Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу - Анатолий Зарецкий

А однажды эта тишина была нарушена страшным взрывом, которым был тяжело ранен мой шестилетний младший брат и еще семеро наших товарищей. Вот оно – это место.

И снова иду по маршруту. Вот моя школа. Одно время это была лучшая школа в городе. Прохожу мимо пожарного училища к ряду домов, вдоль которых мы, школьники, высаживали деревья. Как же они выросли! И я иду по их тенистой аллее.

А вот и памятная ниша в стене дома. Однажды именно здесь нас с Людочкой застал затяжной и довольно сильный майский дождик. Мы спрятались в этой тесной нише.

Мы стояли рядом, непривычно близко, и потому смущенно молчали. А когда под порывами ветра дождевые струи все же доставали, невольно прижимались друг к другу, соприкасаясь то руками, то плечами, то бедрами. И я вдруг почувствовал, что рука Людочки, прижавшаяся на мгновенье к моей, слегка дрожала, как от холода, хотя на улице было довольно тепло, несмотря на дождь.

– Тебе холодно? – спросил ее.

Она кивнула. Я снял курточку и накинул ей на плечи. Теперь я стоял не сбоку, а напротив нее, закрыв собой от дождевых брызг.

Как ловко ускользнула Людочка, когда, одевая, непроизвольно задержал руки на ее плечиках. Она мгновенно обернулась, но не от меня, как это было бы естественно для молоденькой девушки, а именно ко мне, одарив открытой, обезоруживающей улыбкой. Я невольно опустил руки. Мы не сказали ни слова, и снова молчали, сделав вид, что ничего не произошло. Мы впервые так долго стояли молча…

Каждый из нас напряженно думал, и каждый о своем, но мне кажется, тогда мы с Людочкой думали об одном и том же.

Я взял ее руки в свои. Они были теплыми.

– Ты согрелась?

Людочка кивнула, но я чувствовал, что ей все еще не по себе. И не холод тому причина, а наша нечаянная близость в этом тихом, потаенном и таком тесном для нас двоих месте.

– Моя курточка с удовольствием обнимает тебя, – неожиданно осмелел я.

Она рассмеялась и вдруг полностью спряталась в ней с руками, плотно прижав их к груди. Я взял пустые рукава куртки, и крест-накрест закутал мою драгоценность еще плотнее. Мои руки оказались на ее талии и на бедрах, но Людочка уже не предпринимала никаких попыток снова выскользнуть. Она вдруг стала такой серьезной и такой не по возрасту взрослой – будто она на что-то решилась.

– Людочка, – тихо позвал подружку, впервые не зная, что говорить дальше.

– Что? – так же тихо спросила она, даже не взглянув на меня, как обычно, когда к ней обращался, а глядя куда-то в сторону.

– Лю-ю-дочка, – тихо, нараспев, снова произнес ее имя. Она молчала…

– Людочка, ты моя Джульетта, – вдруг решился я хоть что-то сказать.

Правда, мне всегда нравилось ее родное волшебное имя – не Людмила, не Люда, а именно Людочка… И часто мысленно и даже вслух я так и произносил его – Лю-ю-дочка… Лю-ю-дочка…

Она, наконец, посмотрела на меня. Ее дивные глаза излучали безграничное счастье. Так вот, оказывается, что она прятала!

И меня вдруг, как маленький хрупкий планер, парящий высоко в бескрайнем небе, подхватил могучий восходящий поток бесконечной нежности к ней – к моей любимой Людочке. Сердце бешено затрепетало. Сомнений больше не было – мы оба испытывали одинаковое чувство. И это чувство – любовь…

– Я не Джульетта. Я – Людочка, – вдруг очень тихо, но твердо прошептала она, глядя прямо в глаза.

Ее глаза, «чайного цвета», показались в тот момент темнее, чем были всегда. Но они сияли тем волшебным светом любви, который нельзя не понять, или понять иначе. Только так любящая девушка может смотреть в глаза любимого, впервые без слов открывая ему сокровенную тайну – свои чувства к нему. Словно две яркие звездочки во тьме ночи, ее глаза завораживали, гипнотизировали, словно проникая прямо в мою любящую душу…

Я готов был взлететь в небо или прыгнуть в бездну…

Я готов был умереть от счастья…

– Лю-ю-дочка… Нет, ты не Джульетта… Ты моя Лю-ю-дочка, – тихо сказал, с особым удовольствием произнося ее имя. Она не возразила.

Я правильно тебя понял, любимая! Теперь ты навсегда – не просто Людочка, а моя любимая Людочка!..

