Генка Пыжов — первый житель Братска - Печерский Николай Павлович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пойдем?
Степка снова отвел ботинок от глаз и сказал:
— Некогда заниматься чепухой. Меня вызывает секретарь комсомольской организации Аркадий Смирнов.
Странно! Я даже не знал, что Аркадий уже секретарь. Почему же он забыл о нашей дружбе и водится с каким-то Степкой?
— Зачем он тебя вызывает? — недовольно спросил я.
— Дельце одно хочет поручить нам, рыба-салака.
— Сам ты салака! Тебе поручать будет, что ли?
Степка провел последний раз щеткой по ботинку и, видимо оставшись довольным своей работой, сказал:
— Не только мне, братуха.
— Ты не обезьянничай! Говори толком!
— Я и говорю толком: тебе, Комару. А потом еще Тане и Мане. Вчера на Падун приехали. Хорошие девчонки. Из Ленинграда.
— Не хочу я никаких дел иметь с твоими Танями и Манями! Понял?
Я думал, что Степка начнет кипятиться, обзывать меня писателем и так далее, но ничего этого не произошло. Степка отвернулся и стал молча зашнуровывать ботинки. Ну что ж, не хочешь разговаривать, и не надо. Обойдемся и без тебя.
Я хлопнул дверью и вышел на улицу. Как насолить Степке? Пожалуй, лучше всего объявить ему бойкот. Не замечать, не отвечать на вопросы и, конечно же, не брать больше в руки веника и топора. Надо перетащить на свою сторону и Комара. Не дорога Степке дружба, пусть остается со своими Танями и Манями!
Приняв такое решение, я отправился разыскивать Комара. Падун — не Москва, человек здесь не затеряется. Я подошел к шестой палатке и увидел худощавого веснушчатого паренька с шапкой рыжих кудрявых волос на голове.
Комар вытряхивал из матраца серую пыльную труху. Рядом поблескивала степным золотом гора свежей пушистой соломы.
— Здравствуй, — сказал я и протянул мальчишке руку. —Ты Комар?
— Ну я.
— Дружить будем?
Комар подозрительно покосился на меня и спросил:
— Тебя Степка подослал?
— Ничего подобного! Я объявил Степке бойкот. Теперь мы с ним враги.
Лицо Комара оживилось. В глазах блеснули искорки.
— А не врешь?
— Вот еще! А почему ты со Степкой поссорился?
Комар помолчал, снова смерил меня недоверчивым
взглядом:
— Ивана Грозного он мне испортил.
— Какого Грозного?
— Того, что сына копьем убил. Подошел к картине и сказал: «Долой кровавых царей!» — и размазал все лицо.
Мне было очень приятно познакомиться с художником. Я помог Комару набить соломой матрац и вместе с ним пошел в палатку. В самом углу за фанерной перегородкой стояли две кровати, табуретка; над столом, прикрепленная булавкой к брезенту, висела картина. На ней были нарисованы зеленое море, черные скалы и человек с волосатым лицом.
— Кто это?
— Неужели не узнаешь? — удивился Комар.
Мне не хотелось огорчать нового товарища, но узнать, кого он изобразил на картине, я решительно не мог!
— Это Пушкин, — подсказал Комар. — С картины художников Репина и Айвазовского.
Но дружба дружбой, а кривить душой я не мог.
— Пушкин был молодой, а у тебя бородатый старик, — сказал я.
— Это не борода, а бакенбарды. Раньше все такие выращивали.
Комар помрачнел. Наверно, обиделся, что я не похвалил его картину.
— Ты думаешь, людей легко рисовать? — спросил он. — Даже у Айвазовского люди не получались…
— А ты бы рисовал только одно море, — посоветовал я.
— Без людей неинтересно…
Комар был прав. Картины и книжки без людей не стоят выеденного яйца.
Кстати, я сообщил Комару, что хочу писать о своей жизни, и пообещал показать ему тетрадку. — Пойдем завтра на порог, — предложил я Комару. — Ты будешь рисовать, а я писать. Идет?
Комар охотно заключил союз. Мы крепко пожали друг другу руки и поклялись дружить до гроба.
Так и начался великий заговор против Степки…
Глава одиннадцатая
ЧТО ПРИДУМАЛ АРКАДИЙ. У ПАДУНА. ИЗМЕНА КОМАРА
Степка встретил меня вопросом:
— Где ты ходишь? Целый час ищу!
Я сделал вид, что не расслышал. Сел к столу и начал перечитывать тетрадку.
