Хозяин тайги (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)"

Может, о нем?

К счастью, теперь Гуля не ждала сутки, пока кто-нибудь придет за тазом, а сразу забрала его себе, и первым делом навела морса из варенья. У нее даже душа как-то словно озарилась, когда она открыла баночку и первым делом поднесла ее к лицу, чтобы с трепетом вдохнуть его необычный пряный аромат.

Гром бы душу продал, чтобы узнать о чем девушка думала, когда делала все это, и почему ее реакция так сильно отражалась в его душе, словно лучик озорного солнца попал в его темное мрачное царство, похожее на дремучий лес, куда бы и зверье побоялось заходить без особой надобности.

До чего же странная девушка!

Для нее это варенье было, словно маленькое божество, к которому она касалась осторожно и с такой огромной любовью и благодарностью, что удивлялся даже знавший виды ворчливый медведь!

- На днях малину принесу. Посмотрим, как ты на него будешь реагировать, - криво улыбнулся сам себе под нос мужчина, и снова весь превратился в слух и нюх, чтобы проводить каждую минуту ее жизни рядом, хоть и издалека.

Эта жизнь его в прямом смысле завораживала – чужая, хрупкая, одинокая, но все равно при этом какая-то светлая и чистая.

Ей было больно, но девушка никого не винила.

В ней не было ни грамма злости, только огромная черная боль, которая, однако, не выливалась на других, и тихо тлела в ней.

Через пару часов в сторону дома Гули Гром заметил первые за эти дни движения - две старушки волокли по неровной пыльной дороге небольшую старую тележку, заполненную дровами и какими-то мешочками.

Им было тяжело в силу возраста, однако эти люди были настолько закаленными своей нелегкой жизнью, что сдаваться на пол пути просто не привыкли.

Они такого делать не умели – только шли до конца, как бы тяжело им не было, приговаривая при этом, что глаза – бояться, а руки – делают.

Девушка услышала их и выбежала из дома, чтобы скорее помочь, но только и ее сил едва хватало.

- Баб Нюр, ну куда вы столько тащите! - ахнула Гуля одной из них, на что старушка в платке только отмахнулась:

- А то раньше мы меньше носили, да, Никитишна?

- Да раньше мы бы и коня остановили! - хохотнула вторая старушка с задорными не по возрасту глазами, пихая свою подругу в худой бок, - Это теперь два мешка муки и немного дров вдвоем уволочь не можем!

- Я тебе вечером свою настойку принесу – к утру пойдем искать коня!

Девушка прыснула от смеха, глядя на двух подружек, и видимо единственных жителей этой деревни, которых девушка явно знала.

Гром предполагал, что те дрова, которыми топила свой домик девушка эти дни, тоже были подарком от них. И хорошо, что был хоть кто-то, кто мог за ней присмотреть. Не считая его самого теперь.

Втроем они доволокли тележку и высыпали дрова у порога, а пару мешочков с мукой и какими-то крупами занесли тут же в дом.

- Внуча! Я же тебе говорила, что как только еда начнет заканчиваться, чтобы ты к нам шла! У нас-то ноги уже еле ходят, а ты-то добежишь быстро!

- Вы и так меня спасли, баб Нюр. Мне неловко, что вам меня кормить приходится, - пробормотала девушка и о своих чувствах не солгала. Ей действительно было стыдно за то, что бабушки ее кормили и помогали в этой жуткой ситуации.

- Вот скажешь ты тоже, глупая! А кто же тебе еще кроме нас поможет! - всплеснула руками одна из женщин, - И не в тягость это нам, а за радость помочь кровиночке нашей Маруси! Если бы она не уехала вслед за сыном в город – мы бы втроем так и дружили бы. Так что ты и нам внучка родная.

После этих слов в доме повисло молчание, и сердце девушки снова зашлось от боли, а старушки тихо вытерли слезы в уголках глаз.

Умерла, значит, бабушка Гули. Поэтому ей было так тяжело и больно.

Не ясно было только почему она в деревню вернулась, если в городе у нее был отец.

- Ты это. Не реви, внуча. Маруся этого не любила.

Девушка тонко всхлипнула, но бороться с тем, что съедало изнутри живьем просто не могла. Рана была слишком свежей. Она пульсировала и кровоточила.

