Лунные бабочки - Александр Экштейн

— Куда ты нас привел? — укоризненно посмотрел на Хромова Лапин и тут же озаботился своим реноме: — Нас здесь не арестуют?

Возле сцены, с левой стороны, за столиком сидели трое мужчин с лицами трупов, сквозь тела которых проходит высоковольтная линия.

— Это дартуазеры староконюшенного направления джмейкерного декаданса, — попытался успокоить провинциального Лапина, не спускающего глаз с троицы, столичный Веточкин.

— Так это они? — удивился Стефан Искра, с трудом отрываясь от изучения названий блюд в меню. — Перфомансисты.

— А-а, преферанс, — ухватился Хромов за знакомое звучание и с сочувствием посмотрел на троих эпатажников. — Это же надо проиграться до такой степени. И куда только милиция смотрит?

— Это не дартуазеры, — вдруг подал голос Миронов, — это маньеристы.

— Маньеристы? — уже вполне равнодушно переспросил Хромов и взял в руки меню.

— Да, — подтвердил свои слова Миронов, — куртуазные.

Сидящие возле сцены мужчины были голыми, с раскрашенными телами, в желтых цилиндрах и дорогущих галстуках.

— А вот и я, — предстал перед друзьями слегка запыхавшийся владелец ресторана, бывший агент Гюрза. — Что будем пить и кушать?

— И то и другое, — пообещал ему Хромов и кивнул в сторону сцены: — Это что за карьеристы у тебя там сидят?

— А-а, — пренебрежительно махнул рукой хозяин «Арбатского АРСа», — это великие магистры ублюдочного пер-фоманса, поэты актюбинского ритма. В районе Арбата им иногда разрешают сидеть голыми в ресторанах в целях привлечения иностранных туристов. Не обращайте на них внимания. Итак, — он оглядел стол, — вас будет обслуживать Ван Ваныч, маэстро сервиса, гуру официантского искусства.

Элегантный Гюрза вежливо поклонился и отошел от столика, но, что-то вспомнив, вернулся и, наклонившись, тихо сказал Хромову:

— Все за счет заведения, сделайте одолжение бывшему агенту, не обижайте.

— Ладно, — кивнул головой Хромов, — не обижу.

После того как на столе появилось блюдо из жареных морских гребешков, японского риса со шкварками и котлетами «Сорочинские», после того как было подано филе оленя, сердце и язык в остром соусе и бульон из петуха и женьшеня с ягодами дерезы, после того как друзья съели по ножке ягненка, замаринованного накануне ночью в остром твороге и обильно политого ромом, только после этого они решились попробовать оригинальное блюдо «семужка пьяная» и эскарго из чего-то такого, что Хромов неуверенно назвал лапками каких-то маленьких птичек.

— Я тоже так думаю, — поддержал полковника Лапин. — Это болотные лебеди младенческого возраста.

— Лягушки, что ли? — догадался Миронов и, взяв со стола бутылку водки «Премиум», стал разливать по рюмкам.

— Вам хорошо, — вступил на путь благодушного завидования Хромов. — Вы все генералы, а я по-прежнему полковник.

— Ну уж нет. — Лапин понюхал водку и отставил рюмку в сторону. — Водку с добавлением мяты не пьют даже сборщики чая в Индии.

Мгновенно появившийся Ван Ваныч выдернул бутылку элитной «Премиум» со стола и заменил ее другой, с изображением национального символа Шотландии на этикетке — красной куропатки.

— Мне вот, генералу, — стал язвить Веточкин, взяв в руки бутылку, — купажированный скотч за две тысячи зеленых никто в ресторане по дружбе не поставит.

— Ну я же поставил, — возмутился Хромов, забирая у Тараса бутылку и с хрустом сворачивая с нее пробку. — И вообще, Тарас, не надо ля-ля, тебе вон Чигиринский прислал на день рождения бутылку «Мак Лауда» за семь тысяч баксов.

— Как же, — засомневался Веточкин, поднося к носу рюмку с «красной куропаткой» и жмурясь от наслаждения. — Это в Москве он семь тысяч зеленых стоит, а в Израиле двести пятьдесят шекелей, это во-первых, во-вторых, я об этой бутылке доложил начальству, и, само собой, ее забрали как вещественное доказательство «попытки подкупа со стороны моссадовской разведки».

— А то они Чигиринского не знают, — буркнул Хромов и тоже стал принюхиваться к рюмке с виски.

Миронов с уважением посмотрел на пустую рюмку и восторженно сообщил:

— Шотландское виски, однако.

— Между прочим, — Лапин приподнял рюмку и посмотрел сквозь нее на свет, — это виски от дистилляции до розлива в бутылки проверяют на качество шесть тысяч два раза.

После этих слов за столом на мгновение установилось почтительное молчание, друзья невольно остановили свой взгляд на «красной куропатке», таинственно мерцавшей на столе тяжелым янтарно-золотистым цветом.

