Ковер-самолет - Владислав Крапивин

Раз нельзя перевернуть изображение, я решил перевернуться сам. Оперся о Виталькино плечо, прыгнул на подоконник и повис над телескопом вниз головой.

Голова перетянула. Я не удержался и загремел на пол вместе с телескопом. Брякнулся о доски лбом. Так, что в глазах целый салют вспыхнул.

Мотая головой, я сел на полу.

— Ой… — тихо сказала Ветка.

Я молча взял медную трубу и приложил к шишке на лбу. Но Виталька отобрал у меня телескоп. Сказал, что от шишек не помирают. Он опять установил наш прибор на подоконнике и стал наблюдать сам.

— Смотрите-ка! — сказал он (хотя мы, конечно, не могли смотреть). — Он нитку к антенне привязал, а сам спускается…

— Значит, обедать пошел, — подала голос Ветка. — Он в это время всегда обедает.

Я забыл про шишку. Виталька оторвался от телескопа.

— Откуда ты знаешь? — спросили мы хором.

— А… — начала Ветка и покраснела так, что мы тут же отвернулись. — А я… — сказала она. — Ну… я один раз шла и видела… Он с крыши самолеты пускал. А его позвали.

Мы с Виталькой переглянулись. «Один раз»! А сама говорит: «Всегда в это время обедает»…

Можно было припереть Ветку к стене двумя-тремя вопросами. Но мы опять посмотрели друг на друга: «Зачем?» И, хотя стало нам грустновато, мы не подали вида. Виталька лишь спросил:

— А как его звать?

— Саня… или Саша. Ну я не знаю! — опять спохватилась она. — Я же только чуть-чуть слышала.

Виталька тряхнул заросшей головой и весело взглянул на меня:

— А давайте узнаем! Давайте все вместе познакомимся с этим человеком! Сперва удивим, а потом познакомимся!

Ветка, конечно, познакомиться очень хотела. Я тоже. Мне с первого взгляда этот мальчишка понравился. Но зачем его удивлять? И как?

— Пока он дома сидит, давайте слетаем к змею и записку к хвосту привяжем, — объяснил Виталька.

— Давайте, — обрадовалась Ветка.

— А вдруг он увидит? — сказал я.

— «Вдруг-вдруг»! — досадливо сказал Виталька. — Если бояться, то всю жизнь в темноте просидим.

Я пожал плечами. Я ведь просто так спросил. В конце концов пускай видит. От хорошего человека чего прятаться?

На половинке тетрадного листа мы нацарапали вот что:

Мы хотим с тобой

познакомиться.

Как тебя зовут?

Напиши на змее.

Из этой записки и нитки мы сделали бантик — вроде тех, какими играют с кошками.

Ветку мы попросили следить за крышей в телескоп, а сами выбрались из окна, улеглись на ковре и рванули в солнечное небо. К змею.

Мы совсем забыли, что ковер-самолет тоже должен изображать бумажный змей. Если бы кто-то разглядел нас в небе, то страшно изумился бы: змеи не летают с такой бешеной скоростью. Но мы спешили, мы думали только об одном: лишь бы незнакомый мальчишка раньше времени не увидел нас.

С высоты мы не могли отыскать глазами его крышу и не знали, там он или нет. Да и некогда было разглядывать землю. Мы подлетели к змею. Большой, красно-желтый, горящий на солнце, он почти неподвижно стоял в воздухе и лишь слегка шевелил хвостом. Виталька ухватил мочальный конец с грузиком из камешка, проволочным крючком прицепил к нему записку. Змей дернулся, возмущенно вырвал хвост и опять замер в потоках ветра. А мы понеслись вниз.

— Все в порядке! — крикнула из-за телескопа Ветка. — Он не появлялся!

Мы стали ждать.

Мальчик в зеленой рубашке выбрался на крышу минут через двадцать. И спокойно уселся рядом с шестом антенны, к которому была привязана нитка змея. Мы даже рассердились: неужели он не видит записку?! Ведь клочок бумаги горел, как белая искра, на хвосте у змея.

— Ага! — обрадованно сказал Виталька.

Он как раз наблюдал в телескоп. Я тут же отжал его в сторону и приник к окуляру.

Мальчик стоял и торопливо сматывал нитку.

— Змей спускается, спускается! — заволновалась Ветка и оттерла меня от телескопа. — Ой, спустился… Большой какой… Ой, он записку отвязывает…

— Перестань ойкать и рассказывай толком, — велел Виталька.

— Он читает… Ой, он удивился! Смотрит кругом, будто нас ищет… Ой, опять читает. Опять смотрит… А теперь с крыши слезает вместе со змеем…

— А вдруг он испугался? — встревоженно сказал Виталька.

— Вот еще! — слегка обиженно откликнулась Ветка.

И я был с ней согласен. Я лишь мельком видел этого мальчишку, но сразу понял, что он ни капельки не боязливый. И мне все больше хотелось с ним познакомиться.

