Княжна (СИ) - Кристина Дубравина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что, горячей воды нет?
— В себя прихожу, — очередным враньем ответила Князева на первый мамин вопрос, вытерла руки о собственные колени, не прикрытые коротким платьем. — Всё в порядке.
— Вот «это» ты можешь своим балтийским подружкам затирать, — громким шепотом сказала мама и вдруг развернулась лицом к Ане. Она дышать перестала, когда осознала, что от разговора не сбежит никак.
Повезёт, только если вдруг сердце внезапно остановится.
— А меня ты не проведешь, — прищурилась мама. — Что за муха тебя укусила, что ты ни живая, ни мёртвая ходишь? Тем более на свадьбе. Всех миной своей кислой пугаешь только.
— А ты не понимаешь? — Князевой показалось, что от слов матери у неё в груди зажегся бикфордов шнур, который, того и гляди, дотла сгорит, оставив после себя лишь пепел. Так же шипя, едва не срываясь, Анна задала риторический вопрос: — Саша, наверно, лотерею выиграл, что на такую широкую ногу живет. И люди все эти ружья и квартиры ему дарят, потому что наследство обналичили?
Мать вздохнула так, словно только вернулась с ночной смены в родильном доме, и на дочь посмотрела с каким-то странным, понимающим смирением:
— Напугалась, да?
— А ты нет? — и не думая удивления скрывать, просипела Князева. Вода на её шее, казалось, в любой момент могла зашипеть, испаряясь. — Тебя не смущает вся эта ОПГ, что в зале сидит и подарки Саше чуть ли не на блюдечке приносит?
— Лучше было бы, если бы он на трех работах загибался и не мог толком на своей же свадьбе погулять?
— Я понять не могу, ты, что, его оправдываешь?
— Нет, — покачала головой мама так, что короткие волосы ударили её по щекам. — Не оправдываю. Но твоей паники не понимаю. Тебя пригласили, накормили, напоили, угол дали, причем ещё какой!..
— Мам, как у тебя всё просто! — фыркнула девушка и точно так же, как и тётя Катя считанную минуту назад, толкнула её бедром, смещая в сторону от раковины. Аня яростно нажала на дозатор мыла с ароматом каких-то цветов — фу, лилии — и стала намыливать руки, словно думала с них смыть свои же отпечатки пальцев.
— Я как с ним расплачиваться за квартиру на Кольцевой буду? Чем, скажи мне? Ему, думаешь, хватит моих двухсот тысяч, которыми через неделю можно будет только подтереться?!
— Да ты что, Анька! — прошипела мама, дернула на себя локоть Князевой, но Анна на месте осталась, не поворачиваясь к ней лицом. — Ты думаешь, что Белов с тебя деньги возьмёт?!
— Явно одного «спасибо» ему мало будет!
— Тогда два раза «спасибо» скажешь! — шепотом прокричала тётя Катя и пальцем снова у лица девушки потрясла, как будто знала, как сильно это дочь вымораживало. — Да Сашке подарков надарили столько, что с лихвой аренду эту закрыть! Он и не вспомнит даже, что деньги вложил!
— Конечно. А спустя неделю он ещё какую-нибудь средненькую фирму под крышу возьмёт, чтобы с них бабки сдирать, и тогда вообще заживёт. Того гляди, и машину мне купит. Он же широкая душа!..
Колкость сорвалась с языка раньше, чем девушка успела сцепить челюсти. Тётя Катя, стоящая слева от дочери, как-то подозрительно стихла, и на мгновение Анне стало страшно, что она развернется — и мама за ухо схватит, как в детстве с самим Сашей постоянно делала.
Хотя это, вероятно, и не было самой страшной вещью в жизни.
— Ань, ну, как так можно? — вместо того спросила тётка Белова вдруг особо печальным голосом. А Князева всё руки мыла, меж пальцев протирала, закусывая губу до боли, до желания голову под струю ледяной воды засунуть.
«Это манипуляция, не ведись!» — кричала себе, но что-то неприятно заскрежетало в горле. Как будто кончиком ножа глотку чесали.
Всхлип всё ближе подкрадывался к горлу, обещая сорваться с губ вместе со слезами. Но плакать перед матерью нельзя, она потом это припомнит не раз. И, вообще, сопли сейчас распускать не вариант — тушь потечёт.
Тётя Катя покачала удрученно головой, всем видом своим говоря, что от дочери таких слов не ждала. Вода шумела, стекая, и собою заглушала половину мыслей, кружащихся в черепной коробке Анны.
Ей бы хотелось, чтобы холодная вода, бегущая в водосток, оказалась громче слов мамы, но она, переступив с ноги на ногу, подошла и почти на ухо Князевой сказала:
— …Да, Санька не жлоб. Радоваться должна, что он такой приём тебе устроил. Что переживает за тебя, в Москве предлагает остаться.
— Мне в Ригу надо.
— Вот для чего? — спросила мать громче, едва не оглушая на левое ухо, и большой палец к указательному прижала, по виску дочери постучала, словно думала, что от этого толчка мозг Анны мог глухо удариться по внутренней стороне черепа. — Там с каждым днём всё беспокойнее. Уже и латыши присоединяются к Эстонии. Вчера по новостям сказали, что старушку в массовых беспорядках задавили. Ни стыда, ни совести у людей!..
— Так, а я, что, бабка какая-нибудь, чтобы меня в протестах зажимали? — в ответ кинула дочь и отмахнулась сырой мыльной ладонью от пальцев тёти Кати. — Меня политика интересует лишь в теоретическом своём проявлении. По митингам я не ходила и не планирую.
— Да кто тебя спрашивает? — снова повышая уровень недовольства в голосе, прошипела мама. — Ты мимо случайно пройдешь, а милиция за мародёра примет и кинет в обезьянник.
— Какие слова! От племянника наслушалась?
— Так, Анна! — уже прикрикнула тётя Катя, недовольная словами и позицией дочери. Аня сдержала усмешку, в последний миг напрягая щёки; она знала, что у матери аргументы кончались, раз на крик перешла, что сейчас по кругу начнёт старые доводы повторять, но всё-равно вздрогнуло что-то внутри в такт зычному оклику.
Неприятный холод прошёлся по плечам вентиляционным ветром.
— Заканчивай, — на выдохе произнесла мама и снова излюбленным жестом вскинула указательный палец к лицу Князевой. — Ты злиться можешь, — хотя я и не знаю, на кого обиду держать собралась — но сейчас ты всё-равно не исправишь ничего. Ты уже в Москве, уже на свадьбе у Белова, который давно в криминале завязан. И из этого дела Сашу один твой бзик не вытянет. Но помни, что несмотря на все темные делишки, Сашка для тебя братом двоюродным остался. И, к слову, ждал тебя так, что… мама не горюй! Да и беспокоится он за тебя… Не ясно, во
