Паника - Лорен Оливер

А теперь у нее не было ничего. Ни парня, ни работы, ни денег. И кому-то было нужно, чтобы она больше не играла в Панику.

Затем, откуда ни возьмись, на нее напала собака с самым большим языком, который Хезер когда-либо видела. Может быть, «напала» было не совсем то слово – собака ее просто облизала, но Хезер была не любителем животных, и для нее это было именно нападение. Потом какая-то чокнутая старушка, в руках у которой была целая куча сумок, предложила ей работу прямо на месте. Даже несмотря на то, что у Хезер из носа текли сопли, а на ее майке были пятна от салатного соуса, которые она не заметила, в спешке собираясь на работу.

Женщину звали Энн.

– Ты понравилась Маппету[11]. – Маппетом звали собаку с длинным языком. – Обычно он не ладит с незнакомцами. Ты, наверное, легко находишь общий язык с животными.

Хезер молчала. Ей не хотелось говорить, что по большей части она относилась к животным как к прыщам, считая, что лучше всего их не замечать. Если с ними носиться – это может выйти боком. Однажды она попыталась завести себе питомца – бледную золотую рыбку, которую она назвала Звездочкой. Та сдохла спустя тридцать два часа. Но сможет ли она заботиться о домашних животных? Конечно, сможет. Энн предложила сто пятьдесят долларов в неделю на руки, что было почти столько же, сколько Хезер получала за неполную неделю работы в гипермаркете.

Вдруг среди деревьев образовался проем. Хезер с Бишопом приехали. Хезер тут же почувствовала облегчение. Она сама не знала, чего ожидала. Возможно, после всего, что сказал Бишоп, ей представлялся грязный амбар, полный ржавых сельскохозяйственных инструментов. Но вместо этого она увидела длинный красный деревенский дом и большую круглую парковку с аккуратно подстриженной травой. Амбар там тоже был, но совсем негрязный. Рядом с ним было несколько побеленных сараев.

Как только она открыла дверь, навстречу ей выбежали несколько петухов, одна или несколько собак яростно залаяли. Из дома показалась Энн и помахала рукой.

– Ни фига себе! – сказал Бишоп. Он был действительно впечатлен. – Это же зоопарк.

– Видишь? Нигде нет абажуров из человеческой кожи. – Хезер выскользнула из машины, затем наклонилась, чтобы попрощаться с Бишопом. – Спасибо тебе.

Он отдал честь.

– Напишите сообщение, когда вас нужно будет забрать, мадам.

Хезер закрыла дверь. Энн уже шла к ней через сад.

– Это твой парень? – спросила она, прикрывая глаза рукой, когда Бишоп начал разворачиваться.

Это было так неожиданно, что лицо Хезер запылало.

– Нет-нет, – ответила она быстро, отворачиваясь от машины, как будто Бишоп (если он все еще наблюдал за ними) мог понять, о чем они говорят, по ее жестам.

– Он симпатичный, – сказала Энн как ни в чем не бывало. Она помахала ему рукой, и Бишоп посигналил им, прежде чем уехать. Румянец Хезер перешел в жар по всему телу. Она скрестила руки, затем снова их опустила. К счастью, Энн вроде бы этого не заметила.

– Я рада, что ты пришла. – Энн улыбнулась, будто бы Хезер просто пришла к ней в гости. – Давай я тебе все здесь покажу.

Хезер была рада, что Энн, похоже, одобряла ее выбор одежды – чистые джинсы, кроссовки и мягкая рубашка из букле[12], которую раньше носил Бишоп, пока она случайно не села. Она не хотела выглядеть неряшливо, но Энн сказала ей надеть одежду, которую не жалко испортить, и Хезер не хотела, чтобы старушка подумала, что она ее не слушала.

Они пошли к дому. Петухи по-прежнему бегали вокруг как сумасшедшие, и Хезер заметила загон на другой стороне двора, в котором расхаживала дюжина желтых цыплят. Они клевали корм и чистили перышки на солнце. Их охраняли собаки. Три собаки, включая Маппета, расхаживали вокруг небольшого ограждения, громко лая.

– У вас много животных, – отметила Хезер и тут же почувствовала себя глупо. Она втянула руки в рукава.

Но Энн засмеялась:

– Я знаю, что это ужасно. Но я просто не могу остановиться.

– То есть это что-то вроде фермы? – Хезер не видела никакой сельскохозяйственной утвари, но она не знала никого, кто бы держал куриц забавы ради.

Энн снова засмеялась:

– Вряд ли. Иногда я отношу яйца в кладовую для продуктов. Но я ничего не делаю, кроме как убираю за птицами, собаками и за всеми подряд. – Она открыла Хезер дверь. Хезер подумала, что теперь ей придется все лето убирать дерьмо. – Мой муж Ларри очень любил животных, – продолжала Энн, пройдя в дом вслед за Хезер.

