Не слепая вера - Джордж Вандеман

В нашем маленьком мире гора велика. Она огромна. В сравнении с ребенком она — гигант. Но ребенок — нечто большее, чем гора. Ребенок способен любить. Человек — нечто большее, чем звезда. Ибо человек способен преклоняться. Чудо из чудес, венец творения, шедевр Бога — это вы и я!

Я люблю представлять себе это так. Я люблю представлять Бога в окружении созданной Им Вселенной: миры спокойно парят в космосе, гигантские солнца безошибочно проносятся своим, проторенным в небесах, путем. Ни одна звезда не выходит из повиновения. Ни одно солнце не уклоняется от предначертанного ему курса.

Но не кажется ли вам, что Бог мог быть при этом одинок? Послушные звезды — это еще так мало, они ведь не могут думать.

Любящее сердце Создателя не могло удовлетвориться только пылающими, послушными солнцами, неспособными говорить, преклоняться или разумно общаться с Ним. И потому для Своего царства Он создал живых существ — возможно, миллионы по всей Вселенной. А еще Он создал человека. И сердце Бога и сердце человека объединились в счастливом, благодатном союзе.

А затем человек изменил Ему. И Бог снова стал одинок.

Человек на своей крошечной планете на краю Вселенной был потерян для Бога. И несмотря на множество небесных творений, окружавших Создателя, никто не мог заменить Ему человека. Сын Божий предложил отправиться на поиски и вернуть его. И Отец, охваченный неописуемой любовью к пропавшему роду, согласился с решением Своего Сына. Он дал согласие на Голгофу!

Понимаете? Крест был способом выразить одиночество Бога — Бога, который мог найти утешение, только вернув человека. Крест был признан стать мостом через пропасть, разделившую Бога и человека, между одиночеством Бога и неуспокоенностью человека, — он должен был вновь свести все воедино!

ГЛАВА 7. День, когда все началось

Однажды английский ученый Эрнест Резерфорд, отбиваясь от нападок членов комитета за его отсутствие на заседании, без тени смущения парировал: «Пожалуйста, говорите тише! Исследования, которые я только что закончил, наводят меня на мысль о возможности искусственного расщепления ядра. Если это открытие окажется правдой, то это куда более важно, чем война». Шел последний год Первой мировой войны.

Позднее, в 1927 году, в немецком городе Геттингене, во время беседы двух молодых студентов одного из них осенила догадка, что в основе солнечной энергии лежат термоядерные реакции легчайших атомов.

Наступили тридцатые годы. Ученые всего мира, казалось, были поглощены только одной идеей — выяснить, что заставляет вселенную двигаться. В 1932 году с открытием нейтрона был найден ключ к расщеплению ядра.

Прошло семь роковых лет. Никто не подозревал, что расщепление ядра уже идет полным ходом по всей Европе. Ученые просто отказывались верить тому, что показывали их приборы. Это было фантастически невероятно.

Один студент-атомщик сказал: «Бог по Его собственным непостижимым мотивам сделал в то время нас всех слепыми в отношении явления расщепления ядра».

Слепыми? Может быть. Но странным образом и неосторожно, подталкивая увидеть наперед, к чему все это может привести. Непреодолимо несомые гибельным водопадом, они боялись и не могли ничего понять. Один ученый заметил: «Единственное, что говорит мне о важности новой идеи, — это ужас, который я испытываю».

Потом появилась бомба. И многие из тех, кто делал ее, так до конца и не знали, что именно они создали, вплоть до того момента, когда, защищая свои глаза от ослепительной вспышки света, они услышали невероятный грохот того, что было создано их руками,

Огненный шар, похожий на кусок раскаленного Солнца, преградил наш путь — это был горящий осколок самой жаркой звезды. Раскаленная добела стрела ужаса была пущена в человека, он не мог забыть ее и избежать с ней встречи. Человек вмешался в тайны Творца. И в тот же момент на его глазах космический запор открылся, чтобы никогда больше не защелкнуться.

И разве в тот день мог хоть кто-нибудь усомниться в существовании Творца?

Альберт Эйнштейн сделал вывод, что расщепление ядра есть творение наоборот, потому что, если человек мог обратить материю в энергию, разве не мог Творец, еще до того, как мы пришли на сцену, обратить энергию в материю?

Мы уже привыкли воспринимать грохот атомной бомбы как оглушительный вестник Судного Дня. Но и в явлении расщепления ядра мы тоже можем услышать, если прислушаемся, эхо создания — дня, когда все началось.