Глава седьмая

Хотел бы я спросить у этого пришибленного классика, как ему пришло в голову восклицание «О утро, как ты благосклонно к молодым!». Со мной этот номер не проходит, мне гораздо легче договориться с вечером. Мое утро начинается в полдень, и оно совсем не обращает внимания на мою молодость. Мне двадцать три, глубокая дряхлость, уже пора задумываться о покое. Но кто же это там буреет и стучится в дверь мою, неужто Капитолина решила взыскать с меня квартплату в не подходящее для этого время дня и года? Иду, иду! Черт, кто это тут валяется рядом со мной? Значит, так, о Боже, как болит голова, ага, брюнетка, нет, не так, надо начинать с головы. Блондинистая голова брюнетки, внизу розовые пятки, размер ноги примерно тридцать пятый. Да иду же, иду! Интересно, как бы выглядело мое лицо, если бы размер ноги у моей соседки по кровати был сорок седьмой? Надо думать, это была бы уже не соседка. А ничего крошка. Иду! Где мои штаны? Ага, вот мои плавки…

— Здравствуйте, Капитолина Витальевна.

— Саша, ты мне балду не пинай, чтобы сегодня вечером все было чики-пики и бабки лежали у меня на столе за три месяца. Иначе щи сипец, я тебя выселю.

Капитолина Витальевна, тридцатилетняя преподавательница музыкального училища по классу духовых инструментов, была похожа на Фаину Каплан в период полового созревания, только гораздо выше ростом и в китайском шелковом халате до пят, в котором она ходила и по двору, благо флигель, снимаемый Сашей, находился в частном секторе. Кроме преподавания в музучилище, Капитолина Витальевна играла на саксофоне-теноре в духовом оркестре Дворца культуры металлургического завода, но денег все равно не хватало, и она сдавала отапливаемый и подключенный к водопроводу флигель в аренду студентам. В данный момент она курила сигарету и, прищурившись, смотрела на своего постояльца, двадцатитрехлетнего, недавно восстановленного в радиотехническом институте, после двухлетнего перерыва на армию, оболтуса, учащегося в институте лишь для того, чтобы оправдывать свой бездельный и разгульный образ жизни.

— Капитолина Витальевна, я, конечно, приложу максимум усилий, чтобы сегодня оплатить арендуемую мною виллу…

— Ты думаешь, я буду пробивать аллилуйю (выражать восхищение) по этому поводу, Саша? — одернула его Капитолина Витальевна. — Это тебе чесать щи, а мне деньги нужны. Не будет, — Капитолина Витальевна хмыкнула, — нарвешься на до-ре-ми-до-ре-до.

— На мой взгляд, неразумно требовать деньги в столь теплое время года, Капитолина Витальевна, наиболее эффективно такое требование в промозглый и слякотный месяц, похожий на декабрь…

— Гони деньги! — ткнула в сторону Саши Углокамушкина сигарету Капитолина Витальевна и, приподнявшись на цыпочки, заглянула через его плечо в глубь флигеля. — Это что там у тебя за морковка в гостях?

— Я еще не выяснил, — с досадой посмотрел на нее Углокамушкин, — вы так внезапно вторглись в арендуемые мною пенаты, что я прямо не знаю.

— Ладно. — Капитолина Витальевна порывисто развернулась и пошла к своему дому в глубине двора за кустами сирени. Остановилась посередине дорожки и, повернувшись к Саше, вновь ткнула в его сторону сигаретой: — Сегодня вечером — бабки за три месяца. Если не тугой, то поймешь, что я не шучу.

— О йес, — поклонился Саша, — мне призрак замка Моррисвиль обещал сегодня много тысяч золотых экю.

— Ну-ну, — усмехнулась элегантная квартиросдатчица, — мне без разницы, лишь бы экю были реальными.

Черт, она настроена серьезно, выгонит без раздумий. А что, если…

— Капитолина Витальевна! — позвал Саша «мисс экстравагантность». — А что, если я вам услугами оплачу?

— Какими это услугами? — вполне угрожающим и вполне заинтересованным голосом спросила остановившаяся Капитолина Витальевна и добавила: — По-моему, ты вплотную подошел к моменту, после которого наступит твое изгнание с применением физического насилия.

— Да нет, — махнул рукой Саша, — не то, что вы подумали.

— Я ничего не подумала, — весело расхохоталась Капитолина Витальевна, слегка порозовев лицом, — гусь ты лапчатый. Говори скорее, что там у тебя.

— Я обладаю даром ясновидения, — сказал Саша Углокамушкин, скромно потупившись.

— Кому это ты пытаешься вкатить телегу, а, перец? — Капитолина Витальевна с интересом посмотрела на Углокамушкина. — Эту байку ты лучше своей морковке рассказывай, а мне надо только сгрести деньги, и не на пиво, как тебе, а просто на то, чтобы на еду хватало.