Битте-дритте, фрау-мадам - Дия Гарина

Панфилова действительно била дрожь. То есть это ему казалось, что била. На любящий и тревожный взгляд жены Саши он ничем не отличался сейчас от обычного Алешки. Может быть, только двигается чуть более скованно. Но это, наверное, последствия комы. Саша с усилием отогнала от себя эту мысль. Не нужно. Все в руке божьей: будет, как будет. Она даже усмехнулась про себя, привычно одернув любимый пиджачок. В последние годы мысль о Божьем промысле все чаще и чаще начала застревать в хорошенькой головке Панфиловой.

— Что он тебе ответил? — спросила она, кивая на стиснутый в руке мужа мобильник.

— Как обычно, ничего. — Поверить в спокойствие Алексея мешали только упрямые желваки, время от времени каменевшие на скулах. — Сказал, что сейчас не может обсуждать этот вопрос — слишком занят. Сказал, что в течение дня выберет время и сам со мной свяжется.

— Иловский сам с тобой свяжется? — нахмурилась Саша, чья внешность куклы Барби не раз обманывала тех, кто пытался ее обмануть. — Мне это не нравится. Что-то не так.

— Что-то не так, — повторил Алексей, погружаясь в глубокую задумчивость.

Но насколько «это не так», супруги даже не догадывались.

Неожиданно из-за угла коттеджа, который Панфиловы называли своим уже целых пять лет, появились двое неизвестных мужчин. Оба одинаково худощавые, одинаково седые и одинаково высокие. Но при этом никто не рискнул бы назвать незваных гостей даже дальними родственниками. Хотя по возрасту один другому явно годился в сыновья.

Над морщинами мужчины, шедшего чуть позади, время трудилось лет эдак девяноста. И своей работой могло заслуженно гордиться. «Божий одуванчик», — пробормотала про себя Саша, переводя взгляд на второго мужчину, на ходу прячущего мобильник в карман белых джинсов. «Старый больной волк», — охарактеризовал старика Алексей и следом за женой впился глазами в его более молодого спутника.

«Лет двадцать назад за ним девки табунами бегали, — Саша Панфилова с усилием отвела взгляд от лица приветливо улыбнувшегося мужчины. — И он бегал. Только, кажется, не за девками».

Алексею же мужчина в белых джинсах почему-то напомнил соседского добермана, не оправившегося от смерти хозяина и только по привычке охранявшего проданный другим дом.

— Доброе утро, Алексей Михайлович, — поздоровался «доберман» каким-то осипшим голосом.

— «И как это он простыть умудрился в такую жару? — мелькнуло в голове у Саши. — Мороженного, что ли, объелся?»

— Вы уж простите, что без приглашения, — между тем продолжал мужчина. — Но у нас к вам очень интересное предложение. Надеюсь, оно вас заинтересует.

— С чем пожаловали и кому обязан? — нахмурился Алексей, подивившись про себя, до какой степени продвинулся в постижении дворянского этикета, благодаря дурному примеру Виктора Зацепина.

— Разрешите представиться… — начал было «доберман».

Но тут Саша, тоже вспомнившая о хороших манерах, предложила:

— Пройдемте в беседку. Думаю, чашечка кофе никому не повредит.

Панфилов бросил на нее удивленный взгляд. Обычно супруга категорически отказывалась от высокого звания официантки и под любым предлогом покидала коттедж, когда деловые встречи происходили на их территории. А Саша все никак не могла отделаться от ощущения, что этих гостей нужно задобрить сразу. Особенно того, что помоложе. Она с удивлением обнаружила, что строит непонятному чужаку глазки, и, не дожидаясь ответа, пошла в дом.

— От кофе не откажемся, — запоздало кивнул «молодой». Старший же не произнес за весь разговор ни единого слова. В глубоко запавших глазах отчетливо просматривалось отражение вечного покоя, уверенно маячившего впереди.

— С чем пожаловали? — попугаем повторил Панфилов.

— Может, все-таки присядем? — вопросительно поднял бровь «доберман». — Сами видите, мой клиент — человек весьма преклонного возраста. И сегодня едва не попал в вашу местную больницу с сердечным приступом.

— Сюда, пожалуйста, — Алексей кивнул на притаившуюся за деревьями беседку и, на правах гостеприимного хозяина первым двинулся по выложенной крупным булыжником дорожке.

Когда визитеры удобно расположились в плетеных креслах, а Саша доставила на блестящем подносе все, что необходимо истинным знатокам кофейного напитка, неожиданно заговорил старик. Впрочем, с тем же успехом он мог и молчать. Саша и Алексей не поняли ни единого слова, поскольку изъяснялся «божий одуванчик» исключительно по-немецки.

