Путь-дорога фронтовая - Сергей Вашенцев

Было заметно, что командир полка стал сердечнее и почтительнее относиться к Петру Петровичу, Ивану Степановичу и Катеньке.

Участники другой бригады не замечали или старались не замечать перемены. Они оживленно вступили в разговор. А потом фокусник показал свое искусство, незаметно стянув у Петра Петровича носовой платок, оказавшийся в сумочке у балерины. Иван Степанович снисходительно заметил, что фокусы, наверно, вызывают большой интерес у публики. В ответ фокусник полез в свой боковой карман и оттуда извлек бумажник Ивана Степановича. Иван Степанович должен был признать, что проделан фокус ловко.

Между тем стемнело. Ординарец стал маскировать окна.

— Если вы не изменили своих намерений, — обратился командир полка к Петру Петровичу, — минут через двадцать мы можем поехать в батальон. — Он полез в карман за часами, чтобы взглянуть, сколько времени, но часов там не обнаружил. Они оказались у фокусника, тот их торжественно ему вручил.

Все эти забавы сгладили шероховатости в отношениях между бригадами. Когда Петр Петрович со своими спутниками поднялся из-за стола, чтобы ехать на передовую, расстались они с фокусником, аккордеонистом и балериной довольно дружелюбно.

Артистов сопровождал в батальон сам командир полка. У ворот стояли две брички. Петр Петрович с командиром полка разместились в одной, Иван Степанович с Катенькой — в другой.

— Километра два проедем на лошадях, — сказал Усманов, — а потом придется пешком. Дорога простреливается.

— Не объясните ли мне, что такое «простреливается»? — с тайной тревогой спросил Петр Петрович. — Я слышу, говорят, «простреливается», а что это значит? Что там убивают всякого, кто пройдет?

— О нет, не так, — услышал он в ответ успокоительные слова. — «Простреливается» — значит, какое-то пространство находится в зоне прицельного пулеметного, винтовочного или артиллерийского огня. Но не обязательно всех убивают.

— Следовательно, могут выстрелить, а могут и не выстрелить? — уточнил Петр Петрович.

— Именно так.

— Ага! — удовлетворенно сказал он, довольный произведенным расследованием.

Дорогу, по которой они ехали, сильно развезло. На проселках образовалось густое месиво, оно смачно разрезалось колесами. К вечеру немного подморозило, но мороз только прихватил верхние слои вязкой дорожной грязи.

Стояла тревожная тишина, прерываемая изредка пушечными выстрелами да пулеметной трескотней, вдруг возникавшей где-то и тотчас же затихавшей. Петру Петровичу все казалось таинственным, настороженным, полным загадок.

Когда лошади остановились и командир полка сообщил, как показалось Петру Петровичу, приглушенным голосом, что дальше по дороге ехать опасно и придется пойти пешком, толстяк в душе пожалел, что напросился в ночной поход.

— Голубчик Александр Измаилович, — прошептал он, хватаясь за рукав командира полка, — я ничего не вижу, разрешите я буду держаться за вас.

— Пожалуйста, пожалуйста! — сказал командир полка, подхватывая его под руку.

Из темноты густо пробасил Иван Степанович, вылезший из второй брички:

— Петр Петрович, где вы?

— Здесь, здесь. Тише, ради бога, тише говорите, — зашипел Петр Петрович на старого охотника. — Услышат!

— Не беспокойтесь! Никто нас здесь не услышит. Можно смело разговаривать, — сказал командир полка.

— Ах, а я думал, уже передовая.

— Нет, мы еще не дошли. Левее будет тропинка. Там будет сухо.

Глаза Петра Петровича постепенно привыкали к темноте и стали кое-что различать. Сбоку что-то чернело, не то деревья, не то дома, и Петр Петрович обрадованно подумал, что передовая не так уж страшна, если здесь есть дома.

— Кажется, мы идем по улице? — спросил он своего спутника.

— Вы ошибаетесь, здесь чистое поле, — ответил командир полка. — То, что вы принимаете за дома, артиллерийские позиции.

— Кто идет? — послышалось из темноты.

— Свои.

— Пароль?

— «Корыто». Отзыв?

— «Киев». Идите! — снова прозвучал из мрака голос невидимого часового.

— Очень интересно! — проговорил Петр Петрович. Ему пришлась по душе ночная перекличка. — Удивительно слаженный организм — армия! Вас везде охраняют, даже если вы находитесь в самой пустынной местности. Вы знаете, мне начинает нравиться передовая. Я представлял, что здесь гораздо опаснее.

