Записки военного дознавателя - Марк Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недели две Григо приходил в себя в госпитале от сотрясения мозга и вкушая весь комплекс проблем, щедро предоставляемых сломанной челюстью. В общем, Коля подвернулся именно тогда, когда Григо был неделю как из госпиталя и уже успел получить строгий выговор по партийной линии за дебош в клубе. Но Коля был спокоен и ироничен как сам Будда. Он видимо, уже представлял себе, как открывает консервы и нарезает, привезенные с Черниговского базара крепкие малосольные огурчики. Во всяком случае, я не зря вспомнил Будду, ибо его губ коснулась легкая улыбка просветленного мудреца. Григо принял улыбку на свой счет и заорал будто слон во время запора:
– Ты что это, лейтенант, тащишься, как пи@#а по стекловате?!!!!
– Никак нет, товарищ майор! – вяловато ответил Коля. Ему уже становилось скучно.
– Да я тебя, б...., забетонирую на тумбочке вместе с твоими е....ми бойцами! Ты у меня, б.... – Григо запнулся придумывая кару гораздо более страшную, чем бетонирование на тумбочке вместе с бойцами, но Коля решил перехватить инициативу:
– Так точно! Готов топтать!
– Чего? – Григо даже удивился.
– Готов топтать службу, пока ноги до жопы не сотрутся! – Коля преданно выпучил глаза, понимая, что его сабантуй может и накрыться, доведи он это дело до скандала.
– Ты че, б.....? Опять лыбишься как пи@#а на Первомай?
– Никак нет! И в мыслях не было!
– То-то! – Григо начал смягчаться. И вдруг снова неистово заорал:
– ПНШука ко мне! (помощник начальника штаба)
Мелкой трусцой прибежал запыхавшийся лейтенант Рябинин – известный стукач и сволочь.
– Вот этого, – Григо указал на Колю – завтра в караул!
– Есть!– щелкнул каблуками Рябинин.– Разрешите идти?
– Иди, – устало вымолвил Григо. – И ты тоже, – махнул он Коле царственным жестом.
Далее Колина жизнь была циклична как вавилонский календарь. Он появлялся в части на каждый десятый день, ибо находиться в отлучке девять дней – не преступление, а вот десять – уже можно, хоть и теоретически, попасть под замес. Коля мог запросто подойти, скажем, в четверг и спросить:
– Ты в Киев съездить не хочешь?
– Чего вдруг?
– Ну так… Сокол же сегодня играет с Крыльями Советов!
Колин командир регулярно тащил за него наряды и караулы, по случаю Колиных загулов, а замполит Телегин все еще пытался с ним беседовать, предлагая даже вступить в партию. Коля был всегда пьян и неумолим. Но интересным было то, что командиры проклинали не Колю, а того идиота военкома, который его призвал.
Честно говоря, в тот период, я совсем не пил, и оставаться трезвенником было непросто, поскольку при этом вокруг пили все. Пили до посинения, до полной потери человеческого лица. Видимо, в этом случае, тот факт, что у меня не было друзей, сыграл свою положительную роль. И вот, когда мой иммунитет начал серьезно сдавать, и я уже был на грани того, чтобы распрощаться с жизнью, произошла цепочка странных событий. Странных лишь потому, что совершенно невероятных. Я стал военным дознавателем, и в этой связи – колесил по всей стране. Я ездил и общался много, в самых разных местах и с самыми разными людьми: милиция, врачи, эксперты и все такое. Вскоре, менты нашли нашего сбежавшего прапора, из-за которого мне так подфартило. У него что-то с башкой приключилось и он почти месяц где-то лазал с какими-то бомжами. Я допрашивал и их, и всех с кем он встречался, затем отвозил его на психиатрическую экспертизу в Киев… В общем – рутина.
И вот, наступает момент, когда нужно составить формальный допрос непосредственного командира того прапора. Ну, мол, были ли у него странности, не пил ли, и всякое такое. А как? Бригада наша уже в Казахстане, на полигоне… Короче говоря, получаю я командировку от прокуратуры в Казахстан. Лечу до Актюбинска, потом на каком-то жутко грязном поезде с выбитыми окнами, я почти четыре часа трясся до забытой богом станции Эмба, что, совсем недалеко, всего в трехста километрах от Байконура. А дальше на каком-то малюсеньком автобусе нас трясло по пыльной грунтовой дороге до самого военного городка при полигоне. Режим в городке и окрестностях был совершенно драконовский: документы проверяли просто на каждом шагу. За каждого нарушителя – офицера или солдата – бойцы в патруле или на КПП получали отпуск, и потому зверствовали почище зондркоманды. В общем, попал я в тот городок при полигоне, устроился уже было в гостинице, и пошел доложить в прокуратуру о прибытии и просить чтобы до бригады помогли добраться. Она же где-то в степи стоит, километрах в двадцати или в пятидесяти, и как их найти – поди знай. Да и предписание мое работало только в городке, а на сам полигон нужно было другие пропуска оформлять. В прокуратуре обещали помочь, но не раньше чем через неделю, какие-то у них там были дела. Я был почти что в отчаянии: париться неделю в этом «медвежьем углу», который можно пройти вдоль и попрек за двадцать минут – радости было мало. Да и что там смотреть? Чахлые пропыленные, словно бы возле цементного завода акации, ни магазинов, ни библиотеки – ничего. Несколько трехэтажных «хрущоб» и бескрайняя серая степь, до краев наполненная запахом полыни.
И вот случается еще одно событие. Вышел я из прокуратуры и вижу – идет по улице бригадный начпо. Тот самый, что меня в дознаватели сосватал. Я к нему, мол, так и так… разрешите следовать с вами. Он на меня посмотрел как-то странно, и говорит, мол, ладно, поехали. Я только и успел, что забрать свои вещи из гостиницы, и как-то на радостях даже м забыл о том, что на полигон нужен специальный пропуск, которого у меня еще не было. Однако, машину начпо никто не проверял, и спустя час тряски по белым словно бетон дорогам, я оказался в лагере нашей бригады. Кое-кто был даже рад мне, и почти все меня спрашивали:
– Ты что так и приехал? – был июнь и на мне – понятно – только брюки, туфли, рубашка да китель подмышкой.
– Да, – говорю,– а что?
– Да ты здесь ночью околеешь от холода!
– Да ну, – говорю, – не околею, да и не собираюсь тут долго быть. Может, завтра и уеду.
Но я как видно, еще не потерял наивность штатского человека окончательно, и не познал всю возможную глубину подлости армейской жизни.
Допросы я снял быстро и пошел просить начпо отвезти меня обратно. Тот сделал вид, как будто видит меня первый раз
