Таблетки от жадности (сборник) - Светлана Алешина

Признаться, в тот момент досада на собственную беспомощность и неспособность что-нибудь выяснить были так велики, что я подумала: а почему, собственно, должна я кого-то жалеть? Почему бы не взять и не применить к Вере Семеновне шоковую терапию? И наплевать мне, что сидит она передо мной с таким честным и искренне удрученным видом – мало ли какие непризнанные гении актерского мастерства скрываются вот так по жизни!

– Скажите, – начала я свой гестаповский допрос, – а Надежда Андреева понимает что-нибудь в кулинарии? Она сама часто появляется на кухне, участвует в приготовлении блюд?

– Вы знаете, нет, – сказала шеф-повар, видимо, обрадованная тем, что я наконец-то прервала свое мрачное молчание и заговорила. – Она сама признается, что занимается в ресторане только менеджментом, а кухней заведует исключительно Виктор Вениаминович. Ну а теперь, когда он в отпуске, это делаю я.

– Значит, Надежда Андреева сама не готовит?

– Нет, не готовит, – подтвердила Вера Семеновна. – И вообще на кухне появляется только пару раз за день. Постоит у порога, убедится, что все нормально, и идет дальше по своим делам.

– А сегодня? – спросила я. – Сегодня Надежда Алексеевна много раз заходила к вам?

– Как обычно, пару раз.

– И всякий раз останавливалась на пороге?

– Конечно, – Вера Семеновна преспокойно кивнула. – Понимаете, санитарные нормы запрещают заходить на кухню без белого халата. Как в больнице.

– А могла она зайти на кухню так, чтобы ее при этом никто не заметил?

Вера Семеновна посмотрела на меня озадаченно.

– Как это – чтобы никто не заметил? На кухне постоянно кто-нибудь есть, и помещение ее не настолько огромно, чтобы там можно было затеряться.

Меня удивляли спокойствие и невозмутимость этой женщины. Они могли свидетельствовать как о чистой совести, так и о великолепном самообладании. Тем не менее я решилась нанести свой последний удар.

– Понимаете, к чему я веду, – сказала я. – Так или иначе, но санитарный врач Дмитрий Сергеевич Верейский был отравлен, это факт, от которого мы не сможем отвертеться. И отравить его могли только в вашем ресторане, потому что иначе просто негде.

– Но послушайте…

– Подождите, не перебивайте меня! И отравить его могли, лишь подсыпав ему яд в еду, при этом будучи абсолютно уверенными, что, во-первых, про это никто не узнает, хотя бы до поры до времени, а во-вторых, что этим ядом не отравится кто-нибудь еще. Едва ли убийца планировал в вашем ресторане террористический акт. Следовательно, яд мог подсыпать человек, не только имевший неограниченный доступ к блюдам, но и непосредственно присутствовавший на обеде, следивший за его ходом, даже управлявший им.

Я сделала паузу, наблюдая за реакцией шеф-повара на свои слова. Но Вера Семеновна слушала меня невозмутимо, спокойно ожидая, к чему приведут меня мои рассуждения.

– Понимаете, – продолжала я, – мы с Павликом, нашим оператором и водителем Костей Шиловым ели этот обед, но с нами ничего не случилось. Значит, яд был в блюде, которое ел один только санитарный врач, и, кроме него, к нему никто не притрагивался!

– Логично, – сказала Вера Семеновна, и тут я впервые заметила, что она напряглась.

– И таких блюд было несколько, – продолжала я. – В их числе ваше знаменитое крем-брюле, которое вы готовите при помощи лазерной лампы. Вы никого даже близко не подпускаете к себе в тот момент, когда его готовите, и у вас была чудесная возможность подсыпать в качестве одного из ингредиентов в крем-брюле ядовитый порошок.

– И при этом вы угощали им одного только санитарного врача! – вторил мне Павлик. – А нам эту вкусность даже не предложили. Спрашивается, почему?

– Потому что совершенно забыли про вас в этот момент и готовили только для него одного, – ответила шеф-повар. – С ним, знаете, очень долго приходится возиться.

– Но на столе было три тарелочки с кремом! – возразила я. – И их все вы скормили Верейскому, а нам даже не предложили!

– Вы так настойчиво уговаривали Верейского съесть крем-брюле, хотя он наотрез отказывался, – заметил Валера Гурьев. – Спрашивается, почему?

Вера Семеновна заметно побледнела и замерла с открытым ртом, глядя на нас во все глаза. Вдруг ее лицо исказила гримаса, и она кашлянула. Потом – снова гримаса, и снова она кашлянула еще раз. Потом вдруг стала кашлять непрерывно, мелко-мелко, часто-часто, так что со стороны это было очень похоже на своеобразный смех. Мы с изумлением глядели на нее, не зная, как понимать этот неожиданный взрыв веселья, ожидая, что Вера Семеновна сейчас кончит кашлять или смеяться, и мы продолжим разговор.