— Ты что, оглох?
Я снова промолчал и еще внимательнее склонился над тетрадкой.
Степка подошел ко мне, сел напротив:
— Что за мода такая? Почему молчишь?
— Не о чем разговаривать.
— Чудило, чего сердишься? Я тебе штуку одну хочу рассказать.
— Какую еще штуку?
— А такую. Аркадий нам дело хорошее придумал.
И Степка рассказал мне, что придумал братуха Аркадий.
Наши плотники построили на Падуне несколько домов. Теперь мы должны помогать плотникам — выносить из домов мусор, стружки, мыть окна и двери.
— И это все? — разочарованно спросил я Степку, когда он закончил рассказ.
— Не нравится?
— Очень нравится. Ищи веник. Сейчас побегу.
Нет, я просто не понимаю — из-за такого пустяка отрывать человека от дела!
Я обмакнул перо в чернильницу и начал писать.
— Бросишь ты свою чепуху или нет? — вскрикнул Степка и даже стукнул кулаком по столу.
— Не стучи, пожалуйста! Из-за тебя кляксу посадил.
— Я тебе кляксу под глазом посажу! Понял?
— Мы еще посмотрим, кто кому посадит!
Степка поднялся из-за стола, расстегнул, а затем снова застегнул рубашку на все пуговицы.
— Значит, не хочешь помогать добровольцам? Тихо почти шепотом спросил он.
— Почему не хочу? Просто у меня нет времени. По-твоему, дневник чепуха, по-моему — нет. Мы друг друга не понимаем.
— Я тебя понимаю! Я тебя как облупленного вижу!
— И я тебя вижу как облупленного. Вот… А завтра я иду на Падун писать дневник про Братскую ГЭС.
— Ага! Ну хорошо, ты еще меня узнаешь!
— Можешь не «агакать»! Комар тоже со мной идет.
Когда Степка услышал про Комара, он даже глаза
вытаращил.
— Комар с тобой не пойдет. Он не такой пустоголовый, как ты. Писатель!
Степка не знал, что говорить, как выместить на мне свою злобу. Он долго смотрел на меня уничтожающим взглядом и вдруг крикнул:
— Бери веник, мети избу!
— Сегодня не моя очередь. Можешь посмотреть в календарь.
Крыть Степке было нечем. Он взял веник и начал молча мести избу.
На следующее утро, когда я проснулся, Степки уже не было. Возле моей кровати стоял веник. Я решил не связываться со Степкой из-за пустяков. Подмел избу, прибрал со стола и только тогда взял свою тетрадку.
Комар, как мы и договорились вчера, сидел возле палатки. Рядом лежали коробочка с масляными красками, кисточки и фанерка с дырочками от гвоздей. Я сразу же заметил, что Комар был какой-то скучный. Он вяло пожал мою руку и стал собирать свое художественное добро.
— Был у тебя Степка? — спросил я Комара.
— Был.
— Что ты ему сказал?
Комар вздохнул и почему-то отвел взгляд в сторону:
— Что я ему скажу? Мы же договорились — дружба до гроба.
Мы отправились к Падуну.
По дороге Комар все вздыхал и оглядывался назад.
— Чего оглядываешься?
— Ничего… Сегодня Степка с девчонками в домах прибирает…
— Ну и пускай прибирает. А нам веселее, правда?
— Конечно, веселее…
Пройдет несколько шагов — снова оглядывается. Лицо кислое, глаза бегают из стороны в сторону. Даже противно смотреть!
— Если хочешь, можешь уходить, — не вытерпел я.
— Я не хочу… Я рисовать буду.
— Рисовать же лучше, правда?
— Правда. Степка только обидится…
— Что ты пристал ко мне со Степкой? Иди к нему, я не держу.
Но Комар плелся за мной и все вздыхал, как старуха. Нет, таких товарищей у меня еще никогда в жизни не было!
Но вот наконец и Падун. Я сел под тенью березки, а Комар примостился возле самой воды, на большом сером камне. Я раскрыл тетрадку и задумался. О чем писать? Сначала надо рассказать о своем приезде на Братскую ГЭС и, конечно же, о Степке. О Степке я напишу посмешнее. Он будет разорять птичьи гнезда, дергать девчонок за косы и делать всякие другие глупости. Над портретом Степки тоже надо подумать. Нос — картошкой, большие, навыкате глаза. Под глазом можно посадить синяк, или, как говорил сам Степка, «кляксу».