— Господин Зольден говорит, — просветил удивленно замершую чету «доберман», — что от своих деловых партнеров не раз слышал хорошие отзывы о вашей чудо-воде. Он прибыл в Россию, чтобы вести с вами переговоры о создании на базе вашей линии крупного совместного предприятия и обеспечить «Панфиловской» выход на рынки Евросоюза.

— Подождите! — вскинул руки Панфилов. — Мне очень неприятно отказывать господину Зольдену, но он опоздал. Я продаю свой бизнес и переезжаю в Москву. Сделка будет заключена в ближайшее время, так что…

— Нет, это вы подождите! — рыкнул «доберман»-переводчик, но тут же спохватился и тихим проникновенным голосом продолжил: — Ведь вы еще не знаете, какие условия хочет вам предложить один из самых известных бизнесменов Баварии.

И быстро затараторил на немецком, то и дело по-собачьи заглядывая в глаза старику.

«Ну точно доберман», — внутренне улыбнулся Пранфилов. А вслух произнес:

— Боюсь, любые условия, которые мог бы мне предложить столь уважаемый коммерсант, для меня неприемлемы. Сожалею, господин…

— Штольц, — буркнул переводчик.

— К сожалению, господин Штольц, я должен просить вас перевести мой отказ господину Зольдену, вместе с заверениями в моем глубоком уважении…

— Вы не хотите даже выслушать условия?

— Вы правы, не хочу.

Штольц снова повернулся к нахмурившемуся старику и разразился настоящей речью. Саша и не подозревала, что одно предложение можно переводить так долго. А в чем она была почти уверена, так это в том, что «божий одуванчик» если не говорит по-русски, то понимает почти каждое слово. Проникновенный матерный диалог остановившихся у изгороди подростков вызвал на лице старика чуть ли не одобрительную улыбку.

Пока Саша пыталась понять, что же это значит и значит ли вообще, господин Зольден тяжело поднялся и, коротко поклонившись, шаркающей походкой двинулся к выходу.

— Я надеюсь, что вы передумаете, — очень серьезно сказал переводчик, проходя мимо Панфилова, — Вы даже представить не можете от чего отказываетесь. Вот вам номер моего мобильного. На всякий случай.

Между скучавшими без дела кофейными чашками опустился желтоватый листок визитки.

— До свидания, господин Панфилов.

Штольц двинулся следом за своим патроном, и вскоре две высокие фигуры скрыли заросли еще не распустившихся «золотых шаров».

— Странные какие, — пробормотала Саша, передергиваясь от непонятного озноба. Словно рядом пронеслась лишенная твердой руки обезумевшая лошадь. Она с детства боялась лошадей…

— Странные, — согласился Панфилов, — Но сейчас меня волнует не это.

Не проронив больше ни единого слова, он направился к крыльцу, возле которого, метя некупированным хвостом красноватую пыль, извивалась в ожидании хозяйской ласки лохматая кавказская овчарка. Задумчивая Саша пригубила наконец кофе и, вертя в тонких ухоженных пальцах прямоугольник визитки, отдалась созерцанию выбеленного подступающей жарой неба.

— Ты уже неделю меня пытаешь. — Развалившийся на песке Николай, рассеянно посмотрел на меня сквозь прищуренные веки. — Про что еще вам рассказать, госпожа следователь?

— Про Зацепина, — не колеблясь, попросила я. — То, что вы с Панфиловым — одноклассники, я и сама догадалась. А вот про вашего Виктора Игоревича хотелось бы послушать. Занятный он человек. Как будто не из этого мира.

— Точно. — Борода Николая уставилась в безоблачное небо. — Я не зря же сказал, что он наш уездный предводитель команчей. Все так и есть. Витек-то не хухры-мухры — председатель нашего местного дворянского общества. Задвинут на этом по полной программе. Вообще-то это его усадьба. Прадед его здесь барином был. Только разорился перед самой революцией. И уже дед Зацепина в Ухабове простым бухгалтером работал. А в Великую Отечественную партизанил. Как раз в этих лесах. Так они и познакомились.

— Кто они?

— Леха с Зацепиным. У Лехи ведь дед тоже тут партизанил. Вот он и пришел однажды в наш музей узнать, нет ли каких материалов об Алексее Панфилове. Его деда тоже Алексеем звали. И нарвался аккурат на Зацепина. А у того целая диссертация про наш партизанский отряд уже была. Так они и подружились. Витек Леху даже два раза в свое Дворянское собрание брал. В свою веру обращать. За царя и Отечество. Потом лагерь этот придумал. Кстати, на сегодняшнем балу весь цвет уездного дворянства соберется. Менуэты танцевать.