Четыре Блондинки - Кэндес Бушнелл

Но в этом году все изменилось.

Джейни никогда не могла представить, что Патти – всеобщая любимица, так и не превратившаяся в красавицу (она никак не могла избавиться от двадцати фунтов лишнего веса) – чего-то добьется в жизни, но каким-то непостижимым образом это ей удалось. Патти – она была на пять лет моложе Джейни – переехала в Нью-Йорк сразу после окончания колледжа и начала работать на телевидении, кажется, ассистенткой. Джейни всегда считала, что там, собственно, ее сестрице и суждено остаться.

Но внезапно Патти расцвела. Теперь она стала чертовски знаменитым телевизионным продюсером (журнал «Нью-Йорк» упомянул ее в репортаже о подающих надежды молодых талантах). Потом сбросила лишний вес и завела себе весьма серьезного дружка – бледного, болезненного вида парня по имени Диггер, о котором все говорили не иначе, как о новом Мике Джаггере.

И теперь Патти и Диггер бывали буквально везде – по крайней мере во всех тех местах, где могла оказаться Джейни. Стоило ей войти в клуб, как какая-нибудь девица тут же восклицала: «Привет, Джейни! А твоя сестра уже здесь!» – после чего тащила ее по узкой лестнице, приподнимала бархатный шнур ограждения и там, среди гостей банкета, конечно, уже крутились Патти и Диггер – они курили сигареты, а Патти, само собой, была в темных очках и в каком-нибудь броском ультрамодном наряде, например, в брючках из серебристой фольги.

– Ваша сестра – сплошной улет! – захлебываясь от восторга, шептала при этом очередная девица.

– Привет! – говорила в таких случаях Патти, гася в пепельнице сигарету.

– Здравствуй, – отвечала Джейни. Это «здравствуй» обычно имело несколько враждебный оттенок. И не потому, что она не любила Патти, просто у них не было ничего общего. Потом они могли сидеть там какое-то время, глядя в разные стороны, затем Джейни выдавливала что-нибудь вроде: «Ну, как там мама?»

– Наша мама – что гвоздь в моей жопе, – не долго думая отвечала Патти, довольная, что появилась хоть какая-то тема для разговора. – Она по-прежнему звонит мне раз в неделю и спрашивает, когда я выйду замуж.

– Меня она совсем забыла, – обычно говорила в таких случаях Джейни. И действительно, мать ей звонила редко. Ее настолько мало интересовала судьба старшей дочери, что она даже не теребила ее вопросами о замужестве.

И вот она снова оказалась там же, где и ее младшая сестричка Патти – любимица всего Нью-Йорка. Впервые в жизни Джейни почувствовала себя старой. Вообще-то Патти в действительности было двадцать семь лет. Кожа у нее была лучше, чем у Джейни, но она казалась моложе не только поэтому. Патти словно излучала свежесть. Она принадлежала к новому миру и вообще относилась ко всему с энтузиазмом.

– Только представь себе! – воскликнула Патти в один из таких вечеров, обращаясь к Джейни, и чуть не перевернула при этом свой бокал. – Меня напечатают в модном разделе «Вога»! И еще мне предложили – да-да, именно мне! – сыграть главную роль в фильме о жизни делового Нью-Йорка. Правда, здорово?

У Джейни не хватило духа сказать сестре, что вряд ли из этого что-либо получится, но при этом она почувствовала, как ее губы скривились в гримасе неодобрения, словно у старой дамы. Но если и на самом деле все устраивалось замечательно, почему в таком случае ее не покидало ощущение, словно она и Патти живут на двух разных планетах? И почему всем хотелось жить на планете Патти, а не на планете Джейни?

Месяцами Джейни пыталась вообще не произносить имя сестры, словно подобным молчанием она могла вычеркнуть ее из своей жизни. Но все было напрасно.

– Я просто не понимаю, как все это… вышло, – призналась она как-то Гарольду, стараясь говорить беззаботно. – Не хочу показаться озлобленной, но ведь на Патти, после того как ей исполнилось шестнадцать, вообще никто внимания не обращал. Она была самым заурядным бесформенным подростком.

– Может, она просто не хотела соперничать с тобой? – предположил Гарольд. Они были на торжественном приеме в честь премьеры балета «Сон в зимнюю ночь», и пол в зале искрился блестками искусственных снежинок.

– Она и не могла соперничать со мной, – сказала Джейни. Протянув руку, она коснулась главного украшения зала – миниатюрной сосны: деревце опылили искусственным инеем и украсили нежно-розовыми розами. – И вообще, – заметила она, – с какой стати ей было со мной соперничать?

– По-моему, ты страдаешь от старой болезни, название которой – примитивная ревность, – ответил Гарольд. – Тебе кажется, что жизнь у Патти складывается, а у тебя – нет. Вот если бы ты хоть чем-то занялась…

– Но я ведь занимаюсь, – возразила Джейни. – Так много всего сделала, что…

– Недвижимость! – воскликнул Гарольд. – Займись недвижимостью. Вот твой шанс.