- Я знаю. Бабушка сказала, что дает мне две недели вдоволь нареветься, а потом велела начинать жизнь с чистого листа. Но я не смогу…

- Сможешь! Еще как сможешь! Вон смотри и день уже растет, и трава зеленеет! А летом тебе некогда будет слезы лить - засадим твой огород, чтобы осенью собрать урожай! И по грибы будем ходить, и по ягоды! Знаешь, сколько с ними возиться придется, чтобы заготовить? У-у-у-у! Так упластаешься, что будешь засыпать раньше, чем голова на подушку ляжет!

Вторая бабушка только активно закивала.

- Всё верно! Я уже и рассаду на тебя посадила, внуча! Огурчики посадим, помидоры трех сортов! И картошки - как же без нее! И зелень!

- И фасоль надо!

- А как же без нее-то!

- Помидоры у Никитишны знатные! Все соседи за ними охотятся, чтобы себе заиметь на семена! Помнишь, Тась, как твою соседку по городу гоняли с вилами, когда она туда ночью залезла?

Бабушки задорно рассмеялись.

- Так ночью-то не видно было, что это соседка! Я же подумала, что воры какие!

Девушка улыбнулась сквозь слезы, слушая тех, кто много лет был подругами любимой бабушки. Был и остался до сих пор, даже если самой бабушки уже не было. Без бабы Нюры и бабы Таси она бы здесь не выжила.

Это они прибежали, как только Гуля вошла на порог этого дома, и была в таком ступоре, что даже плакать не могла.

Они ее обогрели, растопили печь, принесли еды, чая, и не давали упасть духом, когда ей и жить-то не хотелось.

Они вот так же говорили, перебивая друг друга, а Гуля начинала улыбаться, потому что в такие моменты ей казалось, что и бабушка сейчас с ними – сидит рядом, кивает и тоже улыбается.

Он них шла такая любовь и теплота, что ее сердечко начинало таять.

Сейчас такой дружбы уже наверное было и не найти, чтобы прошло больше двадцати лет, а сердце бы было привязано все так же сильно. И эмоции были такими же чистыми и добрыми.

Гром это тоже чувствовал, даже сильнее, чем могла бы сделать это девушка в силу того, что была простым человеком и звериным чутьем не обладала.

Деревня вымирала и слабла, но люди здесь оставались в большей степени людьми, чем те, кто уезжал в города и начинал думать и вести себя по-другому.

- Ой! А рыба у тебя откуда, внуча?

Гром приподнял голову, когда услышал этот вопрос и с интересом уставился дом, в этот момент сожалея о том, что он не видел девушку за стенами, но ощутил до кончиков волос ее неожиданное волнение и смущение.

Смущение – это очень хорошо.

Главное, что не страх и не равнодушие.

А раз смущалась – значит, было что вспомнить неожиданного, и это ее явно тронуло.

Значит, думала она все таки о нем?

Мужчина сам за собой не заметил, как вдруг улыбнулся и чуть прищурился, чтобы рассмотреть через кустарники в лесу и траву в поле старое окошко часть дома, где к сожалению не было видно девушку.

- Я утром проснулась, а у меня стоит таз, полный рыбы, - скромно, но с эмоциями отозвалась Гуля и снова ее сердце застучало от благодарности и интриги, оттого что она так и не знала, кто же был ее благодетелем, - Сначала я боялась его трогать, думала, что кто-то дома перепутал, или случайно может оставил. Но потом пришел местный полицейский и сказал, что я могу ее брать. А сегодня вот что нашла на пороге снова.

Девушка показала рукой на старенький стол, который держался на шатких ножках только молитвами и святым духом, куда она поставила баночки с грибами и вареньем, а бабушки ахнули и довольно зацыкали языками.

- Ты смотри-ка! Уже и ухожер нашелся!

- А чему тут удивляться, Нюр? Внуча-то у нас вон какая видная!

Бабушки закивали головами, а Гуля смущенно опустила глаза, потому что красивой она себя никогда не считала. Напротив, свои ярко-рыжие кудрявые волосы она никогда не любила за то, что они привлекали слишком много лишнего внимания. А внимание она не любила тоже.

- И ведь ты посмотри, какой он скромный!

- Значит, Иван это!