Соперник Византии - Виктор Алексеев

То ли провидение Господа, то ли слово патриарха, но ровно через два дня запыхавшиеся царские мужи принесли весть, что император приглашает королеву Элгу и всю свиту на ипподром, на бега, а потом на ужин.

Будто вся Византия собралась на ипподроме: красные, голубые, зеленые и белые стяги реяли над рядами людей, на головах которых были такие же повязки. Они шумно вели себя, но в своем отведенном для них секторе, разделенном высокими стенами. Стража, окованная во все железное, стояла и у стен, и в проходах, и у самой арены. Только из ложи императора можно было видеть все сектора и все, что происходило на ипподроме. Ольгу посадили по левую руку императора, справа сидела императрица Елена, потом Роман и Феофано. Все гости и приближенные двора сидели сзади, а потом охрана, закованная в железо.

Бега начались с марафона. Группы бегунов, синих, красных, зеленых и белых, бежали по кругу, и в конце один, что вырвался вперед и оставил всех позади, получил от эпарха мешочек с миллиарисиями и лавровый венок на голову. Потом появились колесницы. Они делали крути за кругами и каждый сектор взрывался: гудел, гремел литаврами и звуками рогов. Наконец, проделав бесконечное количество кругов, вырвался вперед наездник в голубом. Княгиня искоса наблюдала за лицом императора и поняла, что болеет он за голубых, потому что губы у него вытянулись, а длинные холеные пальцы вдруг защелкали. И когда победитель вышел и поклонился ложе императора, Елена передала мешочек с деньгами. Но главное было впереди - соревнование конников. Это была большая группа всадников, разделенная на две части. В группе находились конники разных цветов, все они сгрудились у старта и ждали команды. Вихрь пыли, гул криков и возгласов, музыка органов висели над ипподромом, и трудно было распознать, кто, как и насколько опережает. Они будто слились в один клубок и катились по ипподрому, не давая никому вырваться вперед, но вот медленно, вначале на голову, а потом на целый корпус выдвинулся зеленый, так и завершив гонку первой группы. Ольга по пальцам императора поняла, что он недоволен, они нервно застучали по перилам и остановились, когда во второй группе всех обогнал голубой. Но это был не конец. На арену вышли циркачи, факиры и фокусники. Они забавляли публику разнообразными и удивительными приемами обмана, иллюзий и явного шельмования. Но публика так же восторженно принимала и провожала их. И вот последний, финальный заезд двух выигравших конников. Мертвая тишина объяла весь ипподром и длилась первые два круга, пока один чуть-чуть не выдвинулся на полголовы лошади. Будто лопнула струна, вопли, крики отчаяния, а потом рев чудовища вырвался в пространство. И это, казалось, хлестнуло лошадь голубого настолько сильно, что она буквально рванула вперед и почти на корпус обогнала соперника. Когда лошадь и наездник подошли к ложе императора, тот поднялся во весь рост и метнул победителю увесистый мешочек с золотом. Ревел ипподром, наездник в венце из золотых листьев, подняв руку с императорским мешочком, обходил арену, а за ним еле-еле, будто сейчас рухнет, двигалась уставшая до изнеможения лошадь.

Снова по особому переходу русичи отправились в Великий дворец уже на ужин, устраиваемый императором.

Снова Золотая палата, ряд длинных столов, сверкающих золотой и серебряной посудой; мясо - баранина и свинина; жареная и копченая птица, фрукты и вино. Во главе стола император и приближенные мужского пола, купцы, знающие русский язык. Русичи скромно уселись по почету и рангу, более знатные и почитаемые ближе к императору, но не знали, как себя вести в столь незнакомом доме и незнакомой обстановке. Но более всего их привлек не сам император, а бокалы, что были поставлены перед каждым человеком.

Стеклянные, тонкие, высокие, прозрачные и, казалось, такие хрупкие, что не дай бог возьмешь в руку, и он раздавится или расколется, разливая красное вино на стол и вокруг. Когда слуги наполнили все бокалы красной ароматной влагой, трон императора поднялся, и он негромко заговорил:

- Мы никогда не устраивали таких встреч с людьми торговыми, но для того, чтобы вы почувствовали, как мы уважаем королеву Элгу, а вы частица ее, и, думаю, не самая маловажная, потому предлагаю осушить бокал за нашу гостью - королеву Руси!

- Слава! Слава! Княгине Ольге!