Джейни закатила глаза. За последние полгода их дружба с Гарольдом сильно окрепла, и это было замечательно. Уэйн водил ее на званые приемы, давал деньги на оплату квартиры и при этом ничего не просил взамен. Но к несчастью, после того как она рассказала ему о своих похождениях с Заком, Рэдмоном и Биллом, он преисполнился решимости помочь ей сделать карьеру. Это еще можно было как-то снести, но идеи Гарольда о том, как Джейни следует зарабатывать на жизнь, были настолько убогими, что она даже не могла обсуждать их.

Две недели назад Гарольд был убежден, что она должна стать юрисконсультом («У тебя отличная голова, Джейни, и ты обязана ее использовать»), а за неделю до этого – воспитательницей детей из проблемных семей. «Это заставит тебя отвлечься от собственных проблем», – говорил ей Гарольд, на что она возражала: «Может, и так, но ведь я даже на еду не заработаю». На этой неделе главной темой стала недвижимость.

– Давай поговорим о Патти, – попросила Джейни. – У меня такое чувство, словно она тайком пытается превратиться в меня.

– Пусть Патти тебя не волнует, – ответил Гарольд. – Ты должна найти себе какое-нибудь достойное занятие. А уж Патти как-нибудь позаботится о себе.

– В этом я не сомневаюсь, – задумчиво протянула Джейни. – Но агентом по продаже недвижимости я точно быть не смогу. – Она отхлебнула шампанского и осмотрелась по сторонам. Они сидели за одним из лучших столиков. Агент по продаже недвижимости! Джейни знала одну девушку, которая этим занималась. Жалкая работа! Одно дело, когда тебя знают как Джейни Уилкокс – модель, и совсем другое – Джейни Уилкокс – агент по продаже недвижимости.

– А почему бы и нет? Отличная профессия! – сказал Гарольд, берясь за вилку. – Ну кто откажется купить у тебя дом? Ты сможешь заняться этим в Хэмптоне. – Да ты наперечет знаешь там все дома, которые вообще имеет смысл знать.

– Я, конечно, в них останавливалась, но…

– Все, что от тебя требуется, – это взглянуть на проблему под другим углом, ну а я заплачу за курсы. Это будет мой подарок.

Казалось, зал вокруг них закружился. Кто-то остановился рядом и поздоровался, щелкали фотокамеры.

– Гарольд! Ну какой из меня агент по недвижимости? – теряя терпение, воскликнула Джейни и отшвырнула салфетку. Она откинула с лица волосы – они были завиты мелкими колечками. А ее грудь прямо-таки просилась наружу из украшенного бисером бюстье цвета слоновой кости. Кожа у Джейни была ослепительно белой, и она прекрасно понимала, что весь ее вид идеально отвечал представлениям об образе «сказочной принцессы елизаветинской эпохи». Несомненно, она была одной из первых красавиц в этом зале, если не самой восхитительной среди них.

– Послушай, Джейни, – продолжал увещевать ее Гарольд, – взгляни на вещи реально. Ты живешь в паршивой квартирке с одной спальней в Ист-Сайде. У тебя там даже нет консьержа. Ты сидишь на мели. И тебе не хочется заводить отношения ни с одним человеком, кто хоть как-то готов поучаствовать в твоей судьбе…

– Под участием ты подразумеваешь скуку, – заявила Джейни.

– Нет, я имею в виду обычного парня, который сидит дома и смотрит по воскресеньям футбол. Парня, который действительно любит тебя.

– Но я ведь никогда не смогу полюбить такого парня, – сказала Джейни. – Или тебе это не понятно?

– А ты вообще хоть кого-то когда-нибудь любила? – спросил Гарольд.

– Между прочим, любила.

– И кого же? – настаивал Гарольд.

– Просто обычного парня, – уклончиво ответила Джейни. – Когда была моложе. Мне тогда было двадцать три.

– Вот видишь, – сказал Гарольд. – Просто обычного парня. Сама ведь призналась.

Джейни на это ничего не ответила, только теребила вилкой листья салата на своей тарелке. Глупо было называть Чарли «просто обычным парнем» – что ни говори, а подобное определение ему никак не подходило, но какой смысл объяснять это Гарольду… Она познакомилась с Чарли в двадцать три года на фотосъемке для модного журнала. Ему тогда был двадцать один год (он решил поработать фотомоделью шутки ради, чтобы позлить отца), и они мгновенно влюбились друг в друга. Чарли был отпрыском семьи богатых нефтепромышленников из Денвера; ходили слухи, что в восемнадцать лет он унаследовал шестьдесят миллионов долларов. Но увлеклась она им вовсе не из-за денег. Он как-то купил себе ролики и, нарядившись в смокинг, раскатывал на них по Пятой авеню. А однажды, в День святого Валентина, Чарли катал ее в открытом кузове цветочного пикапа, доверху наполненного розами. Или тот день рождения, когда он подарил ей мопса по кличке Лупоглазик… Они его одевали, словно новорожденного ребенка, и проносили с собой, когда ходили в гости в дома, где запрещалось держать животных. Чарли звал ее Уилли (так на свой лад он переделал ее фамилию Уилкокс) и был единственным мужчиной, который находил Джейни забавной.