира находилась на втором этаже, и, когда я подошел к ней, дверь в квартиру уже открыли.
— Пожалуйста, входите, мистер Донован, — приветливо прозвучал тот же голос откуда-то из глубины. — Я просто хочу что-то набросить на себя.
Я вошел в квартиру с массой вопросов и закрыл за собой дверь. И увидел, что Франсин опять сменила мебель с тех пор, как я в последний раз побывал здесь. Теперь гостиная была целиком выдержана в викторианском стиле, обклеена матерчатыми обоями, в ней стояли громоздкие кресла и диван, на полу лежал дорогой персидский ковер. На подоконнике большого окна стоял горшок с огромным азиатским ландышем и напоминал красивого мухолова.
— Простите, что заставила вас ждать, — опять раздался тот же голос за моей спиной.
Даже до того, как я обернулся и увидел ее, я узнал хозяйку голоса с аристократически растягиваемыми гласными звуками.
— Меня зовут Анджела Хартворт, — представилась девушка. — Франсин любезно сдала мне свою квартиру, пока сама живет у друзей в сельской местности. Но я уже сообщила вам об этом по телефону, не правда ли?
Это было воплощением мечты любого викинга. Высокая — я прикинул, что не ниже пяти футов девяти дюймов без каблуков, — с длинными волосами соломенного цвета, свободно рассыпавшимися по плечам и достигавшими талии. Искрящиеся темно-голубые глаза, круглые румяные щеки. Немного оттопыренная нижняя губа широкого рта. А когда она улыбалась, то за раскрытыми губами показывались безукоризненно белые зубы. На ней был какой-то просторный сарафан из тонкого шелка, доходивший ей до колен, с цветочками на светло-бежевом фоне. Она отличалась удивительно крепким и здоровым сложением. Слишком полная? Но я тут же отказался от такого определения. Полногрудая, в теле? Пожалуй, такое описание подошло бы. Но все это в замечательных, захватывающих дыхание пропорциях.
— Вы — тот удивительный, вызывающий трепет человек, который гонит контрабандой оружие, начинает революции и все такое? — Этими словами встретила она меня. — Франсин много рассказывала мне о вас, мистер Донован…
— Пол, — поправил я ее.
— Пол, — повторила она. — Но опустила все важнейшие детали, а это меняет дело. Она, например, говорила, что вы крупный, но не упомянула, что не за счет полноты. Верно, ведь так?
Я глубоко вздохнул и втянул живот.
— Ни капли лишнего веса, — солгал я не моргнув.
— И мне нравятся мужчины со светлыми волосами, — продолжала она. — Особенно крупные блондины с приветливым, но мужественным выражением лица, как у вас. И я мирюсь с большими носами, если ими обладают крупные мужчины.
— Анджела, — начал было я. — Мне…
— А также эти прекрасные серые глаза, — произнесла она и глубоко вздохнула. — Какая фантастическая страсть таится в них?
— Анджела, — решительно повторил я, — мне…
— Знаю! — с сожалением надула она губы. — Вы американец и хотите что-нибудь выпить. Ну конечно! Как нетактично с моей стороны. Чего бы вы хотели?
— А что у вас есть? — пробормотал я.
— Я неопытная выпивоха, — призналась она. — Надеюсь, не осудите меня за это. Но у меня на кухне есть бутылка шотландского виски. — Ее лицо опять просияло. — И бутылка вишневого ликера с Кипра. Думаю, он хороший, потому что я как-то добавила его в суп и он не свернулся и не испортился.
— Шотландское виски вполне подойдет, — заметил я. — Если можно, со льдом.
— Шотландское виски на кубиках льда, — поправила она. — Надо правильно выражаться, Пол. Не то мы оба что-нибудь перепутаем.
Она повернулась и выплыла из комнаты — просто фантастическое видение, состоящее из покачивания и потряхивания, подпрыгивания и колебания из стороны в сторону. Я подошел к окну и посмотрел на элегантные городские здания на противоположной стороне улицы, заглянул в окна квартир того же этажа и понял, что в какое-то мгновение в поле моего зрения попали окуляры бинокля, которые тут же исчезли.
— Вот, пожалуйста, — раздался ее торжествующий голос.
Я повернулся и увидел, как она поставила на маленький столик поднос с выпивкой; ножки стола, казалось, закрывало что-то наподобие штор из какого-то бесцветного материала.
— Подлинный предмет викторианской эпохи, — объяснила блондинка. — Ножки в ту пору, знаете ли, делали ужасные. Поэтому придумали своего рода юбочки для ножек столов и пианино, чтобы ни у кого не возникало чувство неловкости. Франсин сходит с ума по викторианской мебели, как вы уже, наверное, заметили. Все это выглядит ужасно, но вы получаете представление о том, каковы итальянцы. Все чудесное и уродливое напоминает им об их родителях, поэтому они обязательно приобретают такие вещи и никогда не расстаются с ними.
— Вы не знаете, кто с другой стороны улицы наблюдает за этой квартирой в бинокль? — поинтересовался я.
— Что, он опять занялся этим? — Она подошла к окну и плотно задернула тяжелые шторы. — Мне наплевать, когда я дома одна… Другое дело, когда у меня гости.
— Он вам не досаждает? — спросил я.
— Стараюсь довести его до помешательства, — благодушно ответила девушка. — Иногда вечером раздеваюсь прямо перед окном, когда знаю, что он направил сюда окуляры своего бинокля. А потом, когда я совершенно голая, я поворачиваюсь и даю ему взглянуть на себя спереди, сопровождая этот показ соответствующим жестом.
— Жестом?
— Вот так! — Она выкинула в мою сторону руку с вытянутыми двумя пальцами. — Что, в Америке это означает то же?
— Не уверен, — усомнился я. — А что это означает в Англии?
— Так твою мать, — объяснила она как ни в чем не бывало. — Потом я плотно закрываю шторы, а он пускает изо рта пену от вожделений. Франсин считает, что, может быть, его стоит как-нибудь вечером пригласить и сбросить на него горшок с ландышем, когда он начнет звонить у входной двери. Но думаю, что мой метод более изощренный. Знаете, более макиавеллиевский, как вы думаете?