Отверженные мертвецы - Грэм Макнилл

Роксанна опустила голову. Она слишком хорошо знала, как легко и внезапно смерть может изменить течение жизни, даже если и не прервет ее.

— Что дал тебе Эстабен? — спросил Палладий.

Она взглянула на свиток пергаментов, словно увидела их впервые. Листы были тонкими и выглядели так, словно с них соскоблили уже не первый слой чернил.

— Как обычно, — ответила она, пробегая глазами текст, написанный поверх стертых строк, и выхватывая случайные фразы.

Кое-что она прочла вслух:

— «Император есть Свет и Путь, и все его деяния направлены во благо человечества, его народа. Император есть Бог, и Бог есть Император, так учит „Лектицио Дивинатус“. Император превыше всех, Император защитит…»

— Дай-ка взглянуть, — неожиданно резко произнес Палладий.

Роксанна протянула свиток, и он выхватил бумаги из ее рук.

— Не хватает только этой чепухи из «Лектицио Дивинатус»! — с презрительной усмешкой сказал он, разрывая страницы пополам. — Горстка отчаявшихся людей, обманутых сияющим светом. Им еще предстоит убедиться, что не все то золото, что блестит.

— Они довольно безобидны, — пожав плечами, заметила Роксанна. — И подбадривают людей.

— Чушь! — отрезал Палладий. — Это опасное заблуждение, и я слышал, что они распространяют свои фантазии уже за пределами Терры. Это худший вид лжи, поскольку они успокаивают людей надеждой на защиту, которой не существует.

— Прости, — сказала Роксанна. — Он просто сунул мне бумаги. Я его не просила.

Палладий мгновенно раскаялся.

— Да, конечно. Я знаю, но не хочу, чтобы ты читала нечто подобное. Есть только одна истина, и это необратимость смерти. А это самый отвратительный обман, потому что, должен тебе сказать, Император не защищает.

Кай слышал, как один мудрый человек утверждал, что вернуться домой невозможно, но до этого момента не понимал смысла его слов. Рожденному в зажиточной семье из мериканской глубинки, Каю довелось немало путешествовать со своим отцом, агентом-посредником, заключавшим контракты между конгломератами Терры и уцелевшими коммерческими структурами недавно приведенных к Согласию миров.

Еще подростком Кай поднимался на вершины Средне-атлантического хребта, исследовал руины городов Урша, купался в сиянии вулканических кратеров Панпасифика и спускался в Мариинское ущелье, чтобы полюбоваться скальными скульптурами, высеченными художниками-геологами забытых веков.

Вся жизнь его состояла из чередующихся приключений, но, какими бы волнующими ни были поездки, Кай всегда был рад увидеть родной дом, притаившийся высоко в скалах, оставшихся от монумента давно умершим королям древности. Мать всегда встречала его радушной улыбкой, хотя и немного грустной. Она знала, что муж и сын скоро снова отправятся в путь.

Дом был для Кая не просто местом, он олицетворял особое состояние духа. И даже когда Кай достиг совершеннолетия и за ним пришли люди с Черных Кораблей, он всегда хотел возвратиться домой и увидеть радушную и грустную улыбку матери.

Затем его домом стал Город Зрения, но в это место Кай никогда не стремился вернуться.

Внутри Башни, под высокими потолками залов было темно и холодно, но аугментические имплантаты Кая компенсировали слабое освещение, и окружающая обстановка быстро проявилась в мерцающем зеленоватом сиянии.

Нельзя сказать, чтобы строители намеренно создали Башню такой негостеприимной. Нет, такой ее сделали обитатели. Кай представил себе золототканые драпировки и сияющие огни и решил, что Башня Шепотов могла бы производить грандиозное впечатление.

Каменная кладка стен, местами ставшая гладкой и даже слегка вогнутой, была отмечена специально высеченными указателями, помогавшими недавно ослепленным телепатам определить свое местонахождение. В полумраке то тут, то там мерцали шепчущие камни, и Кай гадал, какими тайнами они обмениваются в эти неспокойные времена. Вслед за Сарашиной он прошел по сужающемуся залу к изогнутой стене — гладкой и серебристой и неуместно современной среди древних камней. Закрытый на психическом уровне проход в серебристой стене охраняли двое Черных Часовых, но они расступились, как только Головко взмахнул информационным жезлом. Кай заметил, как в визорах солдат, автоматически сохранявших бинарную информацию, вспыхнули и угасли светящиеся колонки кодовых символов.

