История Тома Джонса, найденыша (Книги 15-18) - Генри Фильдинг

Написав и отправив это письмо, герой наш подошел к письменному столу, достал оттуда муфту мисс Вестерн, покрыл ее поцелуями и зашагал по комнате с гордостью и самодовольством ирландца, нашедшего невесту с пятьюдесятью тысячами фунтов приданого.

ГЛАВА XII Открытие, сделанное Партриджем

Пока Джонс восторгался, таким образом, благородством своего поступка, к нему в комнату вприпрыжку вбежал Партридж, как он это обыкновенно делал, принося, или воображая, что приносит, хорошие вести. Он был послан поутру Джонсом выведать от слуг леди Белластон или иным способом, куда увезли Софью, и теперь вернулся с сияющим лицом доложить нашему герою, что пропавшая птичка нашлась.

— Я видел полевого сторожа, Черного Джорджа, сэр, — сказал он, — его взял в Лондон сквайр Вестерн в числе своих слуг. Я сразу узнал Джорджа, хотя не видел его уже много лет; он, знаете, человек замечательный, или, говоря точнее, борода у него замечательная: такой огромной и черной я никогда не видывал. А Черный Джордж, однако, узнал меня не сразу.

— Хорошо, а где же твои приятные новости? — спросил Джонс. — Что ты узнал о Софье?

— Погодите, — отвечал Партридж, — я сейчас расскажу все по порядку. Вы ужасно нетерпеливы, сэр, вам хочется добраться до неопределенного наклонения, минуя повелительное. Так я сказал, сэр: он не сразу вспомнил мое лицо.

— К черту твое лицо! — воскликнул Джонс. — Что с Софьей?

— Ах, боже мой, сэр, я узнал о мисс Софье только то, что собираюсь рассказать, и давно бы уже рассказал, если бы вы не перебивали меня. Только не смотрите на меня так сердито, а то со страху у меня все выскочит из головы, или, правильнее, из памяти. Никогда вы не смотрели так сердито с самого дня нашего отъезда из Эптона: тысячу лет проживу, а уж этого дня не забуду.

— Ладно, рассказывай, как знаешь; ты, видно, решил свести меня с ума.

— Боже упаси и помилуй! Это мне уже дорого стоило: как я сказал, по гроб жизни помнить буду.

— Так что же Черный Джордж? — сгорал от нетерпения Джонс.

— Он, значит, припомнил меня не скоро. Да и точно, я с тех пор, как видел его, очень переменился. Non sum qualis eram[3]. Много я перетерпел за это время, а ничто так не меняет человека, как горе. Говорят, от горя в одну ночь седеют. Так или иначе, но он наконец меня узнал, отрицать не буду; ведь мы с ним одних лет и вместе в школу ходили. Джордж был ужасный тупица, ну, да это не важно: успех в жизни не зависит от знаний. Я имею полное право утверждать это; впрочем, через тысячу лет все к одному придет. Да, так на чем бишь я остановился?.. Ах да… узнали мы друг друга, крепко пожали друг другу руки и решили зайти в пивную распить по кружечке, — к счастью, пиво оказалось превосходное, какого я в Лондоне еще не встречал. Ну, вот теперь, сэр, я дошел до главного: не успел я произнести ваше имя и сказать, что приехал в Лондон вместе с вами и вместе с вами живу здесь, как Джордж потребовал еще по кружке, объявив, что хочет выпить за ваше здоровье. И надо правду сказать, пил он так усердно, что сердце у меня радовалось: есть еще, думал я, благодарность на свете. Ну вот, выпили мы, и тогда я, чтоб в долгу не остаться, потребовал еще пива, и мы снова выпили за ваше здоровье, а потом я поспешил домой поделиться с вами новостью.

— Какой новостью? Ты ведь ни слова не сказал мне о Софье.

— Господи! Чуть было не забыл. Разумеется, была речь о молодой госпоже Вестерн, и Джордж мне все рассказал: мистер Блайфил едет сюда на ней жениться. Так пусть же, говорю, спешит, не то кое-кто перехватит раньше, чем он поспеет, и ох как жаль будет, говорю, мистер Сигрим, если это кое-кому не удастся, потому что кое-кто любит ее больше всех женщин на свете. Только по думайте, говорю, и пусть она не думает, чтобы он это ради денег; что касается этого, так, уверяю вас, есть тут другая леди, куда познатнее и побогаче, — влюбилась кое в кого так, что ни днем ни ночью покоя ему не дает.

Джонс вспыхнул и начал бранить Партриджа за то, что он его выдал, но педагог оправдывался тем, что никого не назвал по имени.

