Преступление века - Валерий Рощин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доктор едва заметно кивал…
— А экологи!? Что этих-то господ не устраивает? — не унималась Вера Семеновна — женщина средних лет, с аккуратной короткой стрижкой и в строгом костюме.
— Не переживайте, я все улажу, — пытался он успокоить ее.
— А ведь еще проверка налоговой не закончена — завтра продолжат копать… Скажите, Олег Давидович, вы никому из отцов города на ногу не наступали? — насторожилась та.
— Они пешком не ходят… — вздохнул Фролов.
Оставшись в кабинете один, он расстегнул пуговицы пиджака и расслабленно откинулся на спинку кресла…
Нет, доктор не пасовал перед нахрапистым и наглым чиновником в погонах. Однако ж, всякого рода неприятности имели для него ужасное свойство — поселяясь глубоко в подсознании, постоянно щекотали нервы, бередили покой и не дозволяли душе до конца растворяться в любимом занятии. А масштаб сегодняшних неприятностей и вовсе был катастрофическим…
Взгляд психотерапевта, блуждавший по экрану плоского монитора, неожиданно снова наткнулся на послание «анонима». Логин почтового отправителя имел уже другой вид — полковник лавировал с целью остаться неузнанным, не догадываясь, что уже изобличен своей жертвой.
«Работать в пределах Питера я тебе не дам. Если будешь упорствовать — потеряешь семью. Даю тебе еще три дня», — значилось в лаконичном письме.
Глава IV
Происшествие на скользкой дороге
Черный Вольво чиновника ГУИН еле продвигался в сплошном автомобильном потоке — в Питерских пробках иной раз не помогали ни синие маячки, ни противно ойкающая сирена. Скучавшим в длинной, многорядной череде владельцам простеньких отечественных «шедевров» и помпезных иномарок оставалось только костерить городские власти, да всю проклятущую действительность в целом.
Смачно ругаясь про себя, Добрый вытянул из кармана сотовый телефон, набрал привычную комбинацию цифр и приложил аппарат к мясистому уху. Услышав, наконец, долгожданный голос, в сердцах ругнулся:
— Мать твою, Щеглов! Где тебя черти носят три часа!? Пятый раз звоню…
Выслушав короткие оправдания, он смягчился и стал задавать подчиненному насущные вопросы:
— Ну и как поживает мой старый заклятый друг? В карцер его определил? Молодец… Да?.. Вот оно что?.. Отлично! Жалоб еще не строчит?
По мере получения исчерпывающих ответов, обрюзгшее лицо полковника все шире расплывалось в улыбке, щеки розовели, а задержки в пути раздражали меньше. Речь в телефонном разговоре шла о Моисее Карловиче Блюме. По иронии судьбы мастеровитый еврей отбывал трехгодичный срок за изготовление стреляющих авторучек в той самой подмосковной колонии, где работал в то время и Андрей Яковлевич…
— Ну что ж, пневмония — это замечательно! — выдал он в итоге и заржал, словно мерин под пьяным драгуном.
Сидящий впереди и клевавший носом Анод вздрогнул, а ворочавший рулем прапорщик, то ли с испугу, то ли от надоевшего томления в заторе, вдавил педаль газа и, крутанув руль влево, заставил Вольво выскочить на разделительную полосу. Включив все устрашающие народ аксессуары его избранных «слуг», черное авто неслось вперед, а Андрей Яковлевич, подставляя румяную физиономию врывавшемуся в окно холодному ветру, продолжал мечтательно делиться мыслями с далеким собеседником:
— А потом, глядишь — туберкулез или, пуще того — менингит шандарахнет… Ты смотри там, никаких ему лазаретов и поблажек! Пусть сидит в карцере на хлебе и воде. Такие как Блюм — любого из нас переживут. Оно хоть и мастер-искусник, а все одно — люмпен. Пролетарии — они, видишь ли, народец крепкий! Даром, столько водки жрут…
Водила, знаючи, что разделительная полоса у Казанского моста предательски прерывается, возобновляясь лишь после Канала Грибоедова, сбавил скорость. С беспокойством поглядывая вправо, он выискивал прореху в плотном потоке машин крайнего левого ряда. Прорех не было. Беспрестанно ерзая костлявым задом на сиденье, он, наконец, заметил зазевавшегося любителя, упустившего контроль над дистанцией и приотставшего на два корпуса от переднего автомобиля.