Дверь сдвинулась в сторону, и изнутри вырвался порыв холодного ветра. Насыщенный психической энергией воздух коснулся лица Кая, вызвав невольную дрожь. За дверью открылся гравитационный лифт в виде двойной спирали, проходящий по всей высоте Башни. В луче света, окружавшем гравитационное поле, аугментика Кая уловила дрожащие волны, пробегающие вверх и вниз по мерцающему каскаду.

В серебряных стенах шахты имелись герметично закрытые двери, за которыми в обшитых металлом залах мысли астропатические хоры принимали и отправляли послания со всей Галактики. Другие двери вели в огромные сводчатые залы библиотек, где хранились собранные из самых дальних уголков Терры книги о таинственных силах.

— Мы направимся на уровень, отведенный для новичков, — сказала Сарашина.

Она шагнула в левый завиток двойной спирали, и гравитационное поле, приняв ее в свои ласковые объятия, плавно унесло вниз. Кай помедлил у границы света. Он сознавал, что после этого шага пути назад уже не будет.

— Пошевеливайся, Зулан! — прикрикнул Головко. — У меня есть более важные дела, чем нянчиться с тобой.

— Я в этом сильно сомневаюсь, — ответил Кай и шагнул в столб света.

Любой шаг хорош, если он отдаляет его от Головко.

Свет подхватил Кая и понес его вниз вдоль оси башни. Плавно изогнутая спираль, медленно поворачивая своего пассажира, опускала его в подземелье, где находилась бывшая обитель Кая. Мимо проплывали выступающие ступени, где он мог бы выйти из лифта, но Сарашина сказала, что они направляются на уровень для новичков, а это помещение располагалось у самого подножия башни.

Наконец ноги коснулись прочной тверди, и Кай вышел из световой колонны. Глаза мгновенно приспособились к яркому освещению. Обитатели здешних залов не все были слепыми, и потому с каменного потолка на медных цепях свисали ничем не прикрытые люмосферы. Помещение было вырублено в теле скалы, а затем облицовано керамическими плитками бутылочно-зеленого цвета. Облицовка делала зал похожим на приемную в медицинском учреждении, тем более что из него выходило множество запертых переходов, уводящих в глубь башни. По некоторым коридорам можно было попасть в учебные библиотеки, где вновь прибывшие проходили курс специальной скорописи, изучали общепринятые символы и основные мантры посланников. Другие двери вели к кельям послушников и общим помещениям для приема пищи и очистительных процедур, а еще несколько проходов заканчивались герметично закрытыми звуконепроницаемыми камерами.

Кай воспользовался недолгим отсутствием Головко и его Черных Часовых, чтобы внимательнее присмотреться к своей бывшей наставнице.

Аник Сарашина постарела с тех пор, как Кай видел ее в последний раз, и яркий свет люмосфер этого не скрывал. Ее полосы утратили былой золотистый блеск и стали полностью серебристыми. Линии морщин, расходящиеся от пластиковых полукружий, вставленных в глазницы, стали глубже и отчетливее. Она уже была старой, когда Кай проходил обучение, а теперь выглядела древней.

— Я изменилась? — спросила Сарашина.

Кай, застигнутый врасплох, невольно покраснел.

— Ты выглядишь… старше, — сказал он, немного запнувшись.

— Я и стала старше, Кай, — ответила Сарашина. — Я слишком долго путешествую в варпе, и он оставил на мне свои отметины.

Она подняла руку и прошлась пальцами по раздраженной коже его лица. Прикосновения были легкими, как перышко, и очень нежными.

— И на тебе тоже.

Преждевременное старение было проклятием всех астропатов, и Кай сам знал, что утратил чистоту линии высоких скул и часть пышной шевелюры, которую давно тронула седина. Хотя ему еще не было сорока, на вид ему можно было дать все пятьдесят. Из зеркала — когда он еще мог видеть свое отражение — на него смотрело бледное осунувшееся лицо с ввалившимися щеками и запавшими глазами. Разрушениям, вызываемым постоянными путешествиями в варпе, могли противостоять только самые дорогие и эффективные омолаживающие процедуры, но ни один астропат, даже из Дома Кастана, не был настолько тщеславен, чтобы на это решиться.

Кай попятился от руки Сарашины.

— Я никогда не думал, что вернусь сюда, — сказал он, стараясь сменить тему разговора.

— Мало кто из нас возвращается, — согласилась Сарашина.

— Должен ли я чувствовать себя польщенным, удостоившись такой чести?

— Это зависит от того, как ты смотришь на свое возвращение.