Они вошли в самую симпатичную кухню, какую Хезер когда-либо видела. С ней не могла сравниться даже кухня Нэт. Стены были в кремовых и желтых цветах; шкафы из рыжего дерева выцвели почти добела от солнечного света, лившегося сквозь два больших окна. Столы были безупречно чисты. Никаких муравьев. На одной стене висели полки, заставленные бело-голубой керамикой и небольшими фарфоровыми статуэтками – миниатюрными лошадьми, кошками, ослами и свиньями. Хезер боялась шевельнуться, будто один шаг не в ту сторону – и все разобьется.

– Чаю? – спросила Энн. Хезер покачала головой. Она не знала никого, кто пил чай в реальной жизни, – только британцы в мини-сериалах по телевизору.

Энн налила в чайник воды и с грохотом поставила его на плиту.

– Мы переехали сюда из Чикаго.

– Серьезно? – воскликнула Хезер. Самым дальним городом, в котором она побывала, был Альбани. Один раз – со школьной экскурсией, второй раз – когда у ее мамы было назначено судебное заседание за вождение с истекшими водительскими правами. – И как там, в Чикаго?

– Холодно, – ответила Энн. – Морозишь яйца девять месяцев в году. Но остальная пара месяцев – абсолютное удовольствие.

Хезер не ответила. Энн не была похожа на человека, который говорит «яйца», и этим она стала больше импонировать Хезер.

– Мы с Ларри работали в сфере рекламных продаж. Мы пообещали, что когда-нибудь все изменится. А потом он умер. И я все изменила.

Хезер снова ничего не сказала. Она хотела спросить, как и когда умер Ларри, но не знала, насколько это уместно. Ей не хотелось, чтобы Энн подумала, что ее сильно интересует тема смерти и все такое прочее.

Когда вода закипела, Энн налила себе чашку и жестом указала Хезер на дверь, в которую они вошли. Было странно ходить с Энн по двору. Из ее чашки поднимался пар и растворялся в мягком утреннем тумане. Хезер казалось, будто она попала в фильм о ферме, находящейся где-то очень далеко.

Они завернули за угол дома, и собаки снова начали лаять.

– А ну заткнулись! – крикнула Энн, но ее голос звучал добродушно. Они не послушались. Энн, не замолкая, продолжала говорить, пока они шли: – Вот это – загон. – одной рукой она открыла один из маленьких побеленных сараев. – Я стараюсь держать все на своих местах, чтобы однажды не насыпать собакам зерна и не попытаться перемолоть цыплят. Не забывай выключать свет, прежде чем запереть дверь. Я даже не хочу говорить тебе, какие счета за электричество мне приходят.

– Здесь лежат лопаты и грабли. – Они уже стояли у другого сарая. – Ведра, подковы и всякая ерунда, которая лежит здесь, потому что больше негде. Ясно? Я не слишком быстро рассказываю?

Хезер поняла, что больше не нервничает. Ей нравилось, что солнце светит ей на плечи. И запах темной влажной травы повсюду. Возможно, в воздухе пахло животными, но это было не слишком противно – просто запах роста и рождения чего-то нового.

Энн показала Хезер конюшню, где в полутьме спокойно стояли две лошади – как часовые, охраняющие что-то драгоценное. Хезер никогда не видела лошадей так близко, поэтому она громко засмеялась, когда Энн дала ей морковку и сказала, чтоб та скормила ее черной лошади – леди Бель. Хезер почувствовала ее мягкую морду и легкое прикосновение ее зубов.

– Эти лошади участвовали в скачках. Обе получили травмы. Это спасло их от пули, – рассказала Энн, когда они вышли из конюшни.

– От пули? – переспросила Хезер.

Энн кивнула. Первый раз с момента их знакомства она выглядела сердито.

– Так всегда бывает, когда лошади больше не пригодны для скачек. Хозяева их убивают.

Всех животных Энн спасла от той или иной участи: собак и лошадей – от смерти, цыплят и петухов – от разных болезней, на лечение которых никто не хотел тратить деньги. У Энн были индейки, которых она спала от смерти, кошки, подобранные на улице в Гудзоне, и даже огромная пузатая свинья по имени Динь-Динь, которая когда-то была самым маленьким поросенком в помете. Хезер не могла даже представить, чтобы Динь-Динь хоть когда-то была маленькой.

– Ей просто нужно было немного любви, – сказала Энн, когда они проходили мимо загона, где Динь-Динь валялась в грязи. – Любви и около фунта корма в день. – Она засмеялась.

Наконец они подошли к высокому огороженному вольеру. Солнце уже было высоко над деревьями, и его свет преломлялся сквозь поднимающийся туман, так что оно практически ослепляло. За забором была территория не меньше чем несколько акров – в основном – открытая земля, участки грунта, высокая трава и несколько деревьев. Хезер не видела никаких животных.