Крейг Кеннеди - Артур Б. Рив

– Агнес? – повторил он. – Ну, она была одной из лучших парикмахерш мадам. Смотрите, дорогая, покажи джентльменам книгу приглашений.

Это была большая книга, полная имен девушек, каждая из которых была экспертом по завиткам, пышкам, "подкреплениям", гигиеническим рулонам, трансформаторам и бесчисленным другим вещам, которые делали ужасные и замечательные прически того времени. Записи Агнес были заполнены на день вперед.

Кеннеди пробежал глазами список посетителей.

– Миссис Берк Коллинз, 3:30, – прочитал он. – Она тоже была клиенткой?

– О, да, – ответила мадам. – Она приходила сюда три раза в неделю. Она не тщеславна. Мы все ее знали, и она всем нам нравилась.

Я мгновенно научился читать между строк и почувствовал, что был слишком милосерден к Берку Коллинзу. Здесь была жена, которая трудилась, чтобы обрести ту красоту, которая вернет мужчину, с которым она работала и трудилась в те годы, прежде чем они приехали в Нью-Йорк и добились успеха. "Другая женщина" тоже пришла сюда, но совсем по другой причине.

Однако ничто, кроме бизнеса, казалось, не производило впечатления на Миллефлера.

– О да, – вызвался он, – у нас прекрасная клиентура. Среди моих собственных пациентов у меня есть Хью Дейтон, актер, вы знаете, ведущий актер в компании Бланш Блейсделл. Ему восстанавливают волосы. Да ведь я его сегодня днем лечил. Если и есть на свете сумасшедший человек, то это он. Я верю, что он убил бы мистера Коллинза за то, как Бланш Блейсделл обращается с ним. Они были помолвлены… Но, о, ладно, – он очень хорошо изобразил французское пожатие плечами, – теперь все кончено. Ни один из них не получит ее, и я… я разорен. Кто теперь придет на Новеллу?

К комнате Миллефлера примыкал кабинет, из которого мисс Блейсделл доставили отравленный конверт. Над маленьким секретером висела табличка: "Ни одна женщина не должна остаться простушкой после посещения Новеллы", очевидно, девиз этого места. Гардеробная находилась рядом с маленькой гостиной. Там были маникюрные кабинеты, парилки, массажные кабинеты, комнаты всех видов, и все это безмолвно свидетельствовало о фундаментальном инстинкте, женском стремлении к личной красоте.

Хотя было уже поздно, когда Кеннеди закончил свое расследование, он настоял на том, чтобы отправиться прямо в свою лабораторию. Там он вытащил из угла что-то вроде маленького квадратного столика, на котором был закреплен мощный светильник, такой, какой можно было бы использовать для стереоптикона.

– Это простая маленькая машинка, – объяснил он, склеивая разорванные обрывки письма, которые он выудил из корзины для мусора, – которую детективы используют при изучении подделок. Я не знаю, есть ли у нее название, хотя ее можно было бы назвать "лучеграфом". Видишь ли, все, что тебе нужно сделать, это разложить здесь предмет, который ты хочешь изучить, и система зеркал и линз отразит его и увеличит на листе.

Он положил свернутый белый лист, и огромными буквами четко проступил почерк записки.

– Это письмо, – продолжил он, внимательно изучая увеличенное изображение, – вероятно, окажется решающим. Это очень странно. Коллинз говорит, что он этого не писал, и если бы он это сделал, то, несомненно, постарался бы замаскировать свой почерк. Я сомневаюсь, что кто-нибудь смог бы скрыть то, что показывает рентгенограф. Сейчас, например, это очень важно. Ты видишь, что штрихи длинных букв… ну, шаткие? Ты бы никогда не увидел этого в оригинале, но когда рисунок увеличен, ты видишь, насколько отчетливо видны дрожания руки? Как бы ты ни старался, ты не сможешь их скрыть. Дело в том, что автор этой заметки страдал одной из форм сердечного заболевания. А теперь давай посмотрим на копию, которую Коллинз сделал в "Новелле".

Он положил копию на стол рентгенографа. Было совершенно очевидно, что эти два письма написаны совершенно разными людьми.

– Я подумал, что он говорит правду, – прокомментировал Крейг, – по удивленному выражению его лица в тот момент, когда я упомянул о записке мисс Блейсделл. Теперь я знаю, что так оно и было. В его письмах нет таких свидетельств болезни сердца, как в другом случае. Конечно, это все, кроме того, что может раскрыть изучение самого почерка. Они совсем не похожи. Но здесь есть важная подсказка. Найди автора этой записки, у которого больное сердце, и у нас будет либо убийца, либо кто-то близкий к убийце.

Я вспомнил трепет маленького доктора красоты, его третьесортную искусственную игру страха за репутацию Новеллы, и, должен признаться, я согласился с О'Коннором и Коллинзом, что для него все выглядело мрачно. Одно время я подозревал самого Коллинза, но теперь я прекрасно понимал, почему он не скрывал своего стремления замять свою связь с этим делом, в то же время его инстинкт юриста, и я чуть было не добавил, любовника, подсказывал ему, что справедливость должна восторжествовать. Я сразу понял, как он, привыкший взвешивать доказательства, сразу же увидел оправдание ареста Миллефлеров О'Коннором.

– Более того, – добавил Кеннеди, изучив волокна бумаги под микроскопом, – все эти заметки написаны на одной и той же бумаге. Та первая порванная записка мисс Блейсделл была написана прямо в “Новелле” и оставлена так, чтобы казалось, что ее прислали извне.

Было раннее утро следующего дня, когда Кеннеди разбудил меня замечанием:

– Я думаю, что поеду в больницу. Ты хочешь поехать со мной? Мы заедем за Бэрроном по дороге. Есть небольшой эксперимент, который я хочу опробовать на этой девушке там, наверху.

Когда мы прибыли, медсестра, заведующая отделением, сказала нам, что ее пациентка провела довольно хорошую ночь, но теперь, когда действие препарата прошло, она снова стала беспокойной и все еще повторяла слова, которые она говорила раньше. Она также не смогла дать более ясного отчета о себе. Очевидно, она была одна в городе, потому что, хотя в утренних газетах о ней писали, до сих пор ни один родственник или друг не позвонил, чтобы опознать ее.

Кеннеди встал прямо перед ней, внимательно прислушиваясь к ее бреду. Внезапно ему удалось зафиксировать ее взгляд, словно под каким-то гипнотическим воздействием.

– Агнес! – позвал он резким тоном.

Это имя, казалось, привлекло ее беглое внимание. Прежде чем она снова смогла вырваться из его мысленной хватки, он добавил:

– Твой ежедневник полон. Разве ты не пойдешь сегодня утром в "Новеллу"?

Перемену в ней было приятно видеть. Это было так, как будто она вышла из транса. Она села в постели и тупо огляделась.

– Да, да, я должна идти, – воскликнула она, как будто это была самая естественная вещь в мире. Затем она осознала странное окружение и лица. – Где моя шляпа … что …где я? Что случилось?

– С вами