Гром среди ясного неба - Генри Саттон

Будет ужасный фейерверк, если он им скажет, что произошло или что могло произойти, по его мнению. Но в конце концов он ведь и сам ничего точно не знал. Баки могли быть пустыми до того, как он поднялся! А если они производили распыление во время подъема, то возможно, что поток воздуха, с которым он боролся, отнес «суп» туда, куда и надлежало. Все было очень неопределенно. И, не зная точно, что произошло в действительности, он, естественно, не хотел докладывать о неудаче. На базе это не очень любят. Таких случаев слишком много, и не успеешь глазом моргнуть, как тебя отправят через Тихий океан во Вьетнам.

Здесь, в Юте, было скучно, но зато довольно безопасно. И хотя летать и убивать свиней омерзительно, все же это были всего лишь свиньи. А летать Доуз любил. Он всем своим существом чувствовал работающий самолет. Он как бы срастался с ним. Ему нравились захватывающие дыхание ощущения при пикировании и подъеме ввысь и сладкая тошнота, подступавшая к горлу во время резких кренов. Ему повезло с этим назначением, и он не намеревался терять такое место. Тем более не по собственной вине. Он вернулся к мысли о тон, что все напортачила метеорологическая служба. Он не видел причины брать на себя вину за их ошибку. Если ошибка вообще существовала.

К тому времени, когда он приготовился просить разрешения на посадку у контрольной башни, лейтенант Марвин Доуз убедил себя в том, что ничего не произошло. Его веснушчатое мальчишеское лицо с большими голубыми глазами было ясно и безмятежно. Это даже не будет ложью, думал он, поскольку на самом деле ничего не случилось.

ПОНЕДЕЛЬНИК, 10 АВГУСТА

11 ЧАСОВ 45 МИНУТ ПО МЕСТНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ

Капитан Норман Льюин, врач с дипломом, стянул с рук резиновые перчатки и бросил в урну.

— Прекрасно, просто изумительно, миссис О'Нил,— сказал он.— И ребенок, похоже, совершенно здоров.

Женщина на смотровом столе, лица которой почти не было видно за ее животом на последней стадии беременности, приподняла голову и улыбнулась врачу.

— Я рада, что хотя бы эта процедура закончена. Я всегда терпеть ее не могла.

— Да, понимаю,— сказал он сочувственно.— Можно одеваться. Пройдите ко мне в кабинет, пожалуйста. Там мы сможем поговорить.

— Вас к телефону,— сказала сестра доктору Льюину из-за зеленой занавески.— Он говорит, что звонит из автомата.

— Хорошо, хорошо,— ответил Льюин.— Иду. Выйдя из смотрового отделения, он направился к

столу дежурной сестры, чтобы ответить на телефонный звонок.

— Доктор Льюин?

— Да, да, доктор Льюин. Кто говорит?

— Моя фамилия Эдисон,— ответил голос на другом конце провода.— Вы наблюдаете мою сноху — Мэри.

— Возможно,— ответил Льюин.— У нее начались схватки? — спросил он, стараясь припомнить женщину с фамилией Эдисон. Льюин щелкнул пальцами в сторону сестры и сделал ей знак дать ему сигару, пока он разговаривает.

— Нет, нет,— ответил с нетерпением Эдисон,— до этого ей еще далеко. У нее только четыре месяца. Но она больна.

— Минуточку,— сказал Льюин. Он закрыл трубку рукой и обратился к сестре: — Достаньте мне карту Мэри Эдисон.

— Так, что с ней случилось? — спросил Льюин.— Кровотечение?

— Нет, у нее другое. У нее рвота.

— Ну, это бывает.

— Нет, нет! Это не утреннее подташнивание,— перебил Эдисон.— С ней что-то странное. У нее высокая температура, кружится, болит голова и рвота не прекращается целый день.

Сестра принесла историю болезни и положила на стол перед Льюином. Он стал ее читать, продолжая разговаривать с Эдисоном. Доктор Льюин прочел, что Мэри Эдисон живет на иждивении мужа, что ее муж служит летчиком во Вьетнаме. Она абсолютно здоровая женщина на четвертом месяце нормальной беременности. Это ее первая беременность.

— Привезите ее к нам, я тут ее посмотрю.

— Я не могу этого сделать,— сказал Эдисон,— я и сам-то себя неважно чувствую. С трудом дотащился до магазина, чтобы позвонить вам.

— Вы мерили ей температуру? — спросил Льюин.

— Нет, но мне кажется, что у нее тридцать девять, возможно, сорок.

— А как насчет соседа? Может, какой-нибудь сосед привезет ее сюда, чтобы я осмотрел?

— Я никаких одолжений у соседей не прошу. Не могли бы вы прислать санитарную машину и забрать ее?

— Дело в том, что, как правило, мы не высылаем санитарную машину за пределы базы,— объяснил Льюин.— А как насчет вашего собственного врача?

— Какого еще собственного врача? Я с врачами не знаюсь.

— О?

— Когда случается заболеть, я ложусь в постель и пью виски, пока не выздоровею.

Льюин улыбнулся. Да, своеобразный тип».

— Ну, а в вашем городе есть врач? Вы живете в…— он посмотрел в историю болезни,— в Тарсусе, правильно?

— Да, правильно. У нас есть ветеринар, но врача, ближе чем в Туэле, нет. До Туэле сорок миль, а до вас — только тридцать четыре — тридцать шесть. Да, никак не больше тридцати шести — от ворот до ворот.

— Знаете, если бы вы могли доставить ее в Туэле или вызвать доктора на дом из Туэле, чтобы он посмотрел ее, то вы могли бы предъявить счет, и армия возместила бы вам расходы.

— Нет уж,— с жаром сказал Эдисон,— мой сын на военной службе, и все вы отвечаете за Мэри. Я не буду сидеть и заниматься писаниной, ожидая денег. Почему вы не можете прислать сюда санитарную машину и забрать ее?

— Сколько раз ее рвало? Два? Три?

— Думаю, два, но она себя чувствует чертовски плохо. Правда, должен сказать, что она женщина мнительная, что у нее мало выдержки. Но, по-моему, она действительно сильно больна. Да и у меня прескверное состояние.

Льюин на секунду задумался, держа зажженную спичку рядом с сигарой, чтобы не обуглился табак, Этот Эдисон на редкость надоедливый старый ворчун, и у Льюина было искушение повторить ему, какой у него выбор, и повесить трубку. Но, с другой стороны, он чувствовал, что в этом случае Эдисон абсолютно ничего не предпримет, вернется домой, ляжет в постель и станет ждать, когда он и его сноха выздоровеют сами по себе. По всему видно, что он и Мэри начнет лечить с помощью виски.

Однако выезд санитарной машины связан с писаниной и заполнением бланков. И дело не только в этом. Возникнут разные вопросы. Посылать санитарную машину за пределы базы правилами не