Проблеск Света (СИ) - Андрижески Дж. С.

Тут Балидор утратил хладнокровие.

То есть, по-настоящему утратил.

Ярость взорвалась в его свете.

И она прозвучала в его голосе прежде, чем он сумел её сдержать.

— Не говори мне о моих чёртовых клятвах, сестра. Никогда.

Его голос прозвучал громко.

И дело не только в громкости звука.

Он произнёс слова своим светом (то есть, действительно произнёс их), напитывая каждую молекулу зарядом, огнём, происходившим из структур над его головой и под его ногами. Годы тренировок и медитаций отразились в его голосе, структуры, которые он принёс с собой при рождении, те части, которые он отточил за годы работы разведчиком Адипана.

Обычно он так не делал.

Обычно Балидор держал большую часть своего света как минимум частично прикрытой щитами.

Он делал это не только для того, чтобы одурачить людей, заставить их считать его менее могущественным. Тарси научила его этому, когда он был ещё относительно молод. В то время она сказала ему, что она делала это отчасти как упражнение в этике — чтобы помочь ему продолжать уважать свободу воли других.

Она говорила ему, что он одновременно проклят и благословлён запредельным количеством силы в его свете.

Она постоянно тренировала его закрывать эту силу щитами, использовать её лишь при чрезвычайных обстоятельствах. Она говорила, что если он не будет так поступать, то его душа может оказаться в опасности. Она предупреждала, что с таким светом он может непреднамеренно пугать других и покорять их своей воле, сознательно или нет.

Она предостерегала, что если он в раннем возрасте не научится держать такой свет под контролем, то может злоупотреблять своей силой и в итоге перестать замечать, что он это делает.

Даже тогда случались… инциденты.

Вещи, о которых Балидор сожалел.

Их было достаточно, чтобы Балидор отнёсся к предупреждениям Тарси очень серьёзно.

По той же причине большую часть своей жизни Балидор делал так, как научила его Тарси.

Он сдерживался; он смягчал свой свет хотя бы из-за силы, которой тот обладал.

Он закрывал его щитами, даже когда спорил с другими. Он закрывал его щитами на совещаниях Адипана. Он закрывал его щитами даже в обществе Моста и Меча, хотя они оба наверняка могли вынести то, что он мог в них швырнуть. К этому времени он поступал так скорее по привычке, нежели из сознательной потребности.

Это настолько отложилось на подкорке, что Балидор уже не замечал, как делает это.

До нынешнего момента.

До этого самого момента, когда впервые за долгое время он вообще не контролировал свой свет. Он не сдержался.

Он ничего не смягчил.

Его голос трещал от aleimi-света, от почти электрической энергии в Барьерном пространстве, а его аура полыхнула, мгновенно занимая больше половины комнаты. Она хлестнула как кнут, неся в себе столько жара и импульса, что Ярли резко дёрнулась, словно её ударили… нет, словно какая-то его часть врезала ей кулаком по лицу.

От вибрации этого заряда по aleimi комнаты пронеслась рябь.

Она ощущалась почти как горячий ветер.

Отголоски даже сейчас прокатывались рябью, врезаясь в неё почти осязаемыми волнами.

К тому времени Ярли далеко отошла от него.

Она стояла возле изогнутого изголовья кровати. Она дышала тяжело, уставившись на него и раскрыв глаза от явного страха.

Увидев этот страх, Балидор ощутил, как в горле встаёт ком.

Она никогда прежде не смотрела на него так.

Он не помнил, когда кто-либо в последний раз смотрел на него вот так.

Он не был уверен, что какой-либо его партнёр по сексу когда-либо смотрел на него так за четыре с лишним сотни лет.

Его затопил стыд, пропитавший его свет, и он быстро приглушил ауру своего aleimi. Он отстранил свой свет обратно к себе, смягчил и убрал за щиты, пока не нанёс ещё больше урона или не напугал её ещё пуще.