Купцам и другому люду пришлось взяться за бокалы, и вопреки их опасениям они не раскололись и не рассыпались. Купцы только потянулись за закуской, как император снова заговорил:

- Я вынужден вас покинуть, потому что меня ждет королева Элга. Я думаю, что наши переговоры будут успешными, в чем вы успели убедиться, - и он жестом показал на эпар-ха, который угодливо и подобострастно кивал императору, а потом и гостям. Но тут поднялся анепсий, как его прозвали греки, то есть ближайший родственник Ольги, брат, киевский боярин Ян Плесковитин, тот, что по повелению князя Игоря построил город Углич, а ныне глава мужской половины свиты княгини, только что крестившийся в соборе Софии Премудрой. На правах старейшины он громко провозгласил:

- Слава божественному императору!

Бояре, купцы и приглашенные поднялись с бокалами и по-русски трижды повторили:

- Слава! Слава! Слава божественному императору!

Константин Багрянородный с мягкой удовлетворенной улыбкой покинул ужин.

Ольга опять оказалась в семейном кругу императора, но кроме императрицы, ее сына и невестки за столом сидели две очаровательные девчушки в пышных голубом и белом платьях и с тонкими на головах, под цвет нарядов, похожими на обручи диадемами.

Ольга залюбовалась младшей, у которой были такие пышные, почти красные волосы и с откровенной хитринкой глаза, то суживающиеся, то широко распахивающиеся. Она во все глаза осматривала княжну, будто искала, пытаясь выяснить, что же такое северная королева и почему она совсем не похожа на снежную, а такая же, как и все. Наверное, ей хотелось даже потрогать ее, но, видимо, сдерживал этикет.

«Думающая девочка», - мысленно отметила Ольга. Вторая, постарше, была попроще, раскованная и неусидчивая, вертелась в кресле, что-то убирая или поправляя в наряде, и без конца теребила Феофано, задавая шепотом какие-то вопросы. Та с улыбкой отвечала ей, тоже шепотом, но поглядывая на императрицу. Вопросы, видимо, были слишком наивными. Ольге даже удалось заметить, что девочка прятала в руке маленькую куклу-негритенка. Император недолго заставил себя ждать. Появился с улыбкой, видимо день с выигрышем его любимой команды, громовое приветствие русов подействовали на него благотворно, подошел к столу, перекрестился, то же самое повторили присутствующие и приступили к трапезе. Ужин императора продолжался недолго. Слуги подавали те яства, на которые указывали члены семьи. Но как только Константин Багрянородный заметил, что Ольга закончила есть розовое воздушное суфле, он жестом пригласил ее на открытую веранду. Они спустились с веранды и пошли вдоль парапета, за границей которого стояло зеркало моря, только изредка оно приподнималось, будто вздыхало, намекая на то, что оно живое. Вечерний вид Пропонтиды отсюда, из ротонды, до которой они вскоре дошли, был прекрасен. Император молчал, видимо, давая Ольге почувствовать картину открывшегося пейзажа: в голубой жидкости неба плавающий желток солнца, розовые холмы и скалы облаков, черная полоса горизонта и изумрудная чаша моря. Ольга действительно на минуту замерла, но серьезность встречи, ее главная цель заставили сосредоточиться на другом. И она первая заговорила:

- Базилевс, меня волнует ваша любовь к хазарскому царю, ваши родственные отношения, ваша помощь в строительстве крепости Саркела на реке Танаис [28] и возможности перевозить на греческих судах русских пленников, которых захватывают в набегах и продают в рабство. И неужели вы намерены помогать им дальше, строя еще какие-то крепости?

- Боже, сразу столько вопросов! Давайте по порядку. Какая любовь, королева? Иудеи неблагодарны. Мы действительно хотели наладить с ними добрососедские отношения. Это было, когда они выступили вместе с нами против арабов. Мы посылали к ним наших миссионеров во главе с Кири-лом-философом, построили для них крепость Саркел, помогали их купцам торговать повсюду, нанимая наши корабли. Но с тех пор как иудеи взяли власть в Хазарии, для них не стало других почитаемых народов. Варвары, язычники, мусульмане и христиане, римляне, греки, франки, испанцы, русы, печенеги и все другие для них не люди, а свиньи, хуже псов. Поэтому они торгуют людьми, невзирая ни на что. А их купцы-рахдониты [29] омерзительны. У них нет ничего святого. А в нашем противостоянии с арабами они приняли сторону мусульман-суннитов. Много раз предавали нас, открывая ворота городов врагу, а жителей скупали и продавали в рабство. Мы вынуждены были выселить их из империи, так они в отместку разрушили христианскую церковь в Итиле, а многих христиан побили и пустили по миру. Так вот, о какой же любви может идти речь, королева?