Профессионалу хватило бы и меньшего промежутка. Прапор, не мешкая, вмиг подрезал ротозея, втеревшись в аккурат меж его красной «десяткой» и новехоньким французским Пежо…
— Ладно Щеглов… Можешь считать — я тебя похвалил, — блаженно растягивал слова чиновник при погонах, — продолжай в том же духе, завтра позвоню…
Отключив мобильник, он сунул его в карман со словами:
— Ненавижу жидомассонов!.. Всех бы до одного в Биробиджан выслал…
Это были последние фразы, услышанные водителем-лихачом и охранником в камуфляже перед тем, как затылки, против всякой воли, больно тюкнулись о подголовники…
— Ни хрена себе! — тут же раздался возмущенный возглас Доброго. — В корму долбанули! А ну тормози!.. Сейчас я этого козла разорву!
Водила пихнул раздолбанным уставным ботинком тормоз, включил аварийные огни и Вольво замер, намертво запечатав движение в своем ряду.
Андрей Яковлевич осерчал не на шутку, опередив действиями даже более молодого Анодина. Вывалив бесформенное тело на покрытый наледью асфальт, и воинственно выпятив пузо, он размашисто зашагал к обидчику, подражая при этом бритоголовым браткам, в изобилии обитавшим в его зонах на заслуженном перевоспитании.
— Те чё, придурок, свобода надоела!? — начал он весьма агрессивно, ощущая затылком дыхание преданного амбала.
Но, не дойдя двух шагов до «десятки» внезапно смолк, подобрал живот и приосанился. Из «Жигулей» поспешно выпорхнула молоденькая, симпатичная женщина с перепуганным лицом. Глядя то на слегка помятый бампер чиновоза, то на трех мужиков в мундирах, она расстроено пролепетала:
— Простите ради бога… Ваша машина так неожиданно оказалась передо мной, а дорога скользкая… Простите…
— Неожиданно… Скользкая… — ворчал шоферюга, поддернувший и без того короткие брюки форменного фасона «здравствуй простатит» и присевший у багажника осматривать небольшую вмятину.
Анод, глядя на реакцию босса, застыл на месте, ожидая распоряжений.
— А с вами-то все нормально? — используя максимальные галантность и заботу о ближнем, поинтересовался полковник.
— Лбом о руль немного приложилась, — виновато улыбнулась дама и элегантно потерла тремя пальчиками небольшую шишку промеж красиво изогнутых бровей.
— Ерунда, пройдет… Ну что там? — обратился Добрый к водителю, закончившему обследование последствий «страшной катастрофы».
— Баксов на пятьсот ремонту…
— Ты не мудри… Не тот случай, — пресек крохоборство начальник.
— Тогда на пятьдесят. Опять же мне за работу… — стал загибать узловатые пальцы зитяга.
— Все понятно, — покривился чиновник.
— Я отремонтирую, — с готовностью пообещала женщина, — вернее — заплачу за ремонт. У меня есть один знакомый, он легко все устроит…
— Вас как зовут? — прервал бедную овечку серый волк.
— Александра…
— Редкое имя… А меня Андрей.
Прапорщик украдкой сплюнул и, с безнадегой махнув рукой, поплелся в кабину. Анодин же все еще не понимал, чем закончится разборка и, набычившись, враждебно смотрел на хрупкого противника.
— Не желаете отужинать где-нибудь? Заодно и решили бы возникшую проблему?
— Отчего же, — с легкостью согласилась лоховатая автолюбительница, — ужин — за мой счет.
— Поезжайте, — хлопнул ладонью по багажнику чиновоза довольный результатом аварии Андрей Яковлевич и добавил: — если кто спросит — я задержался в УВД…
Он по-хозяйски устроился в «десятке» рядом с подвернувшейся девицей и, представив на миг грядущий бесплатный ужин с «перчиком», блаженно закатил под потолок легковушки маленькие, поросячьи глазки…
* * *Темной октябрьской ночью недалеко от роскошного офиса фирмы «Фрегат», что располагался в респектабельном райончике на Малой Морской, остановился темно-зеленый Сааб. В полутора кварталах — на Невском, еще теплилась какая-то жизнь, здесь же было безлюдно и тихо. Стараясь не хлопать дверцами и не привлекать внимания редких прохожих, из машины вышли двое крепких мужчин в длиннополых кожаных плащах. Не сговариваясь, будто имея загодя составленный строгий план, они направились к торцу четырехэтажного здания, где примостился арендовавший у «Фрегата» небольшое помещение и работавший круглосуточно пункт обмена валюты. Один, ладони которого были в коротких перчатках, нес скрипичный футляр, второй — с внешностью горца, не вынимая рук из карманов, держал под мышкой полиэтиленовый сверток. Уверенно подойдя к двери обменника, кавказец несильно постучал в стекло платиновым перстнем, украшавшим средний палец правой руки. Его визави беззвучно открыл замки футляра…
— Баксы надо продать, — сверкнул золотом коронки южанин и, как бы невзначай, повертел перед охранником перехваченным резинкой толстеньким рулончиком сотенных купюр.