— Сейчас нам как раз предстоит пройти одно опасное место, — сказал командир полка. — Но, думаю, ничего не случится.

— Мимо немцев? — затаив дыхание, прошептал Петр Петрович, цепляясь за его рукав.

— Нет, не мимо. Здесь пригорок. Днем иначе как ползком не проберешься — пристреляно. А сейчас можно опасаться разве шальной пулеметной очереди.

— Иван Степанович! Катенька! — позвал Петр Петрович. — Держитесь ближе к нам. Сейчас будет опасное место. Днем здесь можно только ползком, — делился он полученными сведениями. — А сейчас темно…

Не успел он предостеречь своих спутников, как, распустив огненный хвост, взвилась осветительная ракета. Она обдала всех таким ярким светом, что Петр Петрович моментально упал плашмя. Спутники его не заставили себя долго ждать и тоже повалились. Зататакал пулемет. Пули проныли над головами.

— Не бойтесь! — сказал командир полка. — Нас прикрывает гребень высоты. Двигайтесь за мной.

Артисты добросовестно ползли на коленях. Днем, вероятно, зрелище было бы забавное — толстый Петр Петрович, полный достоинства Иван Степанович и изящная Катенька. Хорошо еще, что командир полка предусмотрительно выдал им шинели. Петру Петровичу приходилось тяжелее всех, ему мешал ползти живот. Иван Степанович, как человек более легкого сложения, опережал его. Отчаянным усилием толстяк поравнялся с ним и уже не отставал.

— Умирать, так вместе, — прошептал он, деятельно работая коленями.

— Теперь можно подняться, — сказал командир полка, когда они проползли десятка два метров.

Он встал на ноги. Вслед за ним поднялись Катенька и Иван Степанович. Одного Петра Петровича непреодолимая сила притягивала к земле. Ползти! Ползти! Какой удобный и безопасный способ передвижения!

Командир полка, не зная его мыслей и полагая, что Петру Петровичу при его комплекции трудно подняться, подхватил его под мышки.

— Прекрасный моцион для полного человека! — воскликнул Петр Петрович. — Удивительно, что врачи не используют столь чудодейственное средство.

Но ракеты больше не разгоняли темноту своим дрожащим светом. Немцы, видимо, успокоились. И вся группа скоро добралась до места.

Солдат собрали в каком-то сарае. Командир полка предупредил, очевидно по телефону, о приходе артистов. В сарае было натоплено. Печкой служила поваленная на бок бензиновая бочка с пробитым дном, с жестяными трубами, выведенными наружу. Горели две лампы. Никакой эстрады, конечно, не было. Зрители сидели прямо на земле. Они пришли с боевых позиций с винтовками и автоматами в руках и в ожидании концерта жадно курили, торопясь накуриться, до начала.

Артистов встретили горячими аплодисментами, хотя вид у них был не очень казистый. Во-первых — шинели! На высоком, худощавом Иване Степановиче шинель едва достигала колен. У Петра Петровича, наоборот, шинель доходила до пят. Должно быть, специально подобрали, соразмеряясь с его комплекцией. Что касается Катеньки, то о ней не подумаешь ничего смешного — женщины удивительно умеют носить любую одежду.

— К нам пришли артисты, — обратился командир полка к солдатам и офицерам. — Пришли на передовую. Пришли, рискуя жизнью. По дороге их обстреляли на гребне. Немалую силу надо иметь, чтобы в их почтенные годы, — указал он на Петра Петровича и Ивана Степановича, — поехать на фронт, в пекло войны. А они пришли к нам в батальон, воюющий батальон, они принесли и сюда свое искусство. На это способны только советские люди, советские артисты. Будем же горды, товарищи, их мужеством, отвагой.

Под лампами, у печки, артистам освободили круг, поставили стол, три стула, добытых неизвестно откуда. За стол сел Иван Степанович. Начался «Злоумышленник» Чехова.

Но во время выступления актеров случилось происшествие, которое непонятно почему не заметили ни артисты, ни зрители. Над сараем пропела мина и разорвалась где-то невдалеке с пронзительным, неприятно стеклянным треском. Вторая мина разорвалась ближе. За ней последовала третья, четвертая… Говоря на военном языке, был самый настоящий огневой налет. С визгом и стенанием мины рвались вокруг сарая. Командир полка на ухо шепнул сидевшему с ним рядом командиру батальона: «В чем там дело? Подавить немедленно!» Командир батальона тихо поднялся и вышел из сарая. Но прежде чем приказание дошло до артиллеристов, они по своей инициативе начали обстреливать немецкие позиции из орудий и, должно быть, настолько удачно, что немцы сейчас же замолчали.