Он был такой же, как мы.

— Посмотрим, — сказал Виталька.

И мы стали смотреть. Ждать.

Ждали полчаса.

Змей поднялся опять. Он взлетел ровно и быстро, словно у него был двигатель. Мы снова стукнулись головами у окуляра.

На желто-красных узорах змея чернели крупные буквы:

САША ВЕТРЯКОВ

— А теперь что? — нетерпеливо спросила Ветка. — Опять, что ли, записку к хвосту привязывать?

Виталька задумался:

— Нельзя два раза одно и то же… Давайте ему ночью письмо оставим.

— У, это долго, — заспорил я, и Ветка посмотрела на меня с благодарностью.

Но Виталька сказал:

— До завтра подождать — это недолго. Зато интересно будет.

Мы сочинили такое послание:

Если хочешь познакомиться,

приходи в двенадцать часов

дня на угол Якорного и

Первомайской.

Ночью мы с Виталькой отправились в полет и отыскали дом, где жил хозяин змея. Наше письмо было привязано к старой лыжной палке. Палка с шелестом ушла вниз и воткнулась в деревянную крышу рядом с антенной.

Мы были уверены, что мальчик придет. А он не пришел. И мы расстроились. Особенно Ветка. Мы брели к дому и хмуро молчали.

Вдруг Ветка обрадованно сказала:

— Какие мы бестолковые! А вдруг он сегодня на крышу даже и не лазил и палку не видел? Не каждый же день он змей запускает!

Правильно! Как мы не подумали?

Мы разом глянули в небо, чтобы убедиться, что нет никакого змея.

Змей был. Только не такой, как вчера. Белый, с черными точками.

Мы бросились домой, к телескопу.

На просвеченной солнцем бумаге змея чернели слова:

?????????????

Мы переглянулись.

— Раз не может, идем сами, — сказал Виталька.

Дом стоял на улице Лесосплавщиков. Обыкновенный старый дом со ставнями, покосившимися воротами и овальной жестянкой старинного страхового общества на этих воротах. А над домом трепетал зеленый флажок — это дежурил на крыше маленький хозяин змея. Он нас не видел, потому что стоял к нам спиной и смотрел на змея.

Мы встали шеренгой на краю дороги. Мы с Виталькой по бокам, а Ветка посредине. Вопросительно глянули друг на друга: дальше что? Ветка почему-то отвернулась и засмеялась. Тогда Виталька отчетливо сказал:

— Саша Ветряков!

Тот сразу повернулся, и рубашка взлетела у него за спиной, как зеленые крылья.

Он улыбнулся. Сперва чуть-чуть, потом сильней, потом еще сильней. И стало сразу видно, что хороший он человек.

— Это вы? — сказал он и шагнул к самому краю. И отпустил нитку.

Змей, кувыркаясь, пошел к земле.

— Это мы, — серьезно сказал Виталька. — А зачем змея-то бросил?

— Пускай, — сказал Саша Ветряков. — Теперь все равно, раз вы пришли… Это вы — Летучие Бродяги?

По хлипкой приставной лестнице, стоявшей у крыльца, мы забрались к нему на крышу. Саша сказал, что ему на землю нельзя.

— Почему нельзя, Саня? — спросила Ветка, забравшись наверх.

Она сразу повела себя с ним как со знакомым. И звать его стала Саней, а не Сашей. Наверно, ей казалось, что это имя ему больше подходит.

Он за весельем постарался скрыть смущение. Сморщил переносицу и беззаботно объяснил:

— Такая жизнь получилась… Я у бабушки полиэтиленовую пленку изрезал, думал — она ненужная, а она для теплицы. Бабушка даже и не ругалась, а мама говорит: будешь три дня дома сидеть и с крыльца — ни шагу. Вот я на крыше и живу. На крыльце какая жизнь?

Ветка осторожно глянула во двор и отодвинулась от края.

— А нам не попадет от твоей мамы и бабушки? Скажут: чего забрались на чужую крышу?

— Во-первых, не скажут. А во-вторых, их нет, они на два дня к другой бабушке в деревню уехали.

— А тебя одного оставили? — спросила Ветка.

— А чего? Я привык. Я в Ленинграде часто один жил.

— А если один, то чего сидишь взаперти? Никто же не видит, — опять заговорил Виталька.

Саня посмотрел на нас нерешительно, будто боялся: вдруг засмеемся?

— Ну, понимаете… Раз уж так вышло… Понимаете, я как будто слово дал…

— Понятно, — торопливо сказал Виталька. — Это я так просто спросил… А на крыше, оказывается, тоже жить можно.

На крыше было неплохо. Нас обдувал теплый ветер и крепко жарило солнце. На крутом скате, у печной трубы, устроена была скамеечка. От крыши пахло прогретым деревом, от кирпичной трубы — известкой и сажей, но сильнее всего были запахи мокрого песка и теплой полыни — они прилетали с ветром от речного берега.