А ведь могло быть и так, что Бог дозволил нам разделить атом для того, чтобы мы смогли понять, хотя бы примерно, как Он работает? Вот слова Давида: «Словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его — все воинство их… Ибо Он сказал, — и сделалось; Он повелел, — и явилось. (Псалом 32:6-9).

Крошечный атом заставил человека еще и еще раз подумать об этих словах. Его ослепительная вспышка, ярче тысячи солнц, напомнила человеку о величии Всемогущего Творца и о дне, когда все началось, о начале исторического пути нашей планеты.

Бог спросил Своего слугу Иова: «Где был ты, когда Я полагал основания Земли?.. При общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божий восклицали от радости?» (Иов. 38:4 7),

Сумеет ли ваше самое смелое воображение нарисовать эту картину? Представьте себе величественный, громовой голос Творца. Миры, летящие в космосе. Зажженные солнца. Мириады падающих звезд. Звучит сферическая музыка. И сыны Божьи, поющие хвалу своему Творцу!

Я спрашиваю вас, хотелось бы вам заменить это зрелище на вид амебы, где-то в далеком безграничном океане медленно превращающуюся в течение миллиарда лет в некую высшую форму жизни? Какую бы картину вы предпочли лицезреть?

Или вот такой вопрос. Кому из вас хотелось бы отнести события, которые произошли на Голгофе, в область размышлений и теоретизирования? Кому бы хотелось объяснить то, что там произошло, лишь случайностью, несчастным случаем, или назвать это мифом? Кто из вас хотел бы доверить свое будущее не руке, пробитой гвоздями, а долгому, медленному, неуверенному процессу перемен? Немыслимо, скажете вы.

И все-таки, единственное свидетельство о кресте, сделанное человеком, его единственная надежда о грядущем Царе находятся на той же книжной полке, что и сведения о мироздании. Отвергать Творца, когда Он словом одним дает мирам существование, — значит отвергать Его, умирающего на кресте на одинокой горе. Его, грядущего в один прекрасный день на быстро летящих облаках!

Библия, как вы понимаете, не просто названа хорошей книгой. Она или правдива, или нет. Она не может быть хорошей книгой и одновременно полной лжи. Она или есть Слово живого Бога, как она это утверждает, или нет. Одно или другое.

Если Творец не существует, то не существует и Спасителя. Это так же просто, как и серьезно.

Но как я могу делать столь поспешные утверждения? Могу, потому что Творец и Спаситель — одно и то же лицо.

Да, каким бы неожиданным для некоторых ни показалось это откровение. Творец нашего мира есть ни кто иной, как Тот, кто отдал Свою жизнь на этот мир. Послушайте вот что:

«Вначале было Слово. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков… и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал». (От Иоанна 1:1-10).

Эти слова, бесспорно, относятся к Господу Иисусу Христу, вашему и моему Спасителю, как Творцу всего. Создателю нашего мира. И также прямо говорит об этом Апостол Павел: «в Боге. создавшем все Иисусом Христом». «Бог… в последние дни сии говорил нам в Сыне… чрез Которого и веки сотворил». (К Ефесянам 3:9; К Евреям 1:1,2).

И здесь не должно быть никакой путаницы. В Священном Писании, от Бытия до Откровения, последовательно проходит одна мысль: у нашего мира есть Творец. И этот Творец — Иисус Христос.

Вы понимаете всю потрясающую важность того, что мы узнали? Тот, кто умер на Голгофе, и есть Тот, кто запустил миры в космос в день сотворения мира. Христос на Голгофе есть и Творец Бытия. Отрицать одного — значит отрицать другого!

Одному своему сомневающемуся ученику Иисус сказал так: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои». (От Иоанна 20:27).

Мы прикоснулись к шрамам на Его руках. Мы поклонялись Ему, как нашему Спасителю. Но сейчас, в наш ядерный век. Он просит нас отдать наши руки в Его власть и считать Его нашим Творцом.

Да, в ослепительном свете Бытия и благовествований, и среди нашего собственного беспокойного поколения возвышается только одна Личность — ваш и мой Спаситель. И центр всего — Голгофа.

Тот, кого пригвоздили к кресту на окраинах Иерусалима, не был ни самозванцем, ни заблуждавшимся фанатиком, ни великим учителем, совершившим ошибку на поприще общественных отношений, ни мучеником в неправедном деле. Нет, самого Вседержателя мира поддерживали грубо отесанные балки, простираясь от земли до небес, а люди взирали на это и ничего не понимали. В тот черный час, сам того не сознавая, человек лишал жизни своего собственного Торца!