Ко времени моих слёз - Василий Головачев

– Предлагаю найти этого мужичка и просканировать нашим «Беркутом». Сразу будет понятно, сенс он или не сенс.

– Сканер не всегда дает объективную оценку. Приказано наблюдать – будем наблюдать.

– Да я, собственно, не возражаю.

– Тогда начинаем, – прекратил разговоры Максим. – Поскольку мы не знаем возможностей клиента, работать будем с максимальной осторожностью, чтобы он нас не засек. Цепляем рации, экипируемся и вперед. Порядок следования обычный. Микроавтобус поведет Кузьмич.

– Я бы хотел…

– Отставить пререкания! Полчаса на сборы. Отсчет пошел.

Через двадцать минут группа подъехала к Институту летно-испытательной аппаратуры и заняла позицию.

Ничего особенно примечательного или демонического в облике Арсения Васильевича Гольцова не обнаружилось.

Чуть выше среднего роста, строен, хорошо сложен, по-спортивному подтянут, выглядит молодо, несмотря на залысины. Глаза карие, волосы темные, с проседью, губы крупноватые, но твердые, подбородок упрямый. Как заметил Шаман, такие мужики должны нравиться женщинам.

С этим замечанием согласились все. Было в лице, да и во всей фигуре Гольцова, нечто такое, что называется двумя словами: мужское обаяние. Мужик был явно умен, интеллигентен, умел одеваться и следил за собой. Да и выглядел действительно очень молодо, лет на сорок, но никак не на пятьдесят пять.

«Беркут», включенный Максимом при первом же появлении объекта, не сработал. Точнее, показал уровень энергетики Гольцова лишь на несколько процентов выше, чем у рядовых граждан. Примерно такие же данные он выдавал и потом, на следующий день, когда группа вела Гольцова в институт и обратно. Однако Шаман не спешил давать свою оценку биоэнергетики Арсения Васильевича, лишь заметил, что завлаб ИЛИА непростой человек и внутри его дремлет некая непонятная сил а, которую трудно выявить с помощью приборов.

– Это и есть твоя официальная точка зрения? – поинтересовался Максим.

– Это мое внутреннее ощущение, – сухо ответил Иван-Доржо. – Но я могу и ошибаться.

Тем не менее он не ошибся.

Вечером двадцатого января, когда Гольцов благополучно добрался с работы домой, «Беркут» внезапно зафиксировал вспышку торсионного излучения. Впечатление было такое, что Арсений Васильевич на несколько минут включил генератор пси-поля, уровень которого превысил среднестатистический фон на три порядка!

– Ни хрена себе! – изумился Штирлиц, очередь которого была носить сканер. – Он что, взорвался?!

Максим тоже удивился, но не столь эмоционально, так как доверял Шаману и ждал каких-то событий. Как оказалось – не напрасно.

– Кузьмич, что у тебя? – вызвал он по рации старшего лейтенанта.

– Клиент сидит в гостиной, в кресле, – отозвался Бурков, – и, по-моему, смотрит телевизор. Или спит.

Для полноценного наблюдения за объектом группа рассредоточилась.

Максим и Райхман гуляли вокруг дома, невзирая на мороз.

Шаман сидел в кафе неподалеку. Ему не нужен был визуальный контакт с поднадзорным, он следил за ним в «психоэнергетическом поле».

Бурков-Кузьмич расположился в доме напротив и наблюдал за окнами квартиры Гольцова в бинокль, соединенный с лазерным звукосчитывателем.

Писатель временно отдыхал, сидя с Шаманом в том же кафе и потягивая тоник. Он любил поговорить о смысле жизни, знал много анекдотов и веселых историй, и с ним было интересно. Правда, Шаман на его высказывания не реагировал, зато никогда не прерывал, что, естественно, нравилось всем, кто хотел поговорить.

– Шаман, – позвал Максим, – ты что-нибудь «видишь»?

– Солнце, – ответил Итигилов.

Штирлиц хихикнул, он слышал то же самое, что и все члены группы, соединенные радиосвязью.

– Иван Дрожжевич, ты что там пьешь?

– Не засоряйте эфир, – сердито приказал Максим. – Шаман, сканер высветил сто сорок эниобел, такого я еще не встречал! Выходит, наш клиент и в самом деле экстрасенс?

– Не знаю, – после паузы сказал Иван-Доржо. – Я чувствую очень мощный источник пси-поля, но не могу определить его природу.

– Что это значит?

– Источник связан с кем-то или с чем-то, что расположено не на Земле.

– А где, в космосе, что ли?

– Не знаю. Где-то глубок о. Точнее сказать не могу.

Максим хмыкнул, посмотрел на Райхмана, выдыхающего облачка пара.

– Интересный компот получается. Кузьмич, что у тебя?

– Объект зашевелился, чешет репу… встает, пошатываясь, будто принял сто грамм… идет к двери… не вижу ничего… опа!