— Кроме того, сэр, — прибавил он, — поверьте мне, Джордж искренне вам предан и несколько раз посылал мистера Блайфила к черту; больше того, он говорил, что на все пойдет, чтобы только вам услужить; и это не пустые слова, ручаюсь вам. Выдал вас, вот тоже сказали! Да если не считать меня, так у вас нет на свете друга, преданнее Джорджа, который бы так готов был на всякую услугу.

— Ладно, — сказал Джонс, немного успокоившись, — так этот человек, пожалуй, действительно ко мне расположенный, живет в одном доме с Софьей?

— В том же самом! Ведь он служит у них, и уж как разодет! Если бы не черная борода, вы бы его не узнали.

— В одной услуге он мне, во всяком случае, не откажет: наверно, согласится передать письмо Софье.

— Вы попали в точку, ad unguem[4]. Как это мне не пришло в голову? Ручаюсь, он сделает это по первому вашему слову.

— Хорошо, оставь меня. Я напишу письмо, а ты передашь ему завтра утром; ведь ты знаешь, где его найти?

— Разумеется, я найду его, сэр, можете не беспокоиться. Пиво пришлось ему по вкусу, и уж теперь он без него не обойдется. Наверно, каждый день будет туда заглядывать.

— Так ты не знаешь, на какой улице живет Софья?

— Как не знать, сэр, знаю.

— Как же она называется, эта улица?

— Как она называется, сэр? Да она совсем рядом, улицы через две отсюда, не дальше. Названия ее я, правда, не знаю, он мне не сказал, а я не спросил, — знаете, чтобы не внушить подозрения. Нет, нет, сэр, это уж предоставьте мне одному. Я достаточно хитер, меня не проведешь.

— Да, ты удивительный хитрец. Но я все же напишу моему божеству, в надежде, что у тебя хватит хитрости найти сторожа завтра в пивной.

И, отпустив проницательного Партриджа, мистер Джонс сел писать, за каковым занятием мы оставим его на время… И закончим на этом пятнадцатую книгу.

КНИГА ШЕСТНАДЦАТАЯ, ОХВАТЫВАЮЩАЯ ПЕРИОД В ПЯТЬ ДНЕЙ

ГЛАВА I О прологах

Слышал я об одном драматурге, говорившем, что ему легче написать пьесу, чем пролог; так и мне стоит меньше труда написать целую книгу этой истории, чем вступительную главу к книге.

По правде говоря, я думаю, много проклятий тяготеет над головой автора, впервые установившего обычай предварять пьесу куском словесности, известным под названием пролога; сначала он составлял часть самой пьесы, но в последние годы имеет обыкновенно так мало связи с драмой, перед которой его помещают, что пролог, написанный к одной пьесе, отлично может быть приставлен к любой другой. Наши теперешние прологи повторяют все те же три темы, именно: поношение вкусов столичной публики, осуждение всех современные писателей и восхваление данной пьесы. Высказываемые при этом мысли почти не меняются, да и как им меняться? Я и то изумляюсь великой изобретательности их авторов, ухитряющихся придумывать столько разных фраз для выражения одной и той же мысли.

Подобным же образом какой-нибудь будущий повествователь (если он окажет мне честь подражанием моей манере), боюсь, и меня помянет, после долгого почесывания в затылке, каким-нибудь добрым словом за изобретение этих вступительных глав, большая часть которых, подобно нынешним прологам, может предварять любую книгу этой истории и даже чьи-нибудь чужие произведения.

Но сколько бы ни страдали авторы от двух этих нововведений, читатель найдет довольно для себя пользы в одном из них, как зритель давно уже нашел ее в другом.

Во-первых, всем хорошо известно, что пролог дает критикам прекрасный повод испытать свое уменье свистеть и проверить захваченные с собой свистки; таким образом, эти музыкальные инструменты настолько прочищаются, что при первом же поднятии занавеса способны действовать дружным хором.

Такие же выгоды можно извлечь из вступительных глав, в которых всегда найдутся предметы, могущие послужить оселком для благородного пыла критика и помочь ему с тем большим остервенением накинуться на самую книгу. Я думаю, нет надобности обращать внимание этих проницательных людей, как искусно эти главы построены для указанной превосходной цели: мы всячески старались приправить их чем-нибудь остреньким и кисленьким, чтобы возбудить и обострить аппетит господ критиков.

Ленивый зритель или читатель тоже найдет здесь большую выгоду так как он не обязан смотреть прологи или читать вступления, затрагивающие театральные представления и удлиняющие книги, то первый может посидеть лишнюю четверть часа за обедом, а второй начать книгу с четвертой или пятой страницы вместо первой — обстоятельство, далеко не маловажное для людей, читающих книги только затем, чтобы сказать, что они их читали. Таких читателей гораздо больше, чем принято думать: не только своды законов и другие полезные книги, но даже творения Гомера и Вергилия, Свифта и Сервантеса часто перелистываются именно с этой целью.