Адам и Эвелин - Инго Шульце
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты хочешь уехать на Запад, — сказал он.
Катя не пошевелилась.
— Ладно, не важно. Я понимаю, что тебе не хотелось сразу раскрывать мне все карты. Но что это за типы? Чего ты им наговорила?
Он снял брюки и лег на свободную кровать.
— Адам, — прошептала она. — У меня вообще больше нет денег.
— Могу дать тебе взаймы.
— У меня совсем ничего нет, вообще больше ничего. Я не смогу ничего тебе вернуть. Когда поедешь завтра в Венгрию, возьмешь меня с собой?
— Да, конечно…
— Я имею в виду, в багажнике. Иначе я там не окажусь.
Адам помолчал. Он смотрел на ее руку, неподвижно свешивавшуюся с кровати.
— Значит, тех типов тоже не пускают в Венгрию? И вы ждете здесь? Чего вы ждете?
— Можешь что хочешь у меня попросить, я тебе сделаю все, что ты попросишь, — сказала Катя. — Я уже пыталась один раз, через Дунай, тогда нас еще трое было.
— И что остальные?
— Понятия не имею. Они исчезли, просто исчезли.
Адам медленно вытянул руку, но, даже когда он прикоснулся к Кате, она не повернулась в его сторону.
14
ОПАСНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
— Ты это правда сделаешь? — спросила Катя, когда Адам открыл глаза. То, как она лежала и смотрела на него, подперев щеку ладонью, делало ее похожей на ребенка.
Он повернулся на бок, чтобы скрыть эрекцию. Проспал он почти девять часов. Черепаха подъедала хлебные крошки.
— Тебе получше? — спросил он.
— Думаю, да.
— Почему тебя не пускают в Венгрию?
— Я даже документы не подавала. Из тех, кого я знаю, никому такую визу не дали, только одной девушке. И у нее эту визу забрали обратно на следующий же день. Пришли домой, позвонили в дверь и отобрали, без объяснений.
— А здесь нет природной границы?
— Дунай.
— Нет, по суше, по суше ведь граница намного длиннее?
— Там очень сложно, там охраняют лучше, везде заборы, никто там толком не ориентируется. Ты как думаешь, почему они все здесь? Просто дрейфят, Дуная боятся.
— А если нас загребут?
— Не загребут.
Катя оперлась на локоть, как Адам.
— С венграми проблем не будет, они тебя просто так пропустят. А чехословаки только паспорта проверяют. Они машины больше не обыскивают.
— А ты откуда знаешь?
— Да тебе любой это скажет. Уж в чем они здесь разбираются, так в этом.
Адам встал и открыл дверь. Небо было пасмурное. Из соседней палатки доносились детские голоса. Мужчина в резиновых сапогах нес к своему жилому прицепу доверху наполненную канистру с водой.
— Я — первый, кого ты просишь?
— Да.
Адам пошел умываться. На обратном пути он купил две бутылки молока, шесть рогаликов и банку клубничного конфитюра. Катя взяла у него банку. Черепаха медленно пробиралась сквозь тонкую травку.
— Иди умойся, я тут все приготовлю.
— Нам не надо торопиться, еще слишком рано.
— А они разве не всегда только паспорта проверяют?
— Где-то к десяти обычно скапливается очередь, тогда они не так придираются. Эти типы тут разведали, через бинокль.
Адам сел рядом с ней на деревянную скамейку перед домиком.
— Твое здоровье, — сказал он.
Они чокнулись молочными бутылками.
— Спасибо тебе.
— Не стоит, лучше вообще забыть об этом.
— Забыть?! — Катя в ужасе посмотрела на него.
— Тихо, — шикнул на нее Адам. — Я не это имел в виду. Я уже вообще об этом не думаю. Так лучше всего. Они сразу видят, когда думаешь про такие вещи.
— Мы можем и до завтра подождать.
— Из-за белья? Оно уже почти все высохло.
— Чтобы подготовиться.
— Ну не здесь же, не на глазах у этих обезьян, это слишком опасно.
— Идиоты везде есть.
Адам окунул рогалик в банку. Конфитюр с кончика тут же соскочил. Он попробовал еще раз, нагнулся пониже и быстро откусил.
Катя раскрыла большое лезвие швейцарского карманного ножика и взяла у него рогалик.
— М-м, у мадам есть западные знакомые?
— Это мой друг подарил.
— Швейцарец?
— Не, японец.
— Японец? Они для тебя ростом не маловаты?
— Это как?
— Ну, по росту тоже надо друг другу соответствовать. А если ты на голову выше него, для мужчин это всегда…
— Глупости. Мой — такой же, как ты, даже немного повыше.
Катя разрезала рогалик, намазала конфитюр и протянула одну половинку ему.
— Хочешь в Японию?
— Посмотрим.
— А он жениться не может? Было бы проще.