– Что там?!

– Ну, дает старик!

– Конкретней, черт тебя возьми! К тому же он не старик, да и выглядит – дай бог каждому в его возрасте.

– Все равно ему далеко за полтинник. Ух, и хороша!

– Ты о ком?

– К нему девица-красавица заявилась. Целует его в щечку… снимает жакет… идет… жаль, не в спальню… собираются кофе пить.

– Я понял, – сказал Штирлиц. – Это его дочь.

– Да брось ты, он живой человек… хотя… – Кузьмич помолчал. – Может быть, ты и прав. Парень явно относится к ней по-отцовски. Но она действительно чертовски хороша!

– Я могу сменить Кузьмича, – донесся голос Писателя. – Хочется поглядеть на дочку клиента.

– Ей тридцать лет, – напомнил Штирлиц осуждающим тоном. – Она замужем, и у нее ребенок.

– Какое это имеет значение?

– Тихо! – стальным голосом оборвал подчиненных Максим. – Продолжать наблюдение!

Разговоры прекратились.

Максим и Райхман снова двинулись вдоль дома, плотнее запахивая куртки и опустив на уши клапаны шапок.

– Вообще не понимаю, что мы тут делаем, – вполголоса заметил Штирлиц через некоторое время.

Максим не ответил. Он думал о том же. Связь объекта с криминальным миром не подтвердилась. Гольцов редко выходил из дома, в основном пропадая на работе и встречаясь только с соседом по лестничной площадке, отставным полковником, как удалось выяснить. А его деятельность в качестве экстрасенса еще требовала подтверждения, как и фиксация сканером вспышки торсионного излучения. Вполне могло быть, что Арсений Васильевич не имел к ней никакого отношения.

Впрочем, в последнем Максим сомневался. Высокое начальство не послало бы его в Жуковский следить за простым человеком, не имея на то оснований. Сработавший «Беркут» весомо подтверждал подозрения, а также известную поговорку: дыма без огня не бывает.

– Зайдем в подъезд, погреемся? – предложил Райхман.

Максим посмотрел на часы: шел девятый час вечера, можно было бы и свернуть наблюдение, так как объект не менял распорядка жизни и вечером никуда не выходил. Но это было бы безответственно.

– Зайдем.

В подъезде было теплее, а главное – отсутствовал ветер.

Максим достал из сумки на плече небольшой термос, налил в колпачок горячего чая, выпил, предложил спутнику.

– Хорошо пошло! – кивнул Райхман, возвращая колпачок.

– Шаман варил, с травами.

– Ваня Дрожжевич знает толк в добавках.

– Внимание! – раздался в наушнике голос Кузьмича. – Девица собирается уходить, надевает пальтецо.

Максим и Райхман переглянулись.

– Уползаем отсюда?

– Сделаем вид, что мы соседи, возвращаемся домой. Или идем в гости.

Где-то вверху хлопнула дверь, по лестнице застучали каблучки. Появилась девушка, застегивающая на ходу модное пальто-труакар золотистого цвета. Она сбежала вниз, покосилась на пропустивших ее мужчин, и у Максима екнуло сердце.

Девушка была очень мила!

Высокая, стройная, длинные ноги в сапожках на высоком каблуке, нежный овал лица, большие зеленые глаза, пухлые губы, роскошные пушистые волосы по плечи. И во всей фигуре некий подсознательный п р и з ы в, теплый шарм, вызывающий влечение, уверенность женщины, знающей себе цену и не скрывающей своей сексуальности.

Бухнула входная дверь.

Незнакомка исчезла.

Райхман шумно выдохнул:

– Ну и ну! Прав был Кузьмич. В такую не грех и влюбиться!

Максим опомнился, сбежал вниз, распахнул дверь.

Девушка торопливо шла по тротуару к соседнему дому, зашла в булочную.

– Ты что, командир? – появился озадаченный Штирлиц. – С дерева упал?

Максим не ответил. Он и сам не понял, почему отреагировал на дочь Гольцова таким образом. Но ничего не мог с собой поделать. Захотелось догнать незнакомку и предложить горячего чая. Немедленно! Потому что такие случаи не даются дважды, в этом майор не сомневался ни на йоту.

– Ее зовут Марина, – на всякий случай сказал Штирлиц безразличным тоном. – У нее дочь Стеша, десять лет. Редкое имя, между прочим.

Девушка вышла из булочной, держа в руке пакет. А вслед за ней выскочили двое парней в спортивных курточках и вязаных шапочках. Они догнали дочь Гольцова, преградили ей дорогу, размахивая руками. Она попыталась обойти их, но высокий парень в черных кожаных штанах схватил ее за руку, жестикулируя, показывая куда-то в сторону дороги. Там ожила стоявшая у тротуара грязно-белая «Лада-112», медленно двинулась вперед.