Его стыд усилился, когда Балидор увидел, что Ярли наблюдает за его действиями, а тот страх и насторожённость по-прежнему окрашивают каждый видимый участок её света. Осознав, что он только что сделал ситуацию между ними в сто раз хуже, Балидор почувствовал некую тщетность этого страха, смешанную с раздражением, которое заставило его вновь стиснуть зубы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Его вновь накрыло осознанием, что он натворил.

Это самое близкое подобие открытой угрозы, которое он когда-либо озвучивал в адрес его сексуального партнёра за всю свою жизнь.

Пожалуй, это самая открытая угроза, которую он озвучивал кому-либо за последние несколько десятилетий, если не считать Дигойза Ревика, когда он был в том резервуаре.

Но даже тогда Балидор не терял контроля над своим светом.

Даже когда он пинал Ревика в том резервуаре, Балидор не терял контроль над своим светом так всецело, как сейчас.

Воспоминание о тех неделях и месяцах лишь заставило его ещё сильнее стиснуть зубы.

Тогда Элли ссорилась со всеми, чтобы продолжить сессии с Ревиком. Тогда все назвали Элли безумной из-за её попыток вернуть Ревика. Тогда Элли приходилось лгать, утаивать информацию просто для того, чтобы проделать необходимую работу и достучаться до её супруга.

Подумав об этом теперь, Балидор вздрогнул, сжимая челюсти.

Ирония не укрылась от него… как и его двуличие… или карма… или что ему приходилось выносить сейчас.

— Я сожалею, — сказал он.

Подняв взгляд и вновь показывая примирительный жест видящих, он вздрогнул при виде лица Ярли. В её глазах по-прежнему сиял страх, но теперь она настороженно смотрела на него. Он видел там злость в сочетании с открытым неверием.

Злость нарастала у него на глазах.

— Я сожалею, — повторил он.

Ярли смотрела на него, не шевелясь.

— Мне лучше уйти, — сказал Балидор, сглотнув. — Мне лучше уйти…

— Да, — перебила она, до сих пор дыша слишком тяжело. — Тебе лучше уйти. Уходи, брат. Немедленно.

Он кивнул, выпустив спинку стула, за который держался. В какой-то момент конфронтации между ними он стиснул этот предмет мебели так сильно, что побелели костяшки пальцев, и не почти не замечал этого, пока не отпустил.

Он снова подобрал бронежилет со стула у двери, надел обратно и застегнул пару застёжек на груди, чтобы тот не распахивался.

Он уже поворачивался к двери-люку, ведущей в коридор, когда Ярли заговорила вновь.

— Скажи кому-нибудь другому, куда мне послать твои вещи, — произнесла она, и её голос всё ещё дрожал от страха. — Не возвращайся сюда, брат.

Ладонь Балидора только что прикоснулась к ручке двери.

Он поколебался на долю секунды, гадая, не стоит ли ему стараться усерднее.

Он задавался вопросом, не должен ли он хотя бы извиниться получше.

В то же мгновение до него дошло, что же слишком поздно.

Он потерял её не только как партнёршу.

Он потерял её и как друга тоже.

Хуже того, это осознание не вызвало в нём стыда или даже чувства вины. Ну, он чувствовал эти вещи, но не только.

Он ощущал также… облегчение.

Сглотнув, Балидор кивнул.

Затем, закончив начатое движение, он схватил Г-образную ручку и дёрнул её вниз, потянув дверь на себя. Выйдя в тёмно-зелёный коридор, он захлопнул дверцу.

Посмотрев на неё, он выдохнул.

Балидор подумывал пойти прямиком к Тореку, золотоглазому британскому видящему, который формально заведовал жилыми зонами на корабле.

Ему понадобится отдельная каюта.

И Торек был тем, кто должен выделить ему жилище.

Но обращение к Тореку означало практически обнародование ситуации. Ну, или придётся отдельно просить Торека не говорить, где он, и что он больше не делит каюту с Ярли.

Это всё усложнит.

Люди станут спрашивать его, что случилось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Балидор не был уверен, что готов иметь дело с такими разговорами.

С другой стороны, он не мог долго скрывать, где спит ночами. Элли и Ревику нужно знать, где он. И Врегу тоже. И любому разведчику в Адипане, если уж на то пошло.

И всё же у него имелось немного времени.