— Он уже женат.
— Н-да, поздравляю. И из-за него ты хочешь уехать?
— А ты разве не хочешь?
— Я — нет. Я в отпуск еду.
Катя рассмеялась:
— Пять с плюсом по конспирации.
Она вытянула вперед одну ногу так, чтобы пальцы оказались прямо перед черепахой.
— Не убегай, — сказала Катя.
— Я правда не хочу уезжать, — сказал Адам. — Да и не получится. Ты что, думаешь, венгры границу откроют?
— Они это уже сделали, и все через нее перебежали.
— Кто перебежал?
— Да наши. Ты что, не знаешь? Они открыли границу, и пара сотен человек побежала, побежала, и только их и видели.
— И когда ж это было?
— В субботу, три дня назад.
— Но ведь граница на замке!
— По крайней мере, какое-то время она была не на замке. А что? Тебя это раздражает? Посольские тоже уже все на Западе.
Адам покачал головой и почти допил до конца, оставив совсем немного на донышке.
— А чего тебе хочется на Западе — или в Японии?
— Ну и вопрос! Лучше жить, да вообще жить!
— А до сих пор ты что, не жила?
— Я так больше не хочу, вплоть до пенсии быть заживо погребенной, ничего нельзя делать, ничего.
— Ты так считаешь?
Катя опустила взгляд:
— Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Хорошенькое начало.
— Я одна переплывала Дунай.
— Ты имеешь в виду, что те, другие, — что никто не пропал?
Катя кивнула:
— Я просто подумала…
— Что?
— Да нет, я вообще-то ничего не подумала — сама не знаю, почему я так сказала.
— У тебя на Западе кто-нибудь есть, кто тебе сможет помочь?
— У меня вся родня там. Я хочу в университете учиться. А подработка какая-нибудь найдется… Что тут смешного?
— Ну знаешь, когда кладешь человека к себе в багажник, хочется все-таки понять, это его сумасбродная идея или как.
— А ты, тебе в Венгрии есть где жить?
— Да, в Бадачони, на Балатоне, у друзей Эви.
— Это твоя жена?
— Можно так сказать.
— А где она сейчас?
Катя протянула ему вторую половинку рогалика.
— Она там ждет.
— У вас правда отпуск?
— Ну конечно. Эви в сентябре опять на работу выходить. А у меня были дела. И она поехала раньше, с подружкой.
— Понимаю.
Некоторое время они ели молча, потом Адам спросил:
— А с какой стати ты мне доверяешь?
— Да я долго не думала. У меня выбора не было.
— Почему же, был.
— Я увидела тебя. Все смотрели в окно, из-за «вартбурга». Шпионы на таких старых тачках не ездят.
— Так в том-то и дело! Ты никогда не слышала о маскировке, мимикрии противника?
— Да ладно, я ж не совсем дурочка. А еще и Эльфи, это все-таки довольно сумасбродно, согласись.
— Я ж говорю, мимикрия.
— А ты с какой стати мне веришь? Может, это как раз я — шпик. Молодая девушка навязывается в попутчицы к одинокому мужчине и выдает его органам за контрабанду. Вот видишь, твоя очередь удивляться.
— Бред какой.
— Почему это? Кто из нас с кем первый заговорил?
— Ты имеешь в виду уловку с беззащитной девочкой…
Катя пожала плечами:
— А почему бы и нет?
Адам закрутил крышку на банке, допил молоко до конца, вытер губы и посмотрел на Катю:
— Я знаю, как все на самом деле обстоит. Мы оба из госбезопасности и проверяем надежность своих сотрудников.
— Все равно это ничего не меняет, — сказала она.
— Еще как меняет. С нами в любом случае ничего не может случиться. Я переправляю тебя на Запад, потому что хочу выведать, что будет дальше, с кем ты там встретишься, где собираешься пересечь границу, а ты…
— Ой, все, прекрати.
Катя пошла за черепахой и усадила ее обратно в коробку.
— Тогда просто думай о Балатоне или о Килиманджаро.
— О Килиманджаро?
— Ну как там та гора называется, со снежной шапкой?
— Ты о Фудзи?
— Да, думай о Фудзи.
— Соберешь палатку? Пойду за бельем схожу. Они тебе должны вернуть деньги по крайней мере за половину.
— Я им передам, — сказал Адам и посмотрел ей вслед, как она шла в сторону прачечной в его свитере, его брюках и своих громоздких ботинках.
Через несколько километров, почти сразу за деревней Нова Страж, они остановились у проселочной дороги, по обе стороны которой росли высокая трава и кустарники. Адам задом заехал на нее и остановился, добравшись до небольшого поворота. Там он открыл багажник, вынул канистры и разместил их под сиденьями, положив на бок. Чемодан, надувные матрасы, спальные мешки и сумки он разложил так, чтобы канистр не было видно.