Аромагия. Книга 1 - Анна Орлова

Яркий электрический свет на мгновение заставил меня зажмуриться. В нос ударил гнилостный душок, и я распахнула глаза.

– Боги, милосердные мои боги! – прошептала я неверяще.

Некое подобие варварски роскошной гостиной. Среди звериных шкур и ярких подушек возлежали и восседали девушки, задрапированные богатыми тканями… Помертвевшая кожа, глядящие в никуда глаза, холодная неподвижность, роскошные волосы – светлые, темные, русые и каштановые, витающий в комнате запах. По стенам развешаны фотографические портреты – будто зеркала, в которых отражались те же мертвые девушки.

Я почувствовала тошноту, поняв, что заботливый изувер старательно сохранял свои жертвы, бальзамируя несчастных и раскрашивая их мертвые лица. Невинные жертвы «искусства» фотографа.

Из-за неумения или недостатка ингредиентов теперь тела были на разной стадии разложения. Так вот зачем он приходил!

Такая же участь ожидала и меня. Осознав это, я с трудом удержалась от позорной истерики.

Не хочу лежать здесь сломанной куклой! Боги, милосердные мои боги, за что?!

Страх туманил мысли, словно хлороформ. Говорят, утопающие не могут плыть, их ведет инстинкт, заставляющий выпрыгивать вверх, а не плавно двигаться по поверхности воды. Животный ужас поднимался изнутри, заставляя кричать и звать на помощь…

Отрезвила меня пощечина, потом еще одна и еще. Не сильные – видимо, фотограф боялся, что останутся следы. Я с отчаянием подумала, что надо разбить лицо – хотя бы об угол стола – как только представится возможность. Наносить раны самой себе сложно, но это была единственная возможность хоть как-то подпортить триумф сумасшедшего. В конце концов, терять мне нечего…

Фотограф смотрел обиженно, словно Ингольв, когда подарил мне дорогие духи, а я не сумела изобразить радость, передернувшись от приторно-душного аромата. От этого дикого сравнения я моментально пришла в себя.

Тем временем господин Гюннар усадил меня в ближайшее кресло и тщательно закрыл дверь в комнату с мертвыми девушками. Сразу стало легче дышать, хотя из-под двери по-прежнему тянуло запахом тления.

– А я думал, вы поймете, – с какой-то обидой проговорил он, останавливаясь передо мной. – Вы же знаете, что лилии лучше пахнут, когда умирают. Вы убиваете цветы, чтобы получить свои экстракты и масла.

– Послушайте, но ведь это совсем разные вещи! – попыталась я достучаться до его дремлющего разума. – Одно дело – растения, и совсем другое – люди!

– Все мы – создания богов, – равнодушно возразил он. – Знаете, я много экспериментировал. И могу сказать, не приукрашивая, что достиг определенных успехов. Я хочу показать людям красоту увядания, изящество разложения…

В нервном трепетании его пальцев, в дрожании кадыка читалось почти экстатическое чувство.

Я невольно фыркнула, на мгновение забыв о своем прискорбном положении. Не переношу декаданс! Решительно не понимаю прелести тлена и угасания. Глупо, как слова кухарки, что подгоревший пирог даже вкуснее. В жизни столько прекрасного, что стремиться к смерти нелепо!

– Вы все равно никуда не денетесь! – Совершенно сумасшедшая улыбка перекосила его лицо, и я вздрогнула, уставившись на него с ужасом. Он продолжил, рассматривая меня, будто безделушку в лавке: – Это же настоящее искусство – убивать! В каждом случае нужен свой подход. Где-то нужен нож, где-то шелковый шнурок или магия…

Фотограф разговаривал сам с собой, как будто я была всего лишь частью интерьера. И от исходящего от него запаха какой-то химии и разложения меня едва не вывернуло.

– Ладно, пора начинать! – Любовно глядя на меня, он откуда-то вынул тесак.

У меня не выдержали нервы.

– Помогите! Помогите! – завопила я, понимая, что это бесполезно. Едва ли слуги придут мне на помощь, а с улицы просто не услышат. – Кто-нибудь, помогите!

– Не смейте кричать, слышите! – истерично велел фотограф, схватив меня за горло.

Я смотрела в глаза своей смерти, и сознание корчилось от ужаса, видя дикий блеск этих глаз. Дурочка, какая же я самонадеянная дурочка! Боги, милосердные мои боги, неужели все закончится вот так?

«Валериан…» – подумала я, жалея, что не успела попрощаться с сыном…

Неподалеку раздался грохот, словно кто-то мчался, отшвыривая с пути мешающие предметы. Мгновение, и за спиной господина Гюннара распахнулась дверь. Он повернулся на шум, выпуская меня.

«Утер!» – хотела сказать я, но истерзанное горло не повиновалось. Надо думать, он решил, что меня слишком долго нет, что-то заподозрил и решил проверить…

Разъяренный ординарец молча бросился на моего обидчика.

Забившись в кресло, я наблюдала за дракой, забывая дышать. На стороне господина Гюннара было оружие, зато Утер превосходил его умением…

Ловкое движение фотографа, и из руки ординарца хлынула кровь. Я закусила губы, пытаясь удержать крик – боялась хоть на мгновение отвлечь своего спасителя.

Несмотря на рану, Утер не собирался отступать. Он удвоил усилия и наконец выхватил из руки сумасшедшего нож.

– Мразь! – выдохнул Утер, с силой ударяя его рукоятью в висок.

Фотограф без звука осел на пол.

По щекам моим покатились слезы, а дрожащие губы улыбались. Подозреваю, выглядела я в тот момент жалко, но мне было все равно. Ординарец разрезал связывающие меня веревки и осторожно поставил на ноги. Рыдая, я прижалась к нему, цепляясь за него, как утопающий хватается за спасательный круг.

– Будет, будет, – приговаривал Утер, неловко гладя мои волосы.

– Я хотела… а он… – хрипло и сбивчиво пробормотала я.

Ординарец поморщился и осторожно отодвинул руку.

– Вы же ранены! – спохватилась я, торопливо вытирая щеки. – Простите меня. Вам нужна помощь.

– Потом! – отстранился Утер. – «Леденцы»…

– Да, – спохватилась я. – А… он?

Ординарец пожал плечами. Вдвоем мы кое-как связали сумасшедшего и, поддерживая друг друга, выбрались наружу.

В доме уже сновали сыщики, и, увидев их, я окончательно поверила в чудесное спасение. Впоследствии выяснилось, что Утеру не понравился мой визит к постороннему мужчине, так что он потихоньку пробрался в дом через окно и услышал мои крики. Как тут не порадоваться столь трепетному отношению ординарца к чести командира?

Словом, опасного безумца ждала лечебница, убитых девушек – достойное погребение, Утера – доктор, инспектора – похвала начальства, а мне предстоял нагоняй от драгоценного супруга.

Меня доставили домой в полицейской двуколке. Наверное, стоит принять чего-нибудь успокоительного после всех треволнений сегодняшнего дня. Пожалуй, валериана с пустырником подойдут…

Дверь распахнулась, и на пороге показалась Сольвейг. Она смерила подозрительным взглядом меня, осторожно поддерживаемую под локотки бравыми констеблями. Воображаю, как я выглядела: простоволосая, растрепанная, с покрасневшим от слез лицом и в сопровождении полиции!

– Явились! – буркнула Сольвейг не очень-то приветливо и припечатала: – От дурной головы и ногам покоя нет!

Я усмехнулась: неплохое напутствие. Хорошо хоть не эпитафия…

Глава 2

Любовное зелье

В тот вечер я возилась с травами в «Уртехюсе». Ингольв все еще