Украинский гамбит. Война 2015 - Михаил Белозеров

Костю Сабурова даже сравнивали с новым Гонгадзе. Когда он сидел свои два месяца в тюрьме Севастополя, ему не раз намекали, что он может разделить судьбу этого журналиста. Конечно, он понимал, что его пугали, что слишком большие силы были заинтересованы в его освобождении. Но чем черт не шутит? Отведут на берег моря, шлепнут и кинут в воду. Скажут, что утонул при попытке бегства. Даже когда его этапировали в Казачью Лопань, он не предполагал, чем все кончится. Вначале он даже не знал, куда его вообще везут в плотно запечатанном вагоне – на восток или на запад. Потом уже по солнцу сориентировался.

Поэтому в Москве Костя всегда ощущал на себе груз этой давней истории. Но когда ему предложили возглавить группу, которая направлялась в Восточную Украину, где назревал военный конфликт, он ни минуты не колебался. Правда, Ирка испугалась и долго плакала в последний вечер. Ночь у них получилась скомканная в прямом и переносном смысле. В прямом – потому что от простыней ничего не осталось, а в переносном – потому что они просто не выспались из-за ее истерик, любви, секса и слез. Тогда он понял, что никакого француза не было, а было его обостренное воображение.

Теперь Костя все чаще думал об Ирке. Жениться или не жениться? Черт его знает. Вроде как она искренняя и любит до безумия. А с другой стороны… Его пугала Иркина способность к сценам, хотя ее шикарные ноги ему по-прежнему нравились. Может, постепенно ее переделаю под себя, наивно думал он. Надо основательно почитать Фрейда и Юнга, в универе я как-то пропустил этих авторов. Почему-то он был уверен, что классики психоанализа помогут ему разобраться в личной жизни.

* * *

Бензин слили из «БМВ», и Костя, который плохо знал город, то и дело спрашивал у Игоря, куда рулить.

Инстинктивно Игорь Божко стремился отъехать от квартала ППУ подальше, поэтому они поехали проспектами, которые шли перпендикулярно улицам.

Черт знает, может, у них там снайперы сидят? – подумал Костя, крутя баранку. Они выскочили на улицу Артема, напротив стадиона «Локомотив», и свернули направо, в центр. Дорога оказалась свободной, хотя две недели назад пиндосы учинили здесь форменную бойню – сожгли автомобильную пробку. Теперь об этом напоминали лишь груды искореженного металла на тротуаре под обгорелыми тополями да выбитые окна в домах справа. Памятник Бубке устоял, только шест погнулся.

На пересечении с проспектом Мира, как раз там, где с одной стороны находилась кафешка «Украинские стравы[34]», а по диагонали от него – Царь-пушка, им показалось, что опасность миновала и можно вздохнуть с облегчением, но в этот момент с проспекта Мира выскочил черный джип-«чероки» и с пронзительным визгом перегородил дорогу.

– Черт!.. – выругался Костя.

Его заслуга состояла в том, что он не заглушил двигатель и что газель стала боком к джипу, а это давало некоторое преимущество в плане обзора. Видно, те, кто сидели в джипе, были очень уверены в себе.

Все застыли как парализованные в ожидании развития событий. За тонированными стеклами ничего не было видно. Однако, как только передняя дверца со стороны пассажира с щелчком приоткрылась, Игорь ударом ноги распахнул боковую дверь и высунул ствол ПКМ, клацнув затвором. Сашка судорожно дернулся со своим АК-74М. Но Игорь зло и резко произнес:

– Сиди, не рыпайся!

Костя бросил взгляд на зеркало заднего обзора: Завета, кусая губы, забилась за ящик с оборудованием, Игорь сидел, упершись ногами в стенки салона, и у него был нехороший оскал, как у хищного зверя. Сейчас он их всех убьет на фиг, понял Костя.

Дверь джипа все-таки открылась, и из-за нее появился тот, кого он ожидал увидеть меньше всего – начальник следственного отдела Каюров, который участвовал в допросах, когда Костя сидел в СИЗО Севастополя.

– О! – воскликнул Каюров, но из-за капота не вышел, заметив Игоря с пулеметом. – Старые знакомые! А я думаю, кто здесь партизанит?! Чувствуете себя здесь как в Крыму?

– Вы здесь тоже сидите как на вулкане! – ответил Костя. – Похоже, ваша власть кончилась.

– Ну, это мы еще посмотрим, – заметил Каюров. – А пока надо ответить за нападение на государственное учреждение.