Но шеф-повар продолжала кашлять, и вот уже сидящие за соседними столиками недоумевающе посматривали в нашу сторону. И вот уже подбежали к нам со всех сторон, побросав свои дела, официанты, постукиванием по спине пытаясь привести в чувство Веру Семеновну, а затем, взяв ее под руки, повели прочь от нашего столика. Теперь уже весь ресторан с напряженным любопытством смотрел то в нашу сторону, то вслед удаляющейся Вере Семеновне, и я чувствовала, как щеки и уши вспыхивают у меня со стыда огнем второй раз за этот вечер.

Вскоре после того, как ее увели, к нам подошел официант, тот самый, что поначалу обслуживал нас, и сказал сухо и неприветливо:

– Так, расплачивайтесь, пожалуйста!

– Но мы еще не все съели! – попробовал было возразить Павлик, но официант посмотрел на него так сумрачно, что Павлик тут же заткнулся.

Мы расплатились и поспешили поскорее выйти из зала, по-прежнему ощущая на себе любопытные взгляды присутствующих. Поспешно, не глядя, проскочили мимо стоявшего столбом швейцара Николая и вздохнули облегченно, только оказавшись в своей «Волге». Долго мы подавленно молчали, никто не решался заговорить первым.

– Да уж, – наконец открыл рот Гурьев, саркастически кривя губы. – Нечасто выпирали меня из ресторана вот так, в шею.

– Сволочи проклятые! – обозленно проговорил Павлик. – Деньги с нас за ужин взяли, а съесть нормально его не дали. Это же чистое жульничество! И нарушение прав потребителей!

Ему никто не ответил. Нас всех беспокоила проблема куда серьезнее, чем то, что Павлик не доел в ресторане всего, что хотел и имел право съесть.

– Однако интересное поведение, – задумчиво заметил Валерий, рассеянно глядя на меня. – Его вполне можно понять и как оскорбленную невинность, и как то, что своими вопросами ты, Ирина, попала в десятку, и этих людей, которые все это устроили, задела за живое.

– Надо искать мотивы убийства, – упрямо настаивал Костя Шилов, – без этого мы никуда не продвинемся.

– Будем искать, Костя, будем, – сказала я, – но только завтра.

Я вдруг ощутила смертельную усталость. Страшно тяжелый день был сегодня, и мне вдруг показалось, что у меня не хватит сил добраться до дома, что я упаду и засну где-нибудь по дороге.

– Кстати, – сказал Гурьев, – а какие у нас планы на завтра?

– Завтра с утра я иду на санэпидстанцию беседовать со знакомыми и сослуживцами Верейского, – сказала я. – С ними проще, чем с родственниками. На санэпидстанцию меня могут пустить по журналистскому удостоверению.

– Верно, – сказал Павлик. – Это домой к Верейскому ты не припрешься с вопросами. Если ты не из ментуры, сразу пошлют к хреновой матери.

– Вот именно, – подтвердила я со вздохом. – Но к родственникам Верейского можно подъехать в воскресенье, когда санитарного врача будут хоронить. Кто, кстати сказать, составит мне компанию на завтра и на воскресенье? Не одной же мне по всем этим местам шляться!

– Твой, Ирина, законный супруг, – невозмутимо ответил Павлик. – А меня уж будь добра от печальных зрелищ чужого горя избавить!

– И я завтра не могу, – сказал извиняющимся тоном Костя Шилов. – Завтра у меня опять командировка в район.

Да уж, подумала я, получалось весело. Когда мне во всех моих расследованиях позарез нужен спутник, сразу все оказываются по горло занятыми и помочь ничем не могут.

– Завтра, Ирина, так уж и быть, пойдем вместе на санэпидстанцию, – сказал вдруг Гурьев. – Кстати сказать, майор мне почти обещал завтра же устроить встречу и с Надеждой Андреевой, в его кабинете, часа в четыре дня. Разумеется, в его присутствии, но поклялся не мешать задавать вопросы.

– И мне можно будет туда пойти? – обрадовалась я. – Валера, это капитально, ты просто молодчина!

– Да, я знаю, что я молодчина, – отвечал невозмутимо наш криминальный репортер. – А вот в воскресенье, извини, я тоже занят. Чем тебе, в самом деле, не подходит твой Володька?

– В субботу он занят в университете, – сказала я. – А в воскресенье собирался весь день безвылазно пробыть на пляже. Но ничего, пойдем на пляж ближе к вечеру, вряд ли к тому времени похолодает или Волга обмелеет так, что купаться нельзя будет. Итак, решено: встречаемся с тобой, Валера, завтра в девять на телевидении. Верно? Кстати, ты в курсе, где находится городская санэпидстанция?