Зато мы делали ракеты. Воспоминания и размышления космонавта-исследователя - Константин Феоктистов

В отделе Тихонравова занимались проектированием спутников, а первые два (простейшие ПС-1 и ПС-2) уже летали. Первый ПС-1 действительно был простейшим. На нем находился только радиопередатчик, своим попискиванием (в радиодиапазоне) извещавший: «я на орбите». Так что праздник «начала космической эры» человечества — это Праздник Ракеты. И одновременно именно запуск ракеты обозначил как едва ли не важнейшую цель космических работ — «быть впереди». Неважно в чем и неважно зачем. Лишь бы быть первыми. Этой болезнью Бобчинского-Добчинского (кто первый сказал «Э») заболели на несколько десятилетий не только мы, но и американцы. Если создание ПС-1 еще можно было оправдать тем, что он сделан не только для того, чтобы высунуться вперед, но и для того, чтобы убедиться в первую очередь самим, что мы создали технические средства выведения на орбиту спутников Земли, проверить ракету-носитель в этом качестве, почувствовать проблемы, связанные с запуском спутников Земли, то изготовление и запуск ПС-2 с бедной лайкой на борту, которая заведомо должна была погибнуть через несколько суток от удушья и голода (средств возвращения собаки на Землю на ПС-2 не было и не могло быть: ведь они еще не были созданы), стал откровенной демонстрацией желания и Хрущева, и Королева, и целой армии чиновников «удивить мир злодейством» (по выражению Петра Флерова).

Конечно, подразумевалось, что кроме рекламных аттракционов инженеры должны заниматься и делом. В отделе Тихонравова предполагалось вести работы по трем перспективным направлениям: автоматические спутники Земли (имелись в виду, главным образом, спутники-разведчики), автоматические аппараты для исследования планет и аппараты для пилотируемых полетов на орбиту. Сектором, который занимался автоматическими спутниками, руководил Рязанов, грамотный, умный и честолюбивый инженер, заместитель Тихонравова. В группе Глеба Максимова начинались работы по двум новым направлениям: автоматическим аппаратам для исследования планет и спутникам, предназначенным для полета человека.

До перехода в КБ Королева Максимов работал в группе Тихонравова в НИИ-4. Мы вместе начинали сражение за переход из НИИ-4 в КБ Королева, но он оказался удачливее и сумел уйти к Королеву на год раньше. Мое же положение оказалось хуже, так как начальство объявило меня молодым специалистом (в 1955 году защитил диссертацию), и кроме того, я как научный руководитель правительственной темы был обязан завершить работу по теории полета межконтинентальных ракет. Правда, название правительственной темы звучит сейчас почти неприлично (стыдно вспоминать, хотя сам к выбору ее названия отношения не имел), по-военному жестко: «Разработка методики расчета таблиц стрельбы межконтинентальными баллистическими ракетами типа Р7».

В сентябре 1957 года мы выпустили многотомный итоговый отчет по своей теме, и я подал официальное заявление об уходе. Мне отказали. Тогда пошел к прокурору — «Мы делами военных организаций не занимаемся», в суд — «Обращайтесь к прокурору!» Пригрозил, что просто перестану ходить на работу! А мне пригрозили, что призовут в армию! Адвокат подтвердил, что эта угроза вполне осуществима. Но ходить на работу тем не менее перестал, и мне в конце концов отдали документы. То есть по сути в НИИ-4 ко мне отнеслись хорошо: попугать попугали, ну а уж коли уперся — черт с тобой.

Начинаем работать над кораблем

В КБ меня сразу приняли и направили прямо в девятый отдел — уже ждали. Вместе со мной Тихонравов пригласил Глеба Максимова и предложил нам самим выбрать направление работ: по автоматам к планетам или по пилотируемым аппаратам. Глеб выбрал автоматы (джентльмен!), а я — пилотируемые аппараты (не джентльмен!). Думаю, что сам процесс выбора не доставил Глебу радости. Наверное, он предпочел бы не делить империю на Восточную и Западную. Но оба направления, которые до этого числились за ним, были слишком масштабными и слишком разными, а группа инженеров слишком малочисленной, по сравнению с надстройкой из начальства. На его худом лице аскета не отразилось никаких эмоций, когда он выбрал «Западную империю».

Этот выбор никак не повлиял на наши дальнейшие отношения. Они остались товарищескими, как и прежде, хотя общались мы редко и, как и прежде, достаточно официально. Талантливый и эрудированный инженер, он возглавил работы по автоматическим аппаратам для исследования планет, успешно вел разработку лунников, венерианских и марсианских автоматов вплоть до передачи этих работ в конструкторское бюро Г. Н. Бабакина. Именно Максимов стал родоначальником этого направления работ в нашей стране и основным генератором идей этих машин.

Поиск возможного решения проблемы полета человека на ракете начался в Девятом отделе, в секторе Николая Потаповича Белоусова, еще раньше. Рассматривался в его секторе, однако, не орбитальный полет, а полет по баллистической траектории на высоту 100–200 километров без выхода на орбиту спутника Земли (старая идея Тихонравова). Чуть позже К. С. Шустин, работавший тогда у Максимова, еще до моего прихода начал изучать проблемы и возможности создания крылатого орбитального аппарата. У меня сразу сложилось мнение, что в этом варианте сложности, связанные с аэродинамикой, тепловой защитой, с расчетами и получением в аэродинамических трубах их экспериментального подтверждения, с разработкой конструкции крылатого аппарата, огромны, и для их решения нам потребовались бы многие годы…

Ракетный полет по вертикальной или наклонной траектории технически проще, чем орбитальный, но он мало что дает для изучения воздействия условий полета на человеческий организм. Главная проблема полета — невесомость. Невесомость при вертикальном полете могла продолжаться всего 2–4 минуты, а при полете по наклонной траектории порядка 10–15 минут. В то время как всего один оборот вокруг Земли — это больше часа невесомости. А ведь если аппарат может совершить один оборот вокруг Земли, то он может их совершить и много, и, создавая орбитальный аппарат, мы уже после первого полета получаем средство для решительного продвижения вперед. При этом затраты времени и средств на создание аппаратов для баллистического и орбитального полетов соизмеримы.

Американские инженеры в работе над первым пилотируемым кораблем «Меркурий» не обошли этап полета по баллистической траектории. Прежде чем запустить космонавта на орбиту, они дважды, уже после полета Гагарина, осуществили такие запуски (5 мая и 21 июля 1961 года). Они назвали их суборбитальными, или подорбитальными. Но если бы мы не запустили Гагарина до 5 мая, эти суборбитальные полеты они могли назвать и первыми космическими. Потом доказывай, что ты не верблюд!