Каюров был толстым, лысым, короткопалым якутом, с круглым как блин лицом держиморды. Он между делом любил пошутить насчет моря, побега и пули в затылок, был ярким представителем этномутантов, которые быстренько приспособились к фашиствующей власти и плохо говорили даже на украинском суржике. В основном его интересовала идея ассимиляции русских: как к этому относятся в России и насколько далеко можно зайти в этом вопросе, чтобы ее не раздражать. Помнится, они даже поспорили об Иванах, не помнящих родства. Каюров выразил мнение, что для этого потребуется два-три поколения этномутантов и дело будет в шляпе.

– Но это же не менее ста лет! – воскликнул Костя.

– Мы ускорим процесс.

– Каким образом?

– Не важно, но ускорим. А антирусинам мы дадим то, чего у вас нет!

– Чего же?

– Крепкую руку.

– А кто не захочет?

– Кого-то купим, кого-то запугаем, а для остальных: чемодан – вокзал – Россия или смерть на оккупированных территориях. Евреев тоже можете забрать к себе. Они нам не нужны.

– А они у вас и не остались, – парировал Костя. – Где они? Ау, украинские евреи!

– Не передергивайте, – нервно сказал Каюров.

Должно быть, он, как все ренегаты, ненавидел весь белый свет.

– А то что?..

– Ничего. Потребуем наши Кубань и Ростов! И что вы будете делать?!

– Неужели вы собрались воевать с Россией? – удивился Костя.

– К тому времени мы будем ядерной державой, за нами будет НАТО и весь демократический мир!

– То есть вы хотите построить фашизм в отдельно взятом государстве?

– Что-то вроде этого, – нехотя согласился Каюров.

– Где-то это я уже слышал, – насмешливо сказал Костя, – только там было все наоборот.

Однажды Каюров проговорился, что является членом СНА и что передавал свой опыт ведения допросов в летних лагерях кавказских боевиков.

И вот теперь он стоял за капотом машины и напоминал о том, что надо ответить за нападение на госучреждение.

– Пошел… пошел отсюда! – не выдержал Игорь. – А то продырявлю!

Он, как всегда, стал заводиться с полоборота.

Костя совершенно случайно бросил взгляд на зеркало бокового обзора: со стороны разбитой кафешки «Украинские стравы» крался человек с оружием в руках. Костя чисто рефлекторно захлопнул дверь и переключил на заднюю передачу. Хорошо, что не заглушил двигатель. Шины взвизгнули, когда он круто сдал влево, выворачивая руль. Сашка Тулупов, качнувшись вперед, снова ткнулся лбом в ствол автомата. Одновременно в руках Игоря, как сумасшедший, загрохотал пулемет, и на пол, как семечки, посыпались дымящиеся гильзы. По салону словно ударил град, в лобовом стекле возникло несколько дырок, и оно пошло трещинами. Но Косте было не до этого, единственное, чего он боялся, – налететь на бордюр и перевернуться, да и опыта движения задним ходом у него было совсем мало. Но им повезло. Они не наскочили ни на бордюр, ни на ржавые остатки машин и даже не перевернулись. И Костя, похоже, сшиб нападающего, потому что раздался сильный удар и стрельба прекратилась.

Сашка Тулупов догадался прикладом выбить переднее стекло и стал палить почем зря длинными очередями в стремительно уменьшающийся джип. Едва ли он в него попал, но зато заставил людей рядом с ним упасть на землю.

– А ну! – Игорь выставил на капот сошки ПКМ и в тот момент, когда Костя остановился напротив «Локомотива», чтобы переключить передачу и развернуться, разрядил в перекресток остаток обоймы.

После этого инцидент можно было считать исчерпанным, потому что со стороны черного джипа больше не стреляли. Впрочем, Косте было не до этого. К джипу сбегались какие-то люди, и надо было побыстрее уносить ноги.

Бардак в этой стране имел и очевидный плюс – ездить можно было даже без номеров. Сколько Сашка ни сопротивлялся, а Костя еще три недели назад заставил его снять московские номера и замазать белой краской огромные буквы на стенках салона: «Телевидение Рен-тиви», потому что каждый уважающий себя «наци», а тем более узколобый этномутант считал своим долгом выстрелить по машине с такой рекламой. Не любили «наци» телевидение. Тем более российское. А этномутантам было все равно кого убивать. На то они и этномутанты. Это означает, что ожесточение достигло предела, думал Костя, крутя баранку и ожидая новых выстрелов. Но было тихо, только ветер, врывающийся в машину, свистел в дырках от пуль и осколков.

На свой страх и риск Костя проскочил через дворы, и минуты через три они беспрепятственно проскользнули мимо университета и вереницы троллейбусов в сторону парка, и только на Щорса он заметил что-то неладное и остановился. Игорь был ранен. Не тяжело, но крови было много. Пуля прошла слева от шеи и зацепила мышцы.