Возникла длинная пауза. Мы смотрели друг на друга – глаза в глаза. Я уже твердо знал, что мог бы обнять и прижать к груди мою любимую Людочку. Мог бы ее целовать, целовать и целовать – она не стала бы препятствовать. А, скорее всего, разделила бы со мной всю глубину моей нежности и страсти.

Но какое-то шестое чувство – моя интуиция, вдруг подсказала, что не следует форсировать события. Я почувствовал, что именно сейчас одним неуклюжим словом, неумной фразой или нелепым поступком могу нечаянно разрушить это чудо – такое хрупкое равновесие в коротком мгновении ощущения полного счастья, такого нового для нас обоих, такого ясного и чистого, и такого огромного, как это бескрайнее небо над нами.

Не знаю, сколько мы так простояли. Время для нас остановилось…

Очнувшись, мы вдруг с жаром заговорили – как всегда, когда были среди людей, или когда просто стояли или шли рядом на открытом пространстве.

– Ромео! А где твоя шпага? – кокетливо улыбнувшись и вдруг беспокойно глянув вправо от меня, громко спросила Людочка, словно предупреждая меня. Я бросил взгляд в том же направлении, и увидел, что кто-то шел по улице, в сторону нашего убежища. Дождь уже давно прошел, и даже тротуар подсох под теплым майским солнышком.

Я мгновенно выпустил Людочку, и, не оборачиваясь, быстро переложил из-за пояса в карманы мои обе «шпаги». Теперь можно было занять позицию на пионерском расстоянии от любимой. Она почти не заметила моих манипуляций. А я мысленно ругал себя. Как же мог так опрометчиво забыть о своем оружии.

– Что ты там спрятал? – спросила Людочка.

– Свои шпаги, – ответил, улыбаясь. Она, конечно, не поверила.

– Сколько их, и как они поместились в твоих карманах? Покажи. Мне очень интересно посмотреть, – щебетала Людочка.

– Подожди, пусть люди пройдут.

– А что это?

– Мои пистолеты.

– Откуда они у тебя и зачем?

– Людочка, мы же с тобой часто выходим за пределы своих царских владений. И нас могут там обидеть, даже если мы не сделаем ничего плохого.

– Как это нас обидят? Кто? И что за владения? – спросила Людочка.

Она хотела узнать слишком много и все сразу, причем в той области человеческих отношений, о которых понятия не имела.

То, что я рассказал Людочке о шпане и об уголовниках, царивших в нашем городе и давно поделивших его на множество незыблемых ареалов, которые были «табу» для посторонних, оказалось для нее потрясающей новостью. На меня обрушился поток вопросов, на которые волей-неволей пришлось отвечать.

– И что они могут с нами сделать?

– Все, что угодно, Людочка. Оскорбить, избить, ограбить и даже убить.

Зря, конечно, рассказал, но это действительно было так. Мой отец в то время из оперативных работников, выслеживавших и задерживавших преступников, перешел на следственную работу. Он часто показывал сводки происшествий в городе и рассказывал о своей текущей деятельности. А очень многое из тех сводок происходило буквально рядом, и я часто видел жертвы преступлений своими глазами. Отец втайне надеялся, что пойду по его стопам. То, что я читал и видел, производило сильное, но в основном, удручающее впечатление. И, увы, не вдохновляло настолько, чтобы посвятить этому свою жизнь.

– Что ты сможешь сделать со своими пистолетами? Ты что, будешь стрелять в людей? Тебе не страшно? – засыпала меня вопросами Людочка.

– Пистолеты самодельные, однозарядные. Пугачи. Стреляют громко, а толку мало. Стрелять в людей – преступление. Стрелять в вооруженных врагов – подвиг. Шпана и бандиты – как враги. И даже хуже. Когда они вместе, это не люди, а стая злобных, но трусливых собак. Убивать я их не собираюсь, а отпугнуть – думаю, что смогу. Людочка, мне страшно только за тебя. Ты для шпаны – обольстительная приманка. И ты действительно можешь пострадать. Я не могу этого допустить, а потому буду оборонять тебя до последнего патрона, – сыпал ей очередную порцию жутковатой для нее информации.

Ведь по радио все было намного оптимистичней, чем в реальной жизни того времени.

– До последнего патрона, – повторила Людочка мою фразу, – Их же всего два! – вдруг сделала она вполне здравый вывод.

Вместо ответа, вытащил из кармана и показал ей горсть патронов. Похоже, она видела их впервые.

– И этой маленькой штучкой можно убить? – задумчиво спросила Людочка, внимательно рассмотрев и возвращая мне патрон.

– В два счета, – безапелляционно заявил ей.

– А можно мне попробовать выстрелить? – высказала неожиданную просьбу Людочка.

– Людочка, здесь же улица, а не тир, – вежливо отказал подружке.

– А где можно?

– Можно на кладбище, да и то